– Похоже, вы правы. Нужно на первой же остановке высаживаться и ехать в травмпункт: делать снимок, накладывать гипс.
Тренер стал еще белее:
– Я не могу высаживаться. Я не могу бросить детей… и его не могу оставить. К тому же через несколько часов уже Нижний Тагил.
– У него может быть шок – болевой. Ему нужно сделать обезболивание, – строго, как маленькому, объясняла Катя.
– Ну, чего-чего, а обезболивающих у нас вагон и маленькая тележка, – встрепенулся Владимир. – Мы ведь – лыжники. Бывает, ломаемся. А вы можете что-нибудь придумать – на несколько часов?
– Только лангетку, – с осуждением и сомнением в голосе сказала Катерина. А про себя подумала: «Вот подлец! Небось, если бы это был его сын, он бы не так себя вел».
– Ну что, Дениска, – обратился бодряческим тоном Владимир Иванович к ребенку, – потерпим? Осталось чуть-чуть доехать… А там и медики свои, спортивные, и машину дадут – все будет, Дениска, только доехать надо.
Все это он говорил, перерывая большую спортивную сумку с лекарствами. Аптечка, действительно, была «богатая».
– Потерпим, пап, – мотнул головой бледный Дениска.
– Это ваш сын!? – воскликнула удивленно Катерина.
– А что вас удивляет? – спросил тренер, видимо, уже успевший взять себя в руки, и протянул ей две тоненькие дощечки, явно «заточенные» для того, чтобы служить лангетками. – А это вот еще бинт… Возьмите, возьмите, – в его голосе она услышала подавляемые тревогу и раздражение.
Вскоре запястье мальчика было крепко стиснуто между лангетками, а рука покоилась в «люльке» из цветастого платка, привязанного к плечу. Мальчика напоили крепким чаем и дали обезболивающие таблетки, положили в одном из купе и приставили «охрану» из сочувствующих сверстников. Только после этого стали выяснять, каким образом ребенок получил травму. Оказалось, что двое мальчишек баловались в тамбуре, ожидая очереди в туалет, и один другому «жахнул» вагонной дверью. Раздав «всем сестрам по серьгам», наорав на своих воспитанников и велев им «всем сидеть на местах до прихода поезда к месту назначения», тренер тупо смотрел в окно, вряд ли видя мелькающие в нем пейзажи. Снег на Урале даже в начале весны лежал плотными сугробами. В вагоне слышно было, как сопит уснувший Катин «пациент».
– Пойдем, покурим, – продолжая смотреть в окно, неуверенно предложил Владимир.
Все еще удивляясь его поступку, она неконтролируемо резко ответила:
– Не курю, и вам не советую.
– Так и я не курю…, – усмехаясь краем рта, пристально, впервые за все это утро посмотрев ей в глаза, сказал тренер. – Так пойдем? Вам ведь не терпится мне что-то сказать?
Катя накинула на себя шерстяной жакет, и в абсолютной вагонной тишине они молча направились к ближайшему выходу в тамбур. Как только они там оказались, Катя резко повернулась к нему, шедшему сзади, и почти выкрикнула:
– Это жестоко!
– Может быть, – он засунул свои руки себе же под мышки, как делают люди, когда хотят согреться. – Но я считаю, что лучше иногда перетерпеть и получить квалифицированную помощь, а не абы-кабы, на первом полустанке. Не первый раз замужем…
– А, кстати, где ваша жена, и как она отпустила с вами сына? Я бы на ее месте…
Он резко ее прервал:
– Оставайтесь на своем месте… и не лезьте, куда не следует.
Снова повисла пауза, заполняемая стуком колес.
Ей было зябко даже в жакете. Он был в футболке и, казалось, не чувствовал холода.
Катя взялась за ручку вагонной двери, но в это время услышала его потухший, совсем не командирский голос:
– Спасибо вам за помощь. Наверное, вы правы, будь мать рядом, с Дениской, ничего бы не случилось. Мы вдвоем их тренируем… – он споткнулся на фразе, – тренировали…
– Она не смогла поехать?
Снова было слышно только стук колес. Потом, явно заставляя себя говорить, Владимир произнес:
– Можно и так сказать…
Снова повисла пауза, заполняемая звуками стального тамбура и вагонных колес…
– Она умерла, не приходя в сознание, после травмы, которую получила во время тренировки…
– Как это случилось? – Катя старалась говорить как можно мягче, боясь своего вторжения на территорию чужой боли.
