Так что давайте не будем. Не надо мне вот этого… «непорядочно», «непатриотично». Тот, кто честно занимается своим делом, и есть самый порядочный патриот. Всё остальное – декорум.
И третье. Жить надо сейчас. Никакого светлого будущего! Оно, как линия горизонта, всегда равноудалено от нас. Мы не знаем и никогда не узнаем, что там, поэтому воображаем себе кто во что горазд. А между тем будущее начинается сегодня – ты уже в нём живёшь, каждая следующая секунда жизни – это будущее, становящееся настоящим. Так что единственный способ создать себе светлое будущее – это жить в светлом настоящем. Никаких «когда-нибудь потом», завтра может тупо не наступить…
Собственно говоря, уроки мы извлекаем постоянно – кто вообще склонен их извлекать, но тут вариантов всего два: либо ты выучил урок, либо очередной раз получаешь по лбу черенком грабель. И так до тех пор, пока не выучишь. Можно сколько угодно пенять на грабли – им, граблям, нет никакого дела до того, что ты о них думаешь. Мир полон таких страдальцев, которых жизнь, увы, ничему не учит. Зайди хоть в любую соцсеть. Такие не устают сетовать на несовершенство мира – пардон за фольклор, все пидорасы, а я д’Артаньян! – хотя элементарная логика должна заставить задуматься над вопросом: почему?
Почему судьба, как ты считаешь, несправедлива именно к тебе? Чего она прицепилась? Что ей надо? А может, она хочет, чтобы ты наконец оторвал своё седалище от нагретого места и хотя бы купил лотерейный билет? Ведь, если ты не совсем дурак, то должен понимать: статистическая вероятность, что все вокруг дерьмо и только один ты хороший, ничтожно мала. Может, всё-таки что-то не так с тобой? Что-то такое в тебе самом притягивает все эти громы небесные на твою глупую голову? Чтобы достучаться наконец до твоего рассудка.
До некоторого момента в моём собственном прошлом и моя жизнь напоминала День Сурка. Эти нескончаемые мужчины, использующие меня как жилетку! Других теперь, что ли, не производят? Если бы не опыт (пускай не вполне удачный, но всё же), я бы тоже, наверное, сидела сейчас на берегу Рио-Пьедра и проливала слёзы. Сходство между теми, кого подсовывала мне жизнь, доходило до смешного – если бы это не было так грустно: даже их дни рождения укладывались в одну декаду! Получалось, что не стоило труда уходить от мужа, так как все остальные не лучше, а он, по крайней мере, зло известное. Вот тогда-то, на берегу моей персональной Рио-Пьедра, я села и крепко задумалась. Стало очевидно: что-то не так во мне самой. Ибо если одни и те же обстоятельства воспроизводятся из раза в раз с непреодолимой силой физического закона, значит, они являются прямым следствием некоторых постоянных условий.
В то время я ещё не преподавала логику и даже её не знала. Мой опыт общения с ней исчерпывался семестровым университетским курсом, который пролетел пулей по касательной, лишь слегка оцарапав висок. Профессор, который его вёл, был меланхолическим ипохондриком, априори неспособным, что называется, зажечь, а я была Марианной из «Разума и чувства» – то есть, попросту, меня несло. Моя юная поэтическая экзальтация проявляла себя, в числе прочего, в рационалистическом нигилизме. То есть я была Базаров наоборот – Воразаб. Если тот признавал только доводы рассудка и силу фактов, то я была, напротив, целиком трансцедентна, читай: не от мира сего. Культивируя в себе чувствительность, и без того обострённую от природы, я гордо игнорировала такой сухой и скучный предмет, как логика, убеждая себя, что мне он ни к чему, жить надо сердцем. Словом, принцессы не какают!
Вспомнился эпизод из «Настоящих мемуаров гейши» Минеко Ивасаки. Будучи одной из самых успешных гейко своего поколения, она однажды угодила в больницу с острым аппендицитом, и когда после операции доктор задал ей стандартный вопрос, отходят ли у неё газы, девушка гордо ответила, что такими глупостями она не занимается.
Поскольку я тоже в ту пору «такими глупостями не занималась», логика просвистела пулей у виска, и зачёт я получила только потому, что профессора утомила моя непробиваемая тупость. Приходя раз за разом на пересдачу, я повторяла затверженные определения, и любой вопрос, сформулированный иначе, чем в билете, тут же ставил меня в тупик. К третьей попытке ему это надоело, и он решил избавить себя от меня. К слову сказать, логика была единственным предметом, который я не сдала, и наличие зачёта ничего не меняет. Где-то, уже и не вспомню, где, я читала об одном знаменитом израильском профессоре, который поставил зачёт студентке, не проронившей ни слова. Когда ассистент поинтересовался, почему он это сделал, профессор ответил: но ведь она не допустила ни одной ошибки!
Парадоксальным образом именно логику я теперь преподаю, что лишний раз доказывает справедливость расхожей максимы «никогда не говори никогда».
Всё это я рассказываю к тому, чтобы тебе было понятно: до всего, до чего я додумалась, я додумалась самостоятельно, не владея дедукцией даже на бытовом уровне, так что считаю себя в праве собой гордиться. Как водится, всё началось с сакраментального вопроса: какого дьявола?! Чего это они все гребут к моему берегу – эти похожие, как близнецы, недопёски, ищущие во мне мамочку?
Устав грести против течения и наблюдать на берегу один и тот же пейзаж, я бросила вёсла и задумалась…
Из всей нашей большой семьи я в своём поколении старшая. Все мои братья и сёстры моложе меня, включая и родного, который появился, когда мне шёл десятый год. Первенец в любой семье – первый блин, который выходит комом, так как у родителей ещё отсутствует опыт. При его воспитании они допускают все мыслимые и немыслимые ошибки и на нём обкатывают свои педагогические навыки. У меня были родители с очень сложными отношениями между собой и в конфликте с самим собой каждый по отдельности. Но, с другой стороны, имелись бабушка и дедушка, которые, как и положено, очень меня любили, и дядя, в ту пору очень юный, но непостижимым образом уже заточенный на выполнение родительских функций. Таков мой стартовый пакет. Но потом один за другим пошли рождаться другие, и я сразу стала старшей сестрой – со всеми причитающимися этому статусу обязанностями. Всю малышню оