«Продался за деньги, душу дьяволу продал, а счастье где?» – корил он себя в часы одиночества. И никакие оправдания: что так надо, так удобно всем, так нужно Родине, семье – не помогали ему. Он сам, без какого бы то ни было принуждения, без внешнего воздействия, по собственной воле уничтожил в себе личность, свою уникальность и неповторимость, своё Я. Стал вечной тенью другого. Его тенью. А Он ведь даже ни разу не удостоил его своим вниманием, ни разу не встретился с ним, не поговорил, ни пожал руки. Да и знал ли Он вообще о существовании его, Серёгина, последнему было не известно. Должен был знать, а может, и нет. И есть ли Он вообще? Может, и нет Его вовсе? Может, Он – это они, такие же, как Серёгин, Его двойники? А может, Его и не было никогда? Но кто же тогда руководит страной? Кто принимает важнейшие для судьбы страны и народа решения, важнейшие для всего мира? Неужели Юсупов и такие же серые и бездушные референты, люди-функции, люди-должности? Эти мысли не давали Серёгину покоя уже почти два года. И от них становилось ему только хуже и хуже.
Они подъезжали к очередному месту проведения встречи с очередным коллективом очередного крупного из, увы, уже немногочисленных московских производственных предприятий. А ведь когда-то Москва считалась индустриальным центром огромной страны, столицей победившего пролетариата-гегемона, всесоюзной кузницей. Но это всё в далеком прошлом, оболганном, оплёванном, преданном не раз. Сейчас же в бывших корпусах некогда заводов и фабрик на крутящихся креслах раскачивались взад-вперёд офисные клерки и менеджеры, беспрестанно сновали они из кабинета в кабинет, долбили пальцами по клавиатуре и перекладывали бумагу из одной стопки в другую. Ещё часть бывших корпусов превратилась в склады, другие были разрушены, а часть – и вовсе опустела после того, как была покинута их последними обитателями: сотрудниками обанкротившихся частных фирм.
И все эти бизнес-центры охраняла целая толпа сторожей: здоровых, в полном расцвете сил мужиков, намертво приросших к своих протёртым до дыр и затёртым до грязи стульям на вахте, мужиков, когда-то рожденных их матерями для больших и созидательных дел, но, увы, реализовавшихся, в отсутствии нормальной мужской работы, исключительно как пустоцветы на ветке. А была ли в том их вина?
Возможно, кто-то скажет: ну, да, ведь они же, ещё школьниками, просиживали вечерами на скамейках во дворах своих домов с пивом в руке, ржали под окнами, как умалишённые, и орали благим, да и просто матом. Где же тут стремление к учёбе, к достижениям, к целям? Кто из них мечтал о золотой медали, об институте, а потом и о карьере, большой зарплате? Да Бог с ним, с институтом! Кто из них хотя бы хотел получить хорошую рабочую специальность, поступить в техникум, освоить сложное оборудование, стать настоящим мастером, опять-таки, получать большую зарплату?
Кто-то возразит: а что вы хотите? Государственная система подготовки специалистов, система мотивации и страха перед общественным осуждением, которая была в СССР, в одночасье рухнула вместе с самим СССР, а родители этих школьников под натиском проблем и соблазнов просто не справились с задачей их воспитания. Школа же, ведомая новыми идеологами «от науки», сознательно отказалась от воспитания, сосредоточившись исключительно на упрощенном до тестов образовании как государственной услуге. Старых же учителей, приверженцев прежнего подхода к ученику и к знаниям, к широкому кругозору и критическому анализу, новая школа или исторгла из себя или подвергла жесточайшей переплавке.
Да и кто все эти сторожа и охранники, если разобраться? Почти все они приехали в Москву из близлежащих регионов: Иваново, Орёл, Курск, Брянск. Москвичей или подмосквичей среди сторожей почти уже и нет. Приезжают в Москву такие гости столицы, как на вахту, на перекладных, за копейки снимают койки в дешёвых ночлежках-хостелах где-нибудь в Мытищах или Люберцах, отрабатывают пару месяцев и с деньгами – домой на несколько дней. А после: обратно на заработки в Первопрестольную. И зачем всё это, спрашивается им? Ни жизни нормальной, ни семьи. Да, просто, дома, в их регионе работы нет, а если и найдется, то платят за неё столько, что ни на что не хватает. То ли дело московские зарплаты. Пусть москвичам они и покажутся маленькими, но для курян или орловчан это деньги. Кормить же детей как-то надо.
Итак, впереди растянувшейся на километр вереницы машин ехал гаишный кортеж из нескольких автомобилей, за ними – пара бронированных внедорожников охраны, позади же величественного, отечественного производства, президентского лимузина шёл автомобиль радиоэлектронной защиты, мощная установка в котором подавляла всякие сигналы открыто распространявшейся связи. За последним следовали ещё две машины охраны, микроавтобус с придворными фотографами-операторами и подставными рабочими для первого ряда и пара замыкающих колонну гаишных «фордов».
Машиностроительный завод «Универсал» на севере столицы, который должен был посетить в тот день Серёгин, пока ещё относился к военно-промышленному комплексу страны и выпускал сложное уникальное оборудование для армии и авиации. На площадке у въезда на территорию завода толпились люди, видимо, работники этого завода. Одежда и лица их были серы, улыбок на лицах не было. Снег, подгоняемый ветром, больно колол открытые части тела, заставляя людей щурить глаза, глубже прятать головы в куртки, шапки и капюшоны.
Разогревая себя легкими постукиваниями и притопыванием, стояли они так с девяти утра, как и было велено их начальством, а Президента всё не было и не было. Время тянулось медленно, на часах было уже чуть за десять, но из-за закрывавших небо каких-то грязных и грозных туч казалось, что уже наступил вечер, и Москву вот-вот опять поглотит неласковая, звенящая холодом и полная завтрашней неопределенности ночь.
Вот, наконец, и Он! После того, как перед раскрывшимися воротами, ведущими на территорию завода, развернулись и остановились чуть поодаль полицейские машины, а внутрь проследовали сначала одна, потом другая машины охраны, рольставень ворот неожиданно для всех стал закрываться. Причем не как обычно – медленно, а резко и стремительно. Водитель лимузина чуть замешкался и не успел сходу проскочить ворота, чудом избежав с ними столкновения. От резкого торможения пассажиры лимузина чуть не слетели со своих мест.
– Всё! Теперь! – сказал первый.
– Господи, прости меня, грешного, – прошептал второй.
Неожиданно для всех из группы встречающих по направлению к остановившемуся недалеко от неё лимузину поочерёдно вырвались две мужские фигуры. Полковник Нечипоренко, сидевший впереди Серёгина, успел крикнуть что-то по рации, но закончить свою команду он не смог, потому что рядом с его дверью раздался двойной мощный взрыв, от которого лимузин буквально подбросило вверх, и всё вокруг заволокло чёрным дымом. Раздались беспорядочные автоматные очереди. Стреляли откуда-то с территории завода и прилегающих к нему зданий автосервиса и магазина автозапчастей. Огонь вёлся прямо по лимузину и другим машинам сопровождения, а потом и по выскочившим из них людям. Через десять секунд раздался ещё один взрыв, теперь уже от выстрела гранатомета: прямое попадание в дверь полковника Нечипоренко. И он, и шофер сразу же были убиты.
Серёгин ничего не слышал и ничего не понимал, потому что был контужен первым ещё взрывом, и из его ушей обильно текла кровь. От удара о туловище Юсупова у него потемнело в глазах. От дыма он стал задыхаться, жадно глотая ртом становившуюся всё чернее воздушную смесь. После разрыва гранаты он уже не чувствовал правой своей руки, впрочем, её у него уже не было, хотя он этого ещё и не знал. Внизу, через образовавшиеся в полу пробоины тянулись к нему языки пламени, а сам пол стал обжигающе горячим.
Слева от Серёгина в агонии корчился Юсупов, чья кровь закипала и пенилась на уцелевшем после обоих взрывов бронированном стекле левой задней двери. На месте головы у Юсупова было сплошное чёрное месиво с беспорядочно разнесенными по нему жёлтыми зубами. Правая его нога, так раздражавшая Серегина ещё каких-то десять минут назад, наполовину голая и с грязной от припёкшейся к ней обувной подошвы ступнёй, невероятным образом вывернутая в неестественном положении, была запрокинута на плечо Серёгина. Стекло искорёженной, но уже намертво заклинившей двери было частично утрачено, и через эту брешь, а также оторванную переднюю дверь убитого Нечипоренко в лимузин клубами валил дым вперемешку со снегом.
«Вот для таких-то случаев, госпаадааа, Робиинзооооныы иии нуууужныыыыыыы…», – глухо и растянуто сначала голосом Паратова-Михалкова, а потом переходящим в какой-то гул откуда-то глубоко из Преисподней, – последнее, что пронеслось в голове Серёгина, пока одна из пуль, кем-то наудачу посланных в сторону того, что ещё недавно было президентским лимузином – гордостью отечественного автопрома, отыскав пробоину в стекле и пробив на вылет черепную коробку, на этот раз окончательно не опустила перед его глазами театральный занавес и не погасила рампу. Только вместо аплодисментов на авансцене московской улицы продолжали звучать хлопки и рикошеты выстрелов.
Глава IV
В офисе неспешно кипела работа. С утра было несколько звонков-заказов на новое оборудование. Заказчики были все старые, проверенные, поэтому их заказы обрабатывались как по шаблону. И Ольга, и Надежда Викентьевна всё время были при деле: обсуждали детали заказа по телефону и одновременно вводили данные в бухгалтерскую программу и формировали счета.
Обработанные заказы тут же передавались сотрудникам отдела Кирсанова. Те, в свою очередь, выходили на своих привычных поставщиков, выясняя наличие у них нужных агрегатов и компонентов, уточняя цены и сроки поставки. Счета от поставщиков при их получении сразу же передавались на оплату в бухгалтерию. Так как эти заказчики уже давно работали с фирмой Кольцова, в их надежности и порядочности не сомневались: бухгалтерия моментально через онлайн-систему «Банк-клиент» давала команду на списание денег со счета. Так же действовали и поставщики по отношению к фирме Кольцова: не дожидаясь обработки банками операций по списанию и зачислению денег с одного расчетного счета на другой, они запускали уже собственный заказ в работу: обращались непосредственно к производителю или импортеру товара либо к такому же, как они, посреднику. С новым же покупателем, как правило, предпочитали работать по предоплате, либо продавец принимал на себя риск неоплаты уже заказанного им у своего поставщика товара для этого покупателя. Опытные менеджеры хорошо вычисляют ненадежных покупателей и могут запросто отказать им, не обращая внимания на объем заказа, доверяясь исключительно своей интуиции. Такие менеджеры ценятся везде особенно высоко.
Вот такой вот нехитрый бизнес «купи-продай», в котором решающее значение имеют цена, срок поставки товара и надежность контрагента. Чем ваш покупатель надежнее и чем дольше вы с ним работаете, чем больше товаров он у вас покупает, соответственно, тем выше процент скидки вы ему предоставляете. А скидка – эта та же цена, только связь обратная: чем больше первая, тем ниже вторая. И чем длиннее цепочка перепродаж, тем дороже обходится товар конечному покупателю. И если цена на всех этапах такой многоходовки каждый раз возрастает, то скидки делают этот рост не таким значительным, а иногда даже способны снизить первоначальную цену товара. Случается, что фирма-новичок, напрямую делая покупку у производителя, платит больше, чем если бы она покупала тот же товар у посредника, которому этот же самый производитель даёт хорошую скидку. Ведь посредник для производителя – это оптовик, постоянный и всегда надежный покупатель, снимающий с производителя все проблемы и риски розницы.
Решение о скидках конкретному покупателю всегда принимает руководство фирмы, но ведущие менеджеры, чтобы не упустить хороший заказ и не тратить время на обращение к руководству, в течение которого клиент может запросто уйти, как правило, наделены оперативными полномочиями в пределах выделенных им лимитов. Кроме того, не нужно забывать, что основной доход ведущего менеджера составляют именно проценты с продаж, которые он обеспечивает, а не постоянная величина его зарплаты. Именно таким менеджером на фирме Кольцова был Алексей Ропотов. И пока дела у фирмы шли хорошо, его материальное положение было достаточным, чтобы содержать семью, в том числе нигде не работающую и воспитывающую его двоих детей жену.
Фирмы-производители, фирмы-импортеры и фирмы-посредники, не важно, о каком товарном рынке идёт речь, давно известны всем, кто на этом рынке крутится. Появление новичка либо уход старожила с рынка – события нечастые. Поэтому все менеджеры по продажам предпочитают работать с давно знакомыми им людьми, которые подолгу не меняют места работы, а если и меняют, то переходят в конкурирующую фирму, прихватив с собой заодно и свои, наработанные годами технологии, связи и клиентские базы.
Так получается, что человек на том конце связи, к которому тебе приходится обращаться по работе порой по нескольку раз за день, уже настолько хорошо становится тебе знаком, что ты знаешь о нём больше, чем о своих соседях по лестничной клетке или даже о проживающих в другом городе родственниках. Менеджеры, занимая паузы во время разговора или переписки, вызванные необходимостью вбить данные в компьютер, или, наоборот, извлечь из него нужную информацию, успевают расспросить собеседника практически обо всем: о проведенном недавно отпуске, о здоровье детишек и домашних питомцев, о документах для получения какой-нибудь услуги в МФЦ. И что самое интересное: вот так, испытывая симпатию друг к другу и зная друг про друга почти как про себя самого, они, случайно налетев один на другого, например, в метро в час пик, могут запросто обменяться нелицеприятными выражениями, а то и синяками и ссадинами, потому как никогда не виделись вживую. И это не помешает им уже завтра, а то и в тот же самый день, если стычка произошла, к примеру, утром, с прежней симпатией и учтивостью общаться между собой по телефону или Интернету, обсуждая детали очередного заказа.
Первой в комнате новость о теракте в Москве узнала Ольга. В тот момент она только что закончила с очередной партией приточных вентиляционных камер, и у неё появилась свободная минутка изучить театральную афишу на ближайшие выходные. Дело в том, что Ольга уже две недели как встречалась с новым кавалером. Тот предложил ей сходить в кино, но Ольга больше предпочитала театр. Театральное свидание, по её глубокому и проверенному опытом пониманию, придавало значительно большую романтичность и серьёзность предстоящей встрече. К тому же некоторые её прежние кавалеры не проходили испытания театром, отсеиваясь или до, или уже после похода на спектакль, обнажая ей свою полную интеллектуальную пустоту либо, поняв, что театр – не для них, теряя затем интерес и к самой Ольге.
«Ничего себе, что творится!» – произнесла она так громко, что её услышали все вокруг, и дальше стала вслух так же громко зачитывать текст информационного сообщения:
«Только что на северо-востоке столицы в районе «Алтуфьевский» произошёл теракт, есть жертвы. Поступают противоречивые данные. По предварительной оценке Агентства… какого-то там… была взорвана мощная бомба, в соседних домах от взрыва выбиты стекла. Кроме того, местные жители сообщают, что в районе теракта слышалась перестрелка. В настоящее время район полностью оцеплен, узнать подробности пока не представляется возможным. Наши корреспонденты пытаются… Информация на сайте ГУВД Москвы не обновляется, телефоны пресс-службы не отвечают».
К тому моменту, как Ольга закончила читать, в комнате воцарилась полная тишина. Замолкли даже до этого не перестававшие трезвонить офисные телефоны. Слышны были лишь монотонно шумевшие своими вентиляторами компьютеры и висевшие на стене часы, которые отсчитывали теперь уже новое, наступившее для всех время, о чем никто из присутствовавших в комнате ещё не догадывался.
Тишину прервало причитание Надежды Викентьевны: «Неужели и до нас всё это добралось, Господи?»
Ропотов с полной уверенностью знатока высказал своё мнение:
– Исламские террористы… игиловцы1 бывшие… Это они! Передвигают к нам фронт из Сирии и Ливии.
– Да, недоглядели спецслужбы-то наши… проворонили, – закивал в знак согласия Кирсанов.
Наверное, каждый, кто был в тот момент в комнате, представил страшную картину: вот спокойно идут люди, занятые разговором или мыслями о проблемах или планах, идут себе, никого не трогают, кто-то громко смеется, кто-то ведёт за руку ребёнка. Внезапно – у кого на пути, у кого позади – вырастает яркая, слепящая глаза вспышка света, раздается чудовищной силы взрыв, срабатывают десятки автомобильных сигнализаций, ближайшие к взрыву машины подпрыгивают и переворачиваются в воздухе словно игрушечные; тех несчастных, кто был в самом эпицентре, взрывной волной разрывает на части, ошмётки их тел разлетаются в стороны; с тех же, кому повезло оказаться чуть дальше, рвёт в клочья и срывает одежду. В лохмотьях, посеченные стеклом и камнями, истекающие кровью, стоят они, едва держась за стены и машины; некоторые лежат, стонут от боли, у кого-то нет конечностей, где-то валяется чья-то оторванная рука, нога, голова; женщины плачут не переставая, у детей истерика, кашель, кто-то бежит прочь, всё в дыму и крови, все в ужасе…