– Да здесь же, на Урале. Мы часто сюда приезжаем на соревнования – в сезон. А тогда решили летом «лагерем» остановиться – в пригороде. Климат здесь хороший, летом сухо, дождей нет. Пруд, пляж, лодки – тренируйся, сколько хочешь. В лесу – грибы-ягоды. У нас в тот день была двухчасовая тренировка – на выносливость. Бежали по одной из проселочных дорог. Вера, жена моя, с младшими девчонками впереди, а я с ребятами постарше – замыкающим. Нас обогнал трактор… Сначала ехал вдоль дороги, а потом стал ее пересекать по диагонали и аккурат – в толпу девчонок. Так, по одной их и подминал под себя: те, кто оказался около него первыми, – отделались ушибами, а те, кто… Я трактор догнал, влез в кабину. Водитель пьяный, я его выволок… Мы со старшими ребятами на руках дотащили всех своих раненых до ближайшей деревни. Пока вызывали «Скорую», пока она приехала, пока приехали в город… Ну, вы понимаете, раз хирург …
Ей вдруг стало стыдно… и холодно. Она прикоснулась к его предплечью, почувствовала бугор мышц, сказала:
– Пойдемте, тут совсем не жарко… – и добавила: «Простите меня…пожалуйста».
Как только они вошли в вагон, детское щебетанье смолкло, как по команде. Тренер приходил в себя от собственной откровенности, потом тихо сказал, ни к кому персонально не обращаясь:
– Давайте, архаровцы, собирайтесь потихоньку. Скоро будем на месте.
«Архаровцы», обрадованные тем, что гроза миновала, радостно зашебуршились, зашептались, а потом и вовсе заговорили звонкими детскими голосами, как и положено им по возрасту и «статусу».
…Как ни нравился Кате Владимир Иванович, как ни сочувствовала она ему и его сыну, но мысль о том, что сейчас, вот уже сейчас она окажется в городе, где родилась и выросла, воздвигла некую незримую преграду между ее симпатичным попутчиком и его воспитанниками. Так часто бывает в дороге: только что мило беседовали с чужими людьми, но приближение конечной остановки вынуждает сосредоточиться на своих проблемах и предстоящих делах. Видимо, и у тренера было примерно такое же состояние: группа детей почти в пятьдесят человек на одного взрослого – ответственность тяжелая.
С радостью, что наступило «освобождение» от вагонной духоты, пассажиры выбирались на свежий морозный воздух под аккомпанемент тепловозных гудков и объявлений вокзального диктора. Тем не менее, тренер нашел минуту, чтобы при прощании на перроне дать Кате свою визитку:
– Через две недели мы вернемся в Москву. Если захотите – позвоните мне. А на обороте – телефон гостиницы, где мы остановимся сегодня. Это даже не гостиница, а спортивная база, на горе Долгой. Вдруг захотите покататься? У меня времени, конечно, вряд ли много свободного будет. Но часа два я найду. Если хотите, город вам покажу.
Она улыбнулась снисходительно:
– Нет, провожатых мне не надо. Я в этом городе родилась.
– Ну, как знаете, – приподняв плечо под ремнем тяжелой сумки, – резюмировал Владимир итог знакомства, понимая, что за ними сейчас наблюдает двадцать пять пар детских глаз.
Она помахала рукой спортсменам, погрузившимся в подъехавший автобус с надписью «Привет участникам соревнований», и осталась на привокзальной площади осматриваться.
Глава 4. Город детства
Ни она – город, ни город – ее – не узнали. Но ее это особо не расстроило. Ведь она сюда не предаваться воспоминаниям и лирике приехала, а с конкретной целью. И для достижения этой цели у нее в блокноте были записаны фамилии и адреса, которые она выцарапала из глубин своей подростковой памяти.
Сев в такси, она назвала первый в своем поисковом маршруте адрес: улица Карла Маркса: квартира, в которой они жили до переезда в Подмосковье, находилась в доме номер 61. Она отправлялась туда, надеясь, что отец там так и живет. Ведь оставалась же ее бабушка Амалия после их отъезда в своей же квартире, почему бы и отцу не поступить так же? А если он еще и женился, то тогда эта трехкомнатная квартира как нельзя лучше подошла бы для новой семьи, так как хорошо распланирована. Катя помнила, что между спальней родителей и их с Танькой комнатой находилась гостиная. Окна родителей выходили во двор, а они с Танькой всегда сидели летом на подоконнике своей комнаты и сплевывали косточки от черешни на газон зеленой улицы, сильно шедшей под уклон. Еще она вспомнила, как однажды, в июне, вдруг резко выпал снег и засыпал все тополя тяжелым мокрым слоем. Ветки ломались под его тяжестью, и по всей улице стоял треск.
Такси остановилось как раз на углу этой улицы и маленького переулка: «Во двор не поеду, – категорически заявил водитель, – там вечно все машинами заставлено. Богатые все стали, – ворчливо сказал он, принимая от Кати деньги и отсчитывая купюры для сдачи. Она так и не поняла, чем он был недоволен, количеством машин во дворе или ее крупной купюрой.
Катя открыла дверь знакомого подъезда, еще не знавшего кодовых замков, поднялась на второй этаж, позвонила в их бывшую квартиру. Звонок раздался звонким эхом – у них был большой коридор. Она вспомнила, что двери ванной комнаты и туалета открываются в коридор, потом представила, как входит в гостиную, а через нее – в кухню. Одно время папа тер себе сырой картофель – лечил язву желудка.
Она снова позвонила, – ни души.
– Заблудилась? – вдруг окликнул ее старческий голос. Катя оглянулась: по лестнице поднималась пожилая женщина. Одной рукой, с тонкой кожей и набухшими синими венами под ней, она держалась за перила, а другой опиралась на деревянную трость. Лицо женщины Кате не было знакомо.
– Здравствуйте, вы не знаете, кто здесь живет?
– Звонишь в квартиру и не знаешь, кто там живет? – удивилась старая женщина. – А зачем тогда звонишь? Подписи собираешь на депутата?
– Я жила здесь… двадцать лет назад.
– Тюю… – протянула женщина и остановилась у двери напротив. – Ты знаешь, сколько хозяев здесь сменилось за те пять лет, что я с ними соседствую? Сейчас здесь военные живут…
«…Ишь, какая шустрая, – посмеялась Катя над своей неудачей и отправилась в маленькую гостиницу, которая находилась здесь же, в полуподвальном помещении этого же дома. – Хорошо, хоть что-то сохранилось, как прежде…»
Ей повезло удивительно: ее маленький одноместный номер выходил окнами во двор, где она провела свое детство: заснеженный стол для тенниса, невысокая ограда, разделявшая территории детского садика и жилого дома. Правда, ограда совсем не мешала им с приятелями вечером перемахнуть «в садик» и там играть в прятки, пока не выгонит сторож или родители не позовут домой… Пейзаж за окном, вызвавший воспоминания, вселял надежду, что ее поиски будут удачными и недолгими.
Ну что же, в конце концов, есть газета «Нижне-Тагильский рабочий», в которой корреспондентом начинала ее мать. И от матери она знала: если что-то хочешь узнать – иди в редакцию и по цепочке информаторов найдешь того или то, что нужно.
Оставив вещи в гостинице, Катерина отправилась в здание, которое помнила и любила в детстве: городскую библиотеку. В читальном зале попросила подшивку местной газеты и, пролистав ее, через полчаса знала все, что ей нужно: больница, в которой бывший цирковой акробат встретил ее отца, по-прежнему носит свой номер и находится в том же здании; а в городе создано немецкое общество «Возрождение», которое занимается реабилитацией российских немцев, подвергшимся репрессиям в начале Великой Отечественной войны, ставшими узниками трудовых лагерей именно здесь, на территории Свердловской области.
«Уж наверняка в этом обществе знают, где живет Август Лихт», – с надеждой думала Катя по дороге к пятиэтажному серому зданию в стиле сталинского ампира и открывая тяжелую дверь с табличкой «Возрождение».
Она оказалась в небольшом уютном помещении, где пахло кофе и чем-то знакомым ей с детства…кажется, приправами, которыми бабушка Амалия сдабривала свое «воскресное» печенье, когда они с дедушкой Артуром переехали из барака в квартиру на улице Мира. Так она и пошла по коридору – на запах. Через несколько шагов оказалась в холле: уютные кресла, журнальные столики. На одном из них – дымящийся кофейник, а рядом, на большой тарелке – …бабушкино печенье.
Конец ознакомительного фрагмента.