Родкинс повернула к нему планшет и вывела на экран карту мира.
- Сэр, на земном шаре 195 государств и ни одно из них не называется Лапландией...
- Верно, - кивнул Санта. - Потому что Лапландия - это не государство, это скорее некая волшебная область, служащая прибежищем доброму старому святому.
- Как же вы пересекли границу?
- Я ведь вам уже сказал - по воздуху, в моих рождественских санях.
Санта равнодушно и слегка отстранённо отвечал на вопросы. Он давно почувствовал, что уже рассвело, а значит дети уже проснулись и не обнаружили подарков. Стараться дальше было бессмысленно, оставалось только смириться.
- Итак, сэр, - резюмировала Родкинс, - вы нелегально пересекли границу Соединённых Штатов на незаконно используемом транспортном средстве, с полным мешком несертифицированных вещей, не имея при себе никаких документов, удостоверяющих ваше гражданство и личность. При этом вы странно себя ведёте и произносите странные вещи... - Родкинс задумчиво потёрла лоб. - Плохо, сэр, всё это очень плохо - для вас. Теперь вами займётся иммиграционная служба. Пока что вы попадаете в категорию нелегальных иммигрантов и будете депортированы сразу же, как мы поймём, куда именно вас надлежит депортировать. Сразу должна предупредить, что в ходе расследования неминуемо будет поднят вопрос о том, не являетесь ли вы участником ИГИЛ, Аль-Каеды, Талибана или Хезболлы...
Санта громко застонал.
- Какой ещё талибил и альболла? Я - Санта. Неужели вам всем так сложно в это поверить?
- Мы здесь не в церкви, сэр, - холодно отрезала Родкинс, - и не обязаны ни во что верить. Когда вы прибыли в страну?
- Сегодня ночью.
- Со стороны Мексики или Канады?
- Скорее, со стороны Атлантики.
- И что? Никаких инцидентов с пограничной службой, с ПВО и ВМФ?
- Я их вообще не заметил, как и они меня.
На лбу у Родкинс отчётливо выступили капельки пота.
- Сэр, вы хотите сказать, что владеете транспортным средством, способным преодолевать границу, незаметно для пограничной службы, ПВО и ВМФ?
- Получается, что так. Я о такой ерунде даже не думаю, лечу себе и лечу. Мне главное успеть к детям...
- Тогда, сэр, у вас просто грандиозные неприятности, - заявила Родкинс. - Вы будете расценены, как террорист и вместе со всеми изъятыми причиндалами вас передадут Пентагону.
- Но я не террорист!
- А вот это уже не вам решать, сэр.
- Ах так, тогда я требую адвоката!
Родкинс выключила планшет и взглянула прямо в глаза Санте.
- Согласно акту о патриотизме, сэр, принятому после 11 сентября, у вас нет права на адвоката.
- Что? - Санта не верил своим ушам. - С каких пор?
- Я же говорю - после 9/11.
Терпение Санты наконец лопнуло. Нечеловеческим усилием воли он призвал доступные ему остатки волшебства и непостижимым образом перенёсся на другой конец страны. На то, чтобы вернуться в родную Лапландию, волшебства категорически не хватало. Этой ночью словно некая невидимая чёрная дыра зависла над Сантой, высасывая из него все силы. Такой беспомощности, как сегодня, он сроду не чувствовал.
Было раннее утро, большинство магазинчиков из-за праздника оставалось закрыто. Народу на улицах почти не было - все устроили себе выходной и отсыпались.
Опечаленный Санта побрёл куда-то наугад. Ему с трудом верилось в реальность обрушившейся на него и на его праздник катастрофы. Впечатление было такое, что люди, ради которых он так старался всю свою жизнь, сговорились против него. Не представляя, как можно решиться на такое зло, добряк Санта из-за этого очень страдал и переживал, его даже слегка мутило и подташнивало.
Санта надеялся, что все его злоключения позади, однако он заблуждался. В одном из тихих и пустынных в этот час переулков его настигла компания неонацистов-скинхэдов на внедорожнике.
- У тебя белые волосы и борода, чувак, - сказали они, окружая Санту, - и в целом ты выглядишь как белый, но мы же знаем, что это не так, верно? Ты родился в Ликии, а это Ближний Восток, то есть ты - черножопый чурка. Затем ты поселился в Лапландии - это вроде бы Европа, но мы-то знаем, что её населяют косоглазые тундровые чучмеки. Получается, что ты - худший из худших, чувак, ты помесь черножопого чурки с косоглазым чучмеком, а твои белые волосы - это насмешка над нордической арийской расой. Зачем ты приехал в нашу страну, цветной? Отнимать у нас рабочие места? Растлевать наших детей? Насиловать наших женщин? Грязная, жидо-христианская свинья!
