Вадим спал, когда его пинком разбудили люди в форме. Они, ни в чем не разбираясь, начали избивать его. Молча, скучно, выполняя рутинную работу. Били на протяжении всех девяти этажей, били на улице, а потом сели и уехали. Перед глазами у Вадима плыли круги, он еле доплёлся до мусорки и встал, качаясь и придерживаясь за край мусорного ящика.
Дашка подбежала к нему:
– Дедушка, возьмите, это вам. Тут покушать, и надо вам завязать – кровь течёт!
Вадим медленно повернулся. Слово «дедушка» больно резануло слух. В нём поднималась глухая злоба, он словно увидел себя со стороны её глазами: худой, немытый, нечесаный. Нечеловек. Он сделал шаг. Остановился перед ней. Она смотрела на него с такой искренней жалостью, доверчиво, как щенок. Вадим вырвал у неё из рук пакет с едой и лекарствами и ударил Дашку. Потом ещё раз, и ещё. В Дашкиных глазах появилось удивление. Больно ей не было – Он сам еле стоял на ногах. Но было обидно и непонятно. Вадим стоял и бил по этой маленькой фигурке, как будто она была виновата во всем. В том, что его предавали, в том, что он вынужден так жить, в том, что его побили менты. Бил за эту жалость и доверчивость. И под дождём его ударов Дашка тяжело села в мокрый февральский снег, и, как-то не по-детски, раскачиваясь, заревела. Сначала тихо, а потом всё громче и громче, срываясь на крик. Она плакала от обиды, от жалости к себе и к нему, и ещё от чего-то непонятного, что сидело у неё внутри.
Конец ознакомительного фрагмента.