Но Кристина уже ковыляет дальше. Шустов, бросив печальный взгляд на кафе, – за нею.
– Давай поймаем такси, – предлагает он.
Они стоят на дороге. Мимо проезжают автомобили, автобусы. Ни одного такси не видно.
– Ладно, – говорит Кристина, сворачивая к дереву, обмотанному циновкой из соломы.
Она опирается о ствол и стаскивает сапог с каблуком. Шустов с недоверием за ней наблюдает.
– Уж сломай, пожалуйста, – просит она, протягивая ему сапог, – и этот.
– Ты думаешь?
– Ну, регенерация маловероятна.
– А, это… типа хвост и ящерка… Да уж. Хотя – вдруг здесь все по-другому?
Он берет сапог, вертит его. Кристина ждет с поджатой ногой в черном чулке. Водители и пассажиры проезжающих автомобилей глазеют на них.
– Ох, нельзя ли поторопиться?
Шустов хватается за каблук и начинает его ломать. Но у него ничего не получается.
– Крепкий… – бормочет Шустов, отдуваясь, – зараза… Надо засунуть в какую-нибудь щель.
Он озирается по сторонам, видит урну, направляется к ней.
– Эй, ты куда же? – окликает его Кристина.
Шустов склоняется над урной, всовывает каблук между железной ножкой и бордюром, давит на сапог. Слышен треск.
– Ну что? – интересуется Кристина.
Вернувшись, он отдает сапог Кристине. Она торопливо натягивает сапог, топает им…
Шустов стоит, переминаясь с ноги на ногу, и глупо лыбится.
6
– Нет, все-таки не зря ты надел этот колпак, – замечает Кристина с узкой улыбкой.
По счастливому стечению обстоятельств именно сейчас мимо едет черное такси. И по взмаху руки останавливается. Но Кристина говорит, что это же deluxe taxi. Да уже поздно. Пожилой таксист выглядывает вопросительно с места. Шустов открывает переднюю дверцу. Но Кристина не садится, говорит, что сзади поедет. Тогда Шустов сам садится рядом с водителем. А Кристина пытается открыть заднюю дверцу, но у нее не получается. Шустов оборачивается, смотрит.
– Мог бы сначала меня усадить! – бросает Кристина.
Шустов сокрушенно вздыхает и мгновенье просто сидит и глядит вперед. Водитель с интересом наблюдает за ними. Шустов наконец собирается вылезти, но тут дверца поддается, Кристина сама ее открывает и плюхается на сиденье.
Водитель молчит.
Шустов оглядывается на него.
– How do you do? – Шустов косится на Кристину. – Все так?
– Fine! Where we go? – хрипло спрашивает таксист.
– Чего он? – переспрашивает Шустов.
Кристина помалкивает.
– Where do you want to go? – снова спрашивает таксист.
Он коротко и аккуратно пострижен, в черном костюме, только галстука не хватает, чтобы походить на какого-нибудь клерка из уважаемой фирмы.
– Черт, куда нам надо? Ты чего молчишь?
Кристина глядит в окно.
– Please indicate the address, – с вежливой улыбкой просит водитель.
– Слушай, – бросает Шустов через плечо, – или ты говоришь ему хоть что-то, или я сейчас уйду куда глаза глядят, как говорят на Руси.
– То есть в кабак, – наконец-то прерывает молчание Кристина.
– Да! Я хочу жрать, – выпаливает Шустов.
– Mister, take us, please, to a good shoe store. In the women’s shoe store. Be kind enough, – произносит Кристина.
Таксист кивает с улыбкой, еще три или четыре раза кивает, и автомобиль трогается, мягко катит по дороге. Шустов глядит на дома и машины, деревья и людей. Кристина тоже смотрит в окно. В автомобиле тепло, пахнет кожей, чем-то еще, чем-то вроде корицы. Тихо говорит радиоведущая. Звучит негромкая музыка, слышен голос певицы. Шустов косится на водителя. По желтоватому лицу расплывается некий свет удовольствия. Странное щебетанье и мяуканье под музыку.
Но внезапно оно действует успокаивающе.
Они едут по улицам Сеула и встают в пробке. Водитель что-то говорит по-корейски. Музыка тихо льется. Всюду пыхтят автомобили. Время идет. Кристина начинает ерзать.
