-Так обещать то всё можно, выполнять не обязательно.
-Ну-ну, вам виднее.
-Реалии жизни, знаете ли…
-Реалист вы мой, выходит я не по адресу заявился, а ? Не слышу ответа. Получается, мне пора на книжную полочку, в раздел фантастики, да мистики ? Хорош гусь, нечего сказать. Только промашка вышла, дорогой товарищ, не смотря на весь ваш реализм, да ещё с такой программой.
-Не хуже, чем у других.
-Э-э, совсем оклемался. Ну значит можно и к делу приступать.
При этих словах у Ивана Михалыча снова противно задрожали коленки.
-Да не волнуйтесь вы так. Все равно рано или поздно пришлось бы вами заняться. По просьбам трудящихся, хе-хе-хе.
-Это что-то из прошлого.
-То есть, безвозвратно ушедшего ? – понимающе кивнул чёрт. – Но в мире ничего не проходит бесследно, и вы имели возможность в этом убедиться.
Чёрт замолчал, и некоторое время о чем-то раздумывал, барабаня крючковатыми пальцами по креслу. Затем откашлялся, встал, правил сюртук и торжественным голосом объявил :
-Судебное заседание по делу Ивана Михалыча объявляю открытым. Объясняю вам, подсудимый, что данное заседание назначено по настойчивым пожеланиям народа, который неоднократно посылал вас по нашему адресу. Поскольку просьбы сии игнорировались, было решено провести данное мероприятие непосредственно на месте. Ой, а что это у вас с лицом сделалось ? Нервишки небось ? Может грамм по сто для храбрости, нет ? Ну, тогда начнём-с.
-В-ваше п-п-пре,… то есть… ну… - заблеял, было, Иван Михалыч, силясь сказать что-то, но с ужасом понимавший, что сказать, в общем-то, было нечего.
- по процедурному вопросу ? – ласково осведомился чёрт.- Если нет, то попрошу Вы высказываться в порядке утвержденного мною регламента. А на выступление попрошу записываться заранее.
Тут Иван Михалыч не выдержал и хлопнулся в глубокий обморок, в тайной надежде, что очнувшись он не увидит ни чёрта, ни злополучного партбилета, ничего, кроме привычной домашней обстановки. Но, открыв глаза, он понял, что всё напрасно – чёрт всё так же сидел в кресле, злорадно ухмыляясь.
-Ну, что хватит ? Пора приступать, поскольку не вы один у меня в списке,
много вас развелось. Если с каждым валандаться, то, пожалуй, провозишься до морковкиного заговенья. А у нас волокиты не любят.
При этих словах чёрт быстро рассовал по карманам бутыль с водкой, пенсне, стетоскоп. После чего перебрался за стол и вытащил из ящика обыкновенную папку, толщиной пожалуй что в три пальца. Иван Михалыч подумал даже, что надо было бы удивиться, но сил на это совершенно не было. Кроме того, подспудно зрело чувство, что всё предыдущее было только цветочками, а сейчас будут сами ягодки. Может, именно поэтому он сидел, сжавшись в комочек в самом дальнем углу кровати, и боялся пошевелиться. Зато чёрт наоборот чувствовал себя совершенно уверенно, он вальяжно развалился, закинул ногу на ногу и раскурил очередную сигару. Неловкость хозяина явно доставляла ему удовольствие.
-Иван Михалыч, а вы не находите что с вашей стороны весьма неприлично вести себя таким образом ? Вы либо молчите, либо бекаете, да мекаете в ответ. Право слово наказание какое-то.
-Господи, ну за что же мне это ?
-Вот тебе на ! –удивился чёрт. – Как это за что? В деле как раз все причины прописаны чёрным по белому, не угодно ли взглянуть ?
При этих словах чёрт достал из кармана сюртука, поистине оказавшегося бездонным и таившим в себе массу всевозможных вещей, очередную папку на этот раз с множеством печатей. Иван Михалыч с чувством растущей тревоги следил, как чёрт ловко сорвал печати и начал пробегать глазами страницы дела, изредка цокая языком от удовольствия.
-Сами прочитаете или мне доверяете ?
Иван Михалыч только рукой в ответ махнул.
-Ну и ладно.- сказал чёрт и начал зачитывать длиннющий список всевозможных клятв и обещаний, когда-либо сделанных Иваном Михалычем, начиная с пор ранней юности и заканчивая нынешним днём. Дочитав до конца, черт бережно собрал бумаги и вложил их
в дело.
-Ну-с, что будем делать ?
-Что будем делать ? – эхом отозвался Иван Михалыч.
-Только без пошлостей, пожалуйста. Не трудно было бы догадаться и самому. Пора выполнять пожелания народа, а они, как вы любите говорить, важнее всего. Разве что за набольшим исключением – ко всем чертям отправить вас не удастся – слишком много работы но, во всяком случае, я здесь.
-Не хочу ! – завизжал Иван Михалыч.
-Как это «не хочу» ? – в свою очередь возмутился чёрт.- Да и кто будет спрашивать ваше мнение ?
-Тогда я требую адвоката.
-А как насчёт вашей совести, что во всём вам порука ? Мы, правда, со всех
ног сбились, разыскивая её но, увы, нигде ничего похожего обнаружить не удалось. Так что придётся обходиться тем, что есть в наличии.
-А нельзя решить…м-м как-нибудь по-другому ?
-Никак. Поскольку, что заключай с вами контракт, что не заключай, всё равно к нам попадёте. А значит, никакой корысти с вас не выйдет. Да и мелковата у вас душонка для крупного торга. Ну-с, заболтался я с вами. Пора и честь знать.
При этих словах облик чёрта стал резко меняться, из пасти показались ужасающего вида клыки, глаза заполыхали ярким огнём, комнату заволокло удушающим запахом серы и почва ушла из-под ног. Сердце зашлось в истошном приступе животного ужаса, от ощущения полной безысходности Иван Михалыч дико закричал и … и неожиданно он проснулся. Дрожащею рукой он вытер липкий пот со лба, судорожно перевёл дыхание и истерично рассмеялся. Это был сон, кошмарный, слишком похожий на правду. Но всё-таки сон. Господи, и приснится же такое. Постепенно истерика пошла на убыль и слегка пришедший в себя Иван Михалыч шаркающей походкой поплёлся к заветному шкафчику. Да-а, после всего пережитого рюмашка-другая хорошего коньяка не повредит, скорее наоборот. При самой мысли о добром коньяке ноги сами ускорили ход, а руки чуть не сорвали дверцу с петель. Вот он, вожделенный момент ! На свет Божий показывается бутылка и…
-А-а-а ! – раздаётся истошный крик и Иван Михалыч медленно оседает на пол, сжимая в руке бутыль. Глаза его открыты, но уже ничего не видят. В предрассветной мгле комнаты наступает тишина, лишь только мерно тикают часы, да с бутылочной этикетки весело скалит зубы чёрт.
Спасение
Телефон, как всегда, зазвонил неожиданно.
-Судья Ельников слушает.
-Ну, здравствуй Сережа. – зарокотал в трубке знакомый басок.
-Что-то ты совсем подзабыл старого приятеля.
-Так ведь дел вон сколько, сам знаешь, вот и некогда.
-Дела, это конечно важно. Вот и я тебе по делу звоню.
Сергей Борисович невольно поморщился. Он очень хорошо знал того, кто сейчас звонил ему и потому отчетливо понимал, для чего и по какому делу он звонит. Тем не менее, подавив легкое недовольство, он добавил в голос душевности и спросил:
-Чем могу быть Вам полезным?
-Вот именно, полезным, - в трубке послышался довольный смешок.
–Пост у тебя хороший, и пользы от него много. Дело по сбитым женщинам
у тебя в производстве находится?
-У меня.
-Тебе хорошо известно, кто водитель и что она значит для нашей с тобой партии?
-Вообще-то, по закону о статусе судей…
-Знаю-знаю, но мы с тобой не первый год друг друга знаем, можно сказать, одной веревочкой связаны, свои люди, и можем не кобениться выспренней риторикой. Слова мы для тупого электората оставим, им это приятно. А вот ты хорошо знаешь, кому ты обязан своим постом, положением твоего сына, да и в конечном итоге, счетом в банке. Понимаю, что неприятно выслушивать, но…
Последовала многозначительная пауза. Сергей Борисович понимал, что от него не ждут моментального ответа, правила аппаратных игр им были хорошо усвоены. Но вот, так сказать, стратегическое направление дела он должен был определить как можно скорее.
-Я все прекрасно понимаю, - начал он, добавив, насколько возможно, искреннего тепла и дружелюбности в свой голос. – Но существуют определенные процессуальные нормы, обходить которые, к моему сожалению, мы не можем. Тем не менее, я сделаю все, что в моих силах.
-Слова не мальчика, но мужа. – похвалил его голос. –Надеюсь, что благоприятное решение не займет у вас много времени?
-Сделаю все возможное, - пообещал Сергей Борисович.
-Ждем результата.
После чего на другом конце провода положили трубку. Сергей Борисович вздохнул и придвинул к себе дело. Суть дела была весьма простой – водительница не справилась с управлением и выехав на тротуар сбила трех пешеходов, отчего один из них скончался на месте, а остальные получили травмы средней тяжести. Будь на ме6сте водителя обычный рядовой гражданин, то все решилось бы в несколько дней, и разнесчастный водила уехал бы в места не столь отдаленные. Однако, ситуация осложнялась тем, что водителем машины была дочь одного из местных функционеров. Да и сама девушка принимала активное участие в деятельности правящей партии.
Выхода, по крайней мере, в замках законности, не было. И потому Сергей Борисович ломал голову в поисках нужного партии решения. Он еще раз перелистал дело и не смог найти ни одной зацепки. Он закрыл папку и откинулся в кресле. Тем не менее, что-то надо было делать. Но что? Прикрыв глаза, он снова и снова прокручивал в голове детали дела. Если бы не видеозапись, тогда можно было бы…Видеозапись! Вот он выход! Сергей Борисович вскочил, вытащил из пакета кассету с записями и вставил ее в проектор. И вновь перед его глазами пронеслась картина трагедии. Но теперь он смотрел на нее не глазами беспристрастного судьи, а глазами человека, от которого зависела дальнейшая судьба симпатичной девушки. Он снова и снова прокручивал пленку, пока не понял, что именно может ей помочь, после чего снял трубку и позвонил следователю. Ему не понадобилось много времени, чтобы убедить своего собеседника - в конце концов, не первый раз так бывало – в необходимости пересмотра обвинительного заключения, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами… Прошло всего два месяца и районный суд вынес решение, что водитель машины не могла избежать наезда по причине другой машины, не установленной следствием, которая отбросила машину свидетельницы на тротуар. В связи с этим, свидетельница освобождается от уголовной ответственности по отсутствию состава преступления, а потерпевшим отказывается в удовлетворении иска о возмещении ущерба до момента поимки истинного виновника инцидента…
Она проснулась почти на рассвете, от того, что собаки заливались яростным лаем. «Волки», мелькнула у неё первая мысль, и тут же исчезла. Волков в станице не видели давно, лет этак с двадцать, а то и более. И ночи проходили довольно спокойно, война, бушевавшая по всей стране, как-то обошла станицу стороной, разве что порой налетал разъезд красных, иногда проходили пьяной оравой «зеленые», сметая подчистую припасы, кур и гусей . Но чаще наезжали белые, да свои же казаки, прибиравшие к своим рукам то, что еще оставалось на базах и в сараях, не разоряя, впрочем, хозяйства до конца.
И все же, по сравнению со всей областью Всевеликого войска Донского, жаловаться на жизнь было бы грехом. Редкие наезды, опустошавшие кладовые и курятники, почти что не мешали течению жизни, и только в последний год стало тяжелее, уже меньше улыбались станичники при встрече с друг другом, реже слышался смех, и все чаще то тут, то там, раздавался истошный крик и плач по убитому. По Светлореченсокй станице все чаще теперь тянулись похоронные процессии, и люди смотрели друг на друга со смешанными чувствами. Все чаще станичники устраивали пьянки со стрельбой и разгулами. Все реже поминали Бога, и все чаще костерили всех и вся.
Но последнюю неделю было на удивление тихо. Воспользовавшись этим, отец и мать Наталии уехали к куму, дабы разжиться городскими товарами, если повезет, а заодно узнать каких-нибудь новостей. Новости доходили Светлореченской крайне редко, в основном через тех, кто изредка отваживался выбраться в город, а в последнее время новости дополнились пугающими слухами о том, что вот-вот красные ворвутся в станицы. Но привыкшие к относительно спокойной жизни станичники боялись не особенно, потому-то и была сегодня Наталия одна в доме, что, впрочем, ее нисколько не пугало. Движимая скорее любопытством, нежели страхом, Наталия резво сунула ноги в чирики, и вышла во двор, попутно окинув взглядом двор. На первый взгляд все находилось на своих местах, слышалось сонное мычание коров, блеянье овец, да кудахтанье чудом оставшихся от последнего наскока сотни Уфимцева кур. А вот возле сарая с сеном собаки неистово продолжали лаять, порой чуть ли не навзрыд. Было непохоже, чтобы там был кто-то чужой, но, поскольку бережёного Бог бережёт, то Наталия вооружилась здоровенной палкой, и, осторожно ступая, подошла к сараю и отогнала собак.
-Цыть, окаянные, всех переполошили! Пошли, пошли отседова!
Недовольно повизгивая, собаки начали отступать от сарая, время от времени взлаивая. Наталия выждала ещё немного и приоткрыла дверь. Несмотря на яркую лунную ночь, в сарае почти ничего не было видно. Но когда глаза привыкли к сумраку, она увидела на охапке сена лежавшего ничком человека.
-Эй, ты кто? – тихонько сказала Наталия. Но человек ничего не ответил, продолжал лежать совершенно неподвижно.
-Умер ты, что ли? – прошептала растерянно Наталия и крадучись приблизилась к лежавшему. Теперь, когда глаза полностью привыкли к темноте, она уже могла рассмотреть, что человек лежал на спине, слегка раскинув руки и неровно, хрипло, дышал. Человек был бос, шинель его была грязная, рваная, со следами не то грязи, не то какой-то темной жидкости. Рядом с ним лежала смятая фуражка, с красной звездой на околыше.
«Красный! Значит не сон то был, что стрельба была ночью, не снилось ей это», отшатнулась от него Наталия и поспешила к выходу. «Надо отцу будет сказать, когда приедет с Титовки, а он уж пущай сам решит, что с энтим красным делать», подумала она. «Отвезти ли его в город, или же свои сами с ним разберутся». И тут же остановилась, поскольку вспомнила, как пару недель назад станичники порубили пленных красноармейцев, просто так, для куража, с лютой и слепой ненавистью и злобой. Сердце невольно захолонуло страхом и жалостью.
Немного подумав, она снова подошла к лежавшему и нагнулась. Человек все так же неподвижно лежал, полуоткрытые глаза его невидяще смотрели на Наталию. Дыхание его то прерывалось, то судорожно ускорялось. Лицо его, поначалу показавшееся лицом пожилого человека, было совсем юным, несмотря даже на недельную небритость и гримасу боли. «Молоденький какой», подумала Наталия, и легко прикоснулась рукой к щеке. Человек застонал и судорожно дернулся. От этого шинель с правого бока сползла, обнажив давно не стираную гимнастерку, на которой расплылось темное пятно. «Ранен», поняла Наталия и побежала в дом. Там, недалеко от божницы, в старом бабкином сундуке лежали разные старые вещи, в том числе исподнее и рубахи, и недолго думая, она схватила парочку рубах, зачерпнула ковшом с чугунка, стоявшего на печи, еще горячей воды и вернулась в сарай.
Она никогда не перевязывала раны, и потому боялась даже глядеть, когда отрывала подол гимнастерки, пытаясь не слушать стоны раненого. Наконец, ей это удалось, и ее взору предстала рана, на удивление совсем небольшая, всего лишь дырочка, из которой, однако, продолжала слабо сочиться кровь. Решившись, Наталия оторвала кусок рукава от рубахи, и смочив её водой, стала осторожно обмывать края раны. Человек застонал снова, на этот раз громко, и открыл глаза. Воспаленные губы что-то прошептали, но Наталия ничего не поняла.
-Лежи спокойно, скаженный, - сказала она ему. –Опосля скажешь чего тебе надо. А пока дай перевяжу тебя, а то истечешь кровью, словно порося на бойне. Да лежи ты, кому говорю!
Раненный слабо улыбнулся и утвердительно кивнул, стиснув зубы. Наталия же настойчиво продолжала стирать лоскутом кровь. Затем, взглянув ему в глаза, спросила: