— Мы должны разбить проклятье, покончить с ним! — его ненависть выплёскивалась на Гермиону безобразными кляксами. — Потому что это невыносимо, видеть тебя…
Драко пришлось притянуть её за подбородок к себе, чтобы она наконец-то взглянула на него с таким же омерзением, с каким он смотрел на неё. Он дышал драконом, горячим дыханием прямо в лицо Гермионы, прежде чем нагнуться вперёд и прикусить её нижнюю губу, чтобы услышать такой прекрасный для него звук боли, вырвавшийся из уст грязнокровки. Малфой отстранился. В глазах Гермионы застыли слёзы. Он ждал, когда хоть одна из них сорвётся вниз, и когда это произошло, он взглядом проследил за слезинками, которая остановилась у уголков губ, где расцветала алая капелька крови.
— Иди до конца, ублюдок!
Он впервые слышал в её голосе храбрость. Она жжется сильнее. И этого достаточно. Дракон летит вперёд, вторгается в рот и не чувствует сопротивления. Грейнджер поддалась и поцеловала в ответ. Они оба сорвались на стон. Малфой жевал её тонкие губы, всасывал маленький язык. Она зажмурилась. Гермиона не выдержит, если откроет глаза, чтобы увидеть в них, насколько он сдерживал себя, целуя грязнокровные губы только ради того, чтобы разорвать проклятие. Грейнджер до боли обидно. Она отпихнула его, и тишина башни заполнилась их сбившимся дыханием.
Драко потянулся к своим губам, пальцем стерев её кровь, и на секунду задержался на тёмном смазанном пятне на своей руке. Он поморщился.
Они молчали, и тишина между ними — выстраданная, вымученная. Он хотел вытрахать её упреками и оскорблениями, но по итогу слова так и остались вариться в нём. Не дать выход яду, значит самому сдохнуть от него.
Жёсткие, твёрдые шаги терзали слух.
Он ушёл.
Драко — дракон, сжигающий всё до основания. И за это ему ничего не будет.
Первая ощутимая судорога свела ноги. Гермиона повалилась вниз, разбив колени. Малфой разрушил проклятие между ними, скрепив поцелуем, сделал жертвоприношение рубиновой омеле.
Но какой ценой?
========== Часть 5 ==========
Комментарий к
“Арресто моментум” - вербальная формула неких чар, которые притормаживают падение объекта, смягчают его посадку с большой высоты.
Обратный отсчёт начался сразу, как только она вернулась домой. Что-то ей подсказывало, где-то там, внутри, на самых дальних полках сознания, что ничего не кончено.
Они с Малфоем не разорвали проклятие. Стало только хуже, потому что Гермиона не могла думать ни о чём, кроме него. О длинных пальцах Драко, которые держали её подбородок, о холодном взгляде, который доставал до самого нутра, о его сухих губах. О его чёртовых губах, которые терзали её рот.
Лето было ужасным. Глупо было бы отрицать, но Гермиона хотела поскорее вернуться в Хогвартс, высказать ему всё, что сейчас в ней горело. Грёбаный Драко Малфой жил в ней. Она словно ощущала его под кожей, будто сухой песок застревал в венах. Но в ней не было столько храбрости, чтобы признаться — мысли о нём успокаивали.
Гермиона ненавидела себя за это. Наказывала. Каждый раз, когда его образ появлялся в подсознании, девушка до боли щипала себя за руки, выкручивая кожу как тонкую ткань. Через неделю багровые гематомы пришлось прятать за длинными рукавами. Ей становилось проще не думать. Будто так можно было замолить грехи, физически каясь своими ранами.
На ужине в Хогвартсе, после приезда учеников, по столам начали разноситься новости.
Малфой заболел.
Слово за слово, новость обрастала новыми подробностями. Гермионе хотелось заткнуть уши, наложить на всех Силенцио, потому что это было невыносимо. Она чувствовала жар внутри каждый раз, когда откуда-то доносилось его имя.
В этот же вечер Грейнджер стояла на пороге комнаты профессора Макгонагалл. Робко постучав, девушка с силой ущипнула кожу на руке. Боль помогла справиться с мыслями.
Старая волшебница показалась из-за двери и мягко улыбнулась своей ученице.
— Я заварю нам мятный чай, проходите, Гермиона.
У Минервы оказалось довольно уютно. Небольшая гостиная и маленький коридор, очевидно, ведущий к спальне. Жёлтый заварной чайник взлетел вверх и наклонился, наполняя чашки. Аромат напомнил Гермионе о доме, мама тоже любила пить чай с мятой. Это немного успокоило, и она решила сразу перейти к делу.
— Профессор, я бы хотела отказаться от значка старосты, — выпалила девушка, отпив немного чая. В горле было сухо.
Женщина на секунду нахмурилась, но потом покивала, будто соглашаясь.
— Могу я предположить, что это связано с Драко Малфоем?
В точку.
— Мне больно…
Макгонагалл подалась вперёд и в успокаивающем жесте положила руку на плечо Гермионы.
— То есть… — замялась Гермиона, — я думаю, что это всё из-за омелы…
— Рубиновой омелы? — тут же вставила профессор. Грейнджер замерла, уставившись на неё. Женщина поспешила объясниться. — Мы с Дамблдором хотели вызвать вас завтра для разговора. Но вы решили сами зайти ко мне.
— Вы что-то знаете об этом?
— Ваша ситуация с мистером Малфоем произошла впервые. Раньше омела так не поступала.
— О чём вы, профессор?
Макгонагалл с сочувствием вздохнула.
— Много сотен лет назад здесь училась Мираэлла Гэлвуд. Лучшая в школе ученица того времени. Ей удавалось преуспеть во всём, для неё были открыты все двери, кроме одной — любовь. Она любила скрытно, безответно. И однажды, в силу своей гриффиндорской храбрости, Мираэлла решилась рассказать о своих чувствах довольно оригинальным способом. Она создала рубиновую омелу, взяв её за основу как символ, приносящий вечную любовь. И в день святочного бала она с нетерпением ждала, когда же омела появится над ней и её возлюбленным. Но ничего не происходило. И как только Мираэлла собралась уходить, взяв под руку своего друга, они услышали звон. «Рубины поют только для истинных» — такими были её слова прежде, чем она закрепила сделку с омелой поцелуем. Никто не знает, почему и как омела выбирает пары, но рубины звенят редко, иногда проходят десятилетия. Но неизменно после звона омелы молодые люди становились парой, — она посмотрела на Гермиону, — все, кроме вас…
— Потому что это невозможно! Мы ненавидим друг друга! Он… он… — Грейнджер запнулась, подбирая слова. — Малфой конкретен в причине ненависти ко мне.
— Поэтому ему сейчас плохо.
— Это правда? Он заболел? — девушка вновь обожгла свою руку наказанием.
— Директор вчера получил сову от Люциуса Малфоя. Драко в больнице Святого Мунго, — Гермиона округлила глаза. «Неужели всё настолько плохо?», подумала она. — С имеющимися ресурсами мистер Малфой может позволить себе нанять лучших целителей и колдунов, чтобы те вытащили из его сына осколки, которые взорвались над вашими головами.
— Вы полагаете, это всё из-за них? — она нервно повела плечом, вспоминая, как крошечная пыль впитывалась в кожу. — Мне тоже стоит готовиться к этому? Я заболею?
— Я так не думаю. Вы не отрицаете… кхм… Скажем так, мистер Малфой всеми силами пытается отстраниться от того факта, что вы предначертаны ему судьбой.
— Это полная чепуха! — выкрикнула Гермиона. Её начала пробирать дрожь.
— К сожалению, это правда. Омела не меняет судеб, не внушает влюблённость, а лишь подсказывает, знаменует то, чего не избежать. Даже если бы в тот вечер она не зазвенела над вами, вы бы всё равно оказались вместе в будущем. Но, повторюсь, раньше омела так не поступала, и неизвестно, как она себя проявит. Лучшим решением для вас обоих было бы смириться и принять свою участь…
Возвращаясь в общежитие, Гермиона мысленно прокручивала разговор с Макгонагалл. Услышать о своей будущности было для неё шоком.
Она посмотрела на свои истерзанные руки в уродливых синяках и сравнила; определенно — Драко сейчас было тяжелее. Он всеми силами пытался отстраниться от предсказания омелы, и та всеми силами наказывала его. Что будет дальше? С ними? Гермиона не представляла, как он мог быть рядом с ней в качестве любимого. Это просто невероятно. Противоестественно.
Тот, кто из года в год уничтожал в ней всё живое. Задевал, обзывал, ненавидел, твердил о разнице между ними. Как можно, после всего этого, быть вместе? Кто вообще на такое способен? Только мазохист, не ценящий свою жизнь и гордость.
Сентябрь тянулся медленно. Гермиона была на грани депрессии; ей бы сжаться в комок, уйти в себя и позволить рассудку окончательно покинуть её. А всё потому, что Гермионе до ужаса хотелось поймать его взгляд. Она настолько привыкла к этому, что скучала. Отвратительно. Она чувствовала себя отвратительной.
Драко нет уже месяц.
Каждую пятницу она приходила к Макгонагалл, чтобы узнать новости. Профессор с сочувствующим взглядом сообщала, что писем не было.
В начале октября, за ужином, Гермиона неспешно жевала безвкусное мясо. Как давно она перестала что-то чувствовать? Как давно ей приелась боль, что она доставляла себе? Изуродованные синяками руки, теперь — и бедра. Она на грани того, чтобы начать царапать себя, выпускать кровь.
Грейнджер отодвинула от себя тарелку, аппетита не было давно. Она уже успела перекинуть ногу через скамейку, чтобы уйти, как вдруг услышала истошный визг радости. Это была Пэнси.
— Драко!
Грейнджер казалось, что она сбрендила, потому что напротив неё, в проходе между столами, стоял он.
И вот тот самый взгляд, только сейчас в нём не было огня, только синие тени под глазами. Он осунулся, что-то в нём изменилось. Гермиона сделала шаг вперёд. Ещё один. Навстречу. Малфой не сводил с неё взгляда, игнорируя приветствия однокурсников. Он стоял как вкопанный, наблюдая за тем, как Грейнджер шла навстречу. Между ними оставалось чуть больше метра. И что дальше? Что ей делать дальше? Эти мысли разбились вдребезги, когда, подскочив со спины, его обняла Паркинсон.
— Мерлин, я так скучала!
Гермиона слабо улыбнулась. Смотрела, как он ловил её полуулыбку. Ещё мгновение — и она уже переступала порог Большого зала.
Она летела по коридорам, в спальню, чтобы накрыться одеялом, хоть как-то защититься от той тяжелой ауры, что повисла между ними. Грейнджер почувствовала это. Волоски на её теле встали дыбом, когда она вдохнула еле уловимый, знакомый запах ветра.
Именно так пах Драко. Грейнджер ничего не стоило догадаться, что её амортенция была про него. К этому выводу она пришла ещё летом, когда вспоминала все их короткие стычки.
Мерлин, как ей смириться с этим?
Последующие дни протекали в обычном режиме. Не было больше усталости и зуда под кожей, в Гермионе будто по-новому что-то расцветало. Дышать стало легче. Она старалась не думать, что это из-за него. Но, глядя на Драко, отмечала, что он тоже пришёл в форму. Набрал вес, лицо приобрело свежий вид, и порой Гермиона видела, как он улыбался. Но за те два месяца, что прошли с его возвращения, они не сказали друг другу ни слова.
В начале декабря Драко уже стоял на поле для квиддича, приветствуя со своей командой болельщиков. Никто не стал отменять матч в снежную погоду. Все соскучились по их любимому ловцу. Малфой был действительно популярным игроком. За неделю до матча слизеринская гостиная заполнилась плакатами с изображениями, как Драко ловит золотой снитч. Даже у девочек с других факультетов были значки на мантиях в поддержку Малфоя. Грейнджер не понимала, как настолько мрачный и грубоватый парень может нравиться стольким людям.
Гриффиндор был сильной командой, чего только стоила Джинни Уизли, их ловец. Проворная худенькая девушка довольно быстро добилась успехов в игре и скоро перешла в основной состав из запасных.
Гермиона плотнее закуталась в куртку. На высокой трибуне ветер дул со всех сторон, кусал каждого, кого задевал. Некоторые из старшекурсников принесли с собой огневиски, чтобы согреться и поднять градус веселья. Никто бы не решился на такое, если бы учителя сидели рядом.
Матч длился уже больше часа. Слизерин обыгрывал Гриффиндор, тридцать очков против двадцати. Гермионе было скучновато, она даже думала уйти на трибуну к Луне. Честно признаться, она пришла сюда только ради Малфоя. Грейнджер успокаивала себя тем, что ей становилось легче, когда она видела нормального Драко, без впавших щёк и синяков под глазами. Как назло, из-за сильного снегопада ловцы поднялись слишком высоко над полем, и их практически не было видно. Но в один миг толпа взревела — над полем пронёсся Малфой, спикировав вниз, а затем развернулся и стремительно взмыл вверх.
— Мерлин, как он видит снитч, через такой-то снегопад?
Гермиона задрала голову и проследила за зелёной тенью слизеринца. Но вдруг комментатор закричал, и теперь все устремили взгляды вверх.
Потому что Драко падал.
Время для неё замерло, внутри что-то росло. Росло понимание о неизбежном. Он мог умереть, упав с такой высоты.
Гермионе достаточно секунды, чтобы подняться на ноги, выхватить палочку и направить её на него.
— Арресто моментум!
Вспышка около земли, а затем глухой удар от падения в снег. Гермиону затошнило, отовсюду раздавались крики. Все боялись того, что она не успела.
***
Гермиона дождалась времени отбоя и незаметно выскользнула из общежития, чтобы пойти туда, где ей не место. Осторожно ступая и оглядываясь по сторонам, девушка надеялась, что останется никем не замеченной. Заглянув в больничное крыло, она убедилась, что там было пусто. В зале темно, лишь белые койки светились во мраке ночи. Он лежал на последней, у стены. Грейнджер засеменила через зал, а когда подошла кровати, замерла.
Драко спал. Она скользнула взглядом по голым плечам, выглядывающим из-под одеяла. Бледная кожа почти сливалась с белым постельным бельём.
— Зачем?
Гермиона вздрогнула, от стыда к щекам хлынула кровь. Малфой открыл глаза и посмотрел на неё. Ей не нужно гадать. Он зол.
— Что зачем?
— Зачем спасла меня? Для нас обоих было бы лучшим решением, если бы я упал и свернул себе шею.
— Зачем ты спас меня в ванной старост? Мы квиты, — она развернулась, чтобы уйти, но услышала, как позади зашуршало одеяло.
— Стоять, Грейнджер!
Его слова будто каменной стеной встали перед Гермионой. Драко мигом догнал её и остановился позади, так близко, что она чувствовала его дыхание на своём затылке. Он глубоко вдохнул, словно принюхивающийся в поисках добычи зверь; по её телу тут же побежали мурашки.
— Какого чёрта ты пахнешь бергамотом?
Она медленно развернулась к нему и взгляд сразу же наткнулся на голую грудь. Это второй раз, когда она видела его полураздетым. Освежившиеся воспоминания дополнились новой информацией. Он явно стал крупнее, раздался в плечах, а мышцы груди и живота проступили ещё чётче. Гермиона смущенно подняла взгляд, чтобы встретиться с драконом.
— Твоя амортенция тоже пахнет мной?
— Ты знаешь, что на это повлияло, — его лицо исказилось. — Я ненавижу даже мысль о том, что мне придётся чувствовать тебя где бы я ни был, потому что грёбаная омела решила свести нас!
Драко невозможен во всём. Всё, что он извергал из своего рта в сторону Гермионы, всегда оказывалось желчью. И ей обидно за себя, она хотела отыграться.
— Знаешь, я этому рада, — увидев его реакцию, ей захотелось больше, сильнее, больнее. — Даже сама мысль о том, что тебе придётся всю жизнь думать о той, кто тебе ненавистен — чистое наслаждение. Где бы ты ни был, с кем бы ты ни был, перед глазами всегда буду я. Грязнокровка. Шикарная ирония судьбы. Теперь живи с этим…
Она развернулась, чтобы уйти, и услышала позади себя рычание. Гермиона охнула, но понять ничего не успела, так быстро Малфой обхватил её за талию и притянул к себе.
Дыхание прерывистое. Он загнанно дышал прямо ей в затылок, крепко прижав к своей груди. Гермиона спиной, через тонкую рубашку, чувствовала жар его кожи. Казалось, будто огонь, полыхающий в нём, вот-вот вырвется наружу.
«Боже, дай мне сил!»
— Я даю тебе секунду, чтобы отпустить меня, — она попыталась оттолкнуть его руку. Бесполезно. Ей бы дотянуться до палочки, бросить в него оглушающее и уйти. Но она стояла замершей жертвой, не в силах пошевелиться.