– Да нормально, – успокаивает ее Шустов.
Наконец трогаются. Стадо машин прется угрюмо по заснеженной дороге, слышны нервные гудки.
Кристина вдруг замечает что-то и торопливо обращается к таксисту:
– Oh, mister, please brake here, right here!
Тот оборачивается и явно возражает:
– But, madam, this is not a shoe store.
– No, no, that’s what we need! – не уступает Кристина.
Водитель сворачивает к обочине. Указывает на счетчик.
– Обалдеть, – говорит Кристина, вытягивая шею, чтобы увидеть сумму.
Шустов тоже таращится, но молча вытаскивает бумажник, набитый корейскими вонами, и начинает отсчитывать.
В сыром воздухе резко раздаются все звуки, сигналы, визг тормозов, голоса. Они вышли прямо возле кафе. Да, за стеклом столики. Уже вечереет. Зажигаются окна. Снежные сумерки зябкие, диковинно чужие.
– Ты решила закусить? Но как же новые сапоги?
Кристина машет рукой.
– Потом. Мне и так удобно.
– Но мысы как-то по-турецки стали задираться вверх, – делится Шустов своими наблюдениями.
– Пусть принимают нас за турецких подданных.
– И на конференции ты хочешь красоваться в них?
– Найдем сами магазин, купим новые. Это черное такси очень дорогое.
Они поднимаются по ступенькам, открывают узкую дверь и оказываются в тесном кафе. Из-за стойки валит пар. Слышен грохот кастрюль, сковородок. За столиком сидят какие-то парни в синих робах, они отрываются от своих тарелок с супом и оглядываются на вошедших.
– Аньён! – приветствует всех Кристина.
Это словечко она выудила в интернете, из корейско-русского разговорника. Но почему-то в ответ никто не приветствует их. Парни отворачиваются к своей похлебке. Кристина и Шустов растерянно топчутся у порога, потом Шустов решительно направляется к стойке. Из пара выплывает кореянка в белом халате. На ее лунном лице тут же распускается улыбка. Шустов жестами объясняет, что им хочется чего-нибудь поесть. Кореянка кивает, но глядит все-таки растерянно. Шустов снова изображает поедание хорошей горячей пищи ложкой. Да хоть руками! Есть хочется зверски. Наконец женщина предлагает им занять места за столиком. Кристина и Шустов садятся у мутного запотевшего окна. На лице Кристины брезгливая гримаса.
– Что не так? – спрашивает Шустов.
– Запахи.
– Запахи как запахи. Ну, чуток специфические… так мы ведь действительно в Корее. Но надеюсь, это не собачатина у них там варится-парится. И не змеи с тараканами.
– Меня уже тошнит, хватит, а?
– Ты же ученый. Ученая.
– Господи, ну и что.
– Как будто Павлов не расчленял собак. Какая разница, есть ли их или мучить, а потом на мыло. Все любят строить из себя таких паинек. Американцы тычут нам афганской разрухой, как будто сами не выжигали вьетнамские деревни, джунгли. Русские в Турции морщат носы, натыкаясь на мусорные кучи, как будто где-нибудь в Твери или Архангельске у них по-другому. Когда уже все трезво научатся смотреть прежде всего на себя?
– Никогда, – твердо произносит Кристина.
7
Кореянка приносит им дымящуюся еду, ставит поднос на столик. Кристина с раздувающимися ноздрями взирает на тарелки.
– Sorry what is it? – спрашивает она.
Кореянка кивает, улыбается, у нее золотой зуб, что-то отвечает по-корейски.
Кристина берет вилку, ковыряет нечто, похожее и на омлет, и на запеканку, нюхает и отодвигает тарелку. То же происходит и со вторым блюдом.
Шустов стоически уплетает корейские яства.
– Что-то вроде картошки с сыром. Ничего, в общем, – рассуждает он, с трудом проглатывая еду. – Ну, может, со специями перебор. И какой-то вроде рыбный соус… Кхм, пфф… – Он отдувается, но уже берет и порцию Кристины.
– Кажется, рядом с гостиницей есть цивилизованное кафе.
– Ну уж нет, я согласен и на эту варварскую жратву.
– Кушай. Надеюсь, не залаешь.
Шустов вымученно улыбается, хватает чашку с кофе и махом выпивает.
– Пей и мой кофе, – предлагает Кристина. – Они принесли с молоком, а я молока не пью, ты же знаешь.
Шустов без споров следует ее совету. Из-за стойки за ними сквозь клубы пара наблюдает кореянка в белом халате. Шустов машет ей. Она подходит, сверкая золотым зубом, щуря кофейные глазки, потряхивая волосами в мелких завитках.
Шустов достает бумажник, жестикулирует, мол, сколько с нас?
И корейская тетушка вдруг машет руками, вертит головой из стороны в сторону. Она отказывается брать деньги. Шустов удивленно смотрит на Кристину.
– Madam, we want to pay you for lunch, – четко и громко произносит Кристина.
Кореянка что-то говорит, трясет кудряшками, улыбается и отступает.
– Ничего не понимаю, – говорит Кристина.
Шустов достает корейские деньги, шуршит ими. Но кореянка отступает дальше.
– Стоп! – восклицает Кристина. – У нас же есть словарь-переводчик. Как я забыла! Надо же было сразу…
Она достает свой смартфон, включает его, щурится на синий дисплей.
– Очки в номере, – жалуется она.
– Дай взглянуть, – просит Шустов.
Он набирает несколько слов по-русски и они превращаются в корейские иероглифы. Он подходит к кореянке и предлагает взглянуть на дисплей. Та смотрит, качает головой, машет руками. Наконец она о чем-то просит одного из парней в синей робе. Тот берет смартфон, выпячивает нижнюю губу и быстро набирает ответ. Шустов читает:
– Не по обязанности, а по службе… Что за тарабарщина…
– Наверное, не в службу, а в дружбу, – догадывается Кристина.
Они благодарят всех и выходят на улицу.
Уже темно, всюду горят фонари, окна, вывески. По дороге проносятся автомобили.
– Ума не приложу, – говорит Кристина, – что это их заставило… Может, какое-то благотворительное заведение?
– Столовка для бомжей? – спрашивает Шустов и оглядывается.
– Но те ребята в синих комбинезонах на бомжей совсем не похожи…
– Может, день открытых дверей? Ну что-то типа того.
– Да нет, обычное кафе, нет никаких таких объявлений.
– Короче, загадочная корейская душа, – заключает Шустов. – И у них она загадочная. У финнов, кстати, тоже. Как напьются, лапландские песни поют.
Они озираются. Всюду высятся сияющие высотные дома, гостиницы. Кристина снова включает смартфон, передает его Шустову и просит посмотреть, где они находятся, с помощью GPS. Тот смотрит, переспрашивает название гостиницы. Оказывается, они в центре, до гостиницы идти пешком полчаса. И они идут по улицам, залитым светом фонарей, реклам, витрин. Вдруг видят впереди какую-то древнюю черепичную крышу с характерными загнутыми кверху краями.
– Какое-то историческое сооружение… Врата Сун-не-мун, – читает он по карте.
И они смотрят друг на друга. Лицо Кристины кажется очень бледным в свете витрин. А у Шустова половина лица черная. Мимо идут жители и приезжие, все как будто на одно лицо.
Перед витриной с обувью Кристина останавливается. Они заходят в магазин. Кристина мерит одни сапоги, другие, третьи, ничего не подходит. Молодая симпатичная продавщица с плохо скрываемым изумлением смотрит на сапоги Кристины.
– Все тесное, – говорит Кристина. – Не для моей подагры.
– Давай купим кроссовки.
– И в кроссовках я пойду на конференцию?
– Ну, я не знаю, в чем там ходят. В смокингах, что ли? Сейчас даже в Мариинку ходят в джинсах и кедах, и ничего.
– У меня другое воспитание.
– Ну да, ну да, папа в Смольном работал, я помню, на черной «Волге» разъезжал… Но ты ведь когда-то от всего этого и сбежала в заповедник, в зимовьюшку на горе Бедного Света? – спрашивает он уже на улице.
Кристина вздыхает.
Шустов ожидающе смотрит на нее сбоку. Но Кристина молчит.
– Так и не понятно, – заключает он, – о чем был этот вздох. О папиной «Волге» или о пихтовых нарах в зимовье.
Кристина не отвечает.
По пути в гостиницу они заходят в продуктовый магазин и накупают всякой всячины: крупы, чая, кофе, булок, конфет, консервов, яиц, печенья, две бутылки корейской водки. Последнее не нравится Кристине. Но Шустов возражает, эта водка, по слухам, вдвое слабее русской, и в бутылке только 350 миллилитров.