Санта не успел указать неонацистам на недостатки их логики; набросившись на него всем скопом, скины избили старика, после чего отрезали ему слипшиеся от смолы и перьев бороду и волосы. Этим дело не ограничилось. Найдя на ближайшей помойке пьяного спящего бомжа, нацики сорвали с него лохмотья и нарядили в них Санту, а шмотки Санты бросили бомжу.
Думая, что глумятся над эмиграшкой, нацики, сами того не подозревая, помогли Санте обмануть систему, потому что теперь он ничем не напоминал фото, которое Родкинс запустила в розыск.
Следующие недели три Санту постоянно кто-нибудь находил и избивал. Активисты ЛГБТ наваляли Санте за то, что он, по их мнению, некорректно оперирует гендерными определениями, называя мальчиков мальчиками, а девочек девочками, тогда как сами дети ещё не определились с выбором пола. Кроме того Санта, по их словам, начисто игнорировал остальные гендеры, чем, безусловно, ущемлял их права и оскорблял их внутреннюю сущность.
Воинственные феминистки навешали Санте тумаков исключительно за то, что он - мужик, шовинистически узурпировавший право олицетворять рождественский праздник и тем самым унизивший всех женщин. Ведь что мы празднуем в рождество? Рождение младенца Иисуса. А рожают, как известно, женщины, значит логичнее всего было бы сделать символом Рождества женщину, а не старого, жирного и заросшего волосами мужика. К тому же, обращаясь к детям, Санта всегда говорит "мальчики и девочки", вместо "девочки и мальчики", опять-таки демонстрируя свинский мужской шовинизм.
Бродячий христианский проповедник набросился на Санту, обвиняя его в том, что тот незаслуженно носит титул "Санты", т.е. святого, тогда как известно, что папский престол, периодически проводящий ревизию и лишающий сана тех святых, кто был причислен незаслуженно или при мутных обстоятельствах, лишил Николу святого сана аж чуть ли не сто лет назад. А значит никакой Санта не святой!
Борцы с педофилией нашли и отмутузили Санту за его якобы нездоровую тягу к детям, интерпретируя рождественскую раздачу подарков как особо изощрённую прелюдию к скрытому сексуальному домогательству.
Едва ли не ежедневно Санта от кого-нибудь огребал - то от прохожих, у которых неумело выпрашивал подаяние, то от обдолбаных подростков, которым было по приколу врезать бомжу, то от других бомжей... Он хорошо умел дружить и ладить только с детьми и животными, и совершенно не знал, как выстраиваются, зачастую инстинктивно, жёсткие иерархические отношения среди взрослых в жуткой и безжалостной среде городского дна.
То, чего ни с одним святым за всё время существования христианства не мог сделать сам дьявол, с успехом проделали люди. Бесконечная череда мытарств, лишений и побоев сломила дух Санты и повредила его рассудок. Уже к Крещению Господню никто бы не узнал в грязном, вонючем и явно помешанном бомже бывший символ Рождества - розовощёкого пухлого добряка на оленьей упряжке. Волшебство окончательно покинуло Санту, он в полной мере начал ощущать на себе весь груз прожитых лет и всю тяжесть человеческого безразличия и отчуждённости.
Бродя по свалкам и городским окраинам, он еле-еле переставлял ноги, незажившее после многочисленных побоев тело нестерпимо болело. Постоянно видя во сне, как ему поджаривают шокером мошонку, Санта начал мочиться по ночам.
Жил он преимущественно на помойках и в подворотнях, питался объедками и заливал горе дешёвым вискарём, если за день удавалось наклянчить денег на бутылку.
Несмотря на то, что по ТВ целыми днями крутили его фото, называя опасным террористом и прочими нехорошими словами, ни один коп не обращал внимания на опустившегося бродягу. По какой-то непостижимой причине борода и волосы у Санты перестали расти, наоборот, они начали выпадать. Санта стремительно лысел. Вдогонку за волосами начали расшатываться и выпадать зубы, вследствие чего некогда пухлые щёки ввалились. На бомжовой диете Санта стремительно исхудал и из бодрого толстяка превратился в копию узника Бухенвальда.