Озябшие, вымотавшиеся, они входят в холл гостиницы и под взглядами работников в безупречных костюмах проходят к лифту, поднимаются на свой этаж. Кристина тут же идет в душ, Шустов пытается включить газ, но спохватывается, что нет спичек. Что же делать? Куча еды, а ничего не приготовишь. Но появляется Кристина с волосами, замотанными полотенцем, в белом халате, розовощекая, и тут же решает проблему: газ и включается, и сразу зажигается.
– Ну, сами мы не местные, – говорит Шустов, наливая воду в кастрюлю и ставя ее на огонь.
Кристина сразу усаживается в кресло и берет ноутбук. Шустов включает телевизор на стене. Но Кристина просит выключить, ей надо подготовиться к завтрашней конференции.
– Как будто ты уже не готова, – досадливо произносит Шустов. – И твое выступление не завтра.
Поздно вечером они едят рис с консервированной рыбой, свежими помидорами и огурцами. Шустов снимает пробу водки, она действительно похожа на сильно разведенный спирт, с кислинкой. Он тут же выпивает всю бутылочку и не пьянеет. Тянется за второй, но Кристина убирает ее в холодильник. Потом они пьют чай, глядя новости на корейском языке.
Ночью сквозь шторы светит сильная луна. Шустов не спит. Встает, подходит к окну, отодвигает штору. Луна круглится над крестом церкви, зажатой высотными домами, как стенами ущелья. Шустов оглядывается на постель. Кристина спит. Он приближается к постели, но сворачивает к холодильнику, осторожно открывает дверцу, свинчивает пробку с тихим хрустом и выпивает полбутылки корейской смешной водки. Немного медлит и допивает все.
8
Утро. За окном солнечное небо над небоскребами. Шустов под одеялом. Наблюдает за Кристиной. Она сидит перед зеркалом в белом халате и красится. Шустов зевает. Кристина оглядывается и смеривает взглядом его мятое лицо.
– Только сильная струя справится с твоим ликом, – замечает она, снова обращаясь к зеркалу. – Вставай. Нас ждет завтрак.
– Я не пойду, – отвечает Шустов.
– То есть как это? Ты не хочешь есть? – спрашивает она, подкрашивая губы.
– Нет. Попью здесь чая… да и у нас все есть.
Кристина хмыкает, заканчивает туалет, сбрасывает халат, натягивает черные брюки, надевает светлую блузку и уходит.
Шустов валяется. Потом встает, набирает стакан воды, залпом выпивает и, отдуваясь, снова ложится. Берет с тумбочки пульт, включает телевизор. На большом плоском экране на стене море, рыболовецкий корабль, снизу бегут иероглифы, женский голос бойко вещает; с минуту Шустов смотрит на море, потом переключает канал.
В этот момент приходит сообщение по мобильному телефону. Он берет трубку, смотрит. Компаньон Буряев Костя пишет о новой партии дубленок из Китая, брать или нет?
Да, это вопрос…
Еще не реализована предыдущая партия. Хотя на носу зима.
«Бери», – пишет Шустов, морщась, как от зубной боли. И думает, что лучше бы телефоны при пересечении корейской границы переключались в обязательном порядке на иероглифы.
Слышны позывные, это «Blue Light Boogie», что значит «Синий свет буги», Кристина уже объясняла Шустову. Она любит этого черного парня из Штатов с экзотическим псевдонимом Тадж Махал. Шустова раздражает и эта вещь, и этот блюз, и этот черный с жирным носом. Его музыкальные вкусы все также кружат вокруг битлов, «Песняров», как и сто лет назад, в те времена, когда они служили все лето на горе Бедного Света лесопожарными сторожами и слушали вечерами над затихшим Байкалом радиоприемник «Альпинист-305».
Значит, Кристина забыла смартфон.
Когда она приходит, Шустов все еще в постели.
– О, господин Обломов и в чужой стороне все таков же, – бодро говорит Кристина.
Ее глаза блестят, она отлично выглядит после вчерашней прогулки, душа, завтрака.
– Может, это злой рок Петербурга, – отвечает Шустов. – Тебе там звонил твой черный принц.
Кристина берет смартфон.