Все чувства и эмоции, наполнявшие прежде Санту, бесследно улетучились. Их сменили апатия, тупое равнодушие и безысходность. Без оленей, саней и подарков Санта не представлял себе жизни, она потеряла для него смысл. Ведя бессмысленное существование, Санта заполнил его саморазрушением, пристрастившись к дешёвому вискарю.
То было первое Рождество, проведённое западнохристианским миром без Санты, однако западнохристианский мир настолько погряз в грехах, пороках и лицемерии, в повседневных делах, в реальных и надуманных проблемах, что совсем-совсем ничего не заметил. Есть ли Санта, нет ли Санты - всем было пофиг. Дети сидели, уткнувшись в компьютерные игры и видеоприставки, нарядная рождественская ёлка мало что для них значила. Князь мира сего - не дьявол, князь мира сего - суета сует.
За все эти дни Санта ни от кого не услышал доброго слова. Потрясение, вызванное постоянным насилием, и разочарование в человеческих добродетелях заставили Санту морально и физически опуститься. Рождественский святой превратился в невменяемого старикашку, каких немало можно встретить на улицах любого города (увы, такова изнанка современной цивилизации).
Имей он возможность вернуться в Лапландию, в привычную среду, ему бы удалось залечить телесные и душевные раны, изготовить новые сани и завести новых оленей. Вот только волшебство к нему так и не вернулось, а без паспорта и визы, разыскиваемый всеми спецслужбами Америки, он не мог покинуть страну официальным путём, как обычный человек. В сложившейся ситуации ему только и оставалось, что бомжевать и спиваться...
В Крещенскую ночь за Сантой, съёжившимся в картонной коробке, наблюдали с крыши кирпичной многоэтажки Дед Мороз со Снегурочкой.
- Вот так-то, внученька, нужно супостатам вредить, да заодно от конкурентов избавляться, - сказал старик молоденькой помощнице. - Пока они там в своих пентагонах ракетами трясут да санкции накладывают, мы к ним с другой стороны зайдём да оттедова вдарим! Пущай теперя без ихнего духа Рождества поживут. Всего и делов-то было: взломать сознание лапландского хрыча, выкрасть список детишек, которым он подарки собрался дарить, и потом сделать пару звоночков, кому надо... И глянь - Санта больше не у дел, а супостаты остались без рождественского волшебства. Ну, а у тебя, внуча, какие успехи?
- А я, дедушка, занялась зубной феей, - отвечала старику Снегурочка тоненьким голоском киношной Алёнушки. - Когда у здешнего ребёночка выпадает молочный зубик, он кладёт его под подушку и засыпает. Ночью является зубная фея, берёт зубик себе и оставляет вместо него доллар...
- Так-так, и что?
- Вот я, дедуля, нашептала фее, чтобы она являлась ребёночку во сне и доллар оставляла тоже во сне. Понимаешь? Зубик-то фея берёт по-настоящему, в реале (уж не знаю, зачем ей столько детских зубов), а доллар кладёт понарошку, во сне. Ребёночек просыпается - ни зуба, ни доллара. Зато у феи - и зуб, и доллар!
- Неужто она на такое согласилась? - удивился Дед Мороз.
- Ну конечно! Алчность победила, дедушка. Ты подумай, выгода-то какая! Всёж-таки здесь рынок, капитализм, свободное предпринимательство и погоня за прибылью. Если есть возможность доллары не тратить, то зачем их тратить? Здесь что люди, что феи ради прибыли хоть ребёнка, хоть мать родную облапошат. Easy money!
Рассмеялся Дед Мороз и ласково прижал к себе Снегурочку, а затем сунул руку за воротник и поправил под шубой погоны офицера ФСБ.
- Так-так, внученька! Чем здеся волшебства меньше останется, тем нам лучше. Поглядим тогда, что с супостатами без волшебства сделается, как они тогда запоют! Первый-то этап мы, пожалуй, закончили. Надобно дальше двигаться, на месте не стоять. Давай покумекаем, милая, как быть с другими ихними волшебными созданиями, как их всех до единого извести. Когда со всеми без остатка покончим, тогда и супостатам крышка. Бери их тогда голыми руками...
- Лучше, наверно, будет, дедуля, сюда тайком наших внедрить, - подсказала Снегурочка. - Водяных, там, леших, русалок, кикимор, домовых... Сообща-то тут таких дел натворить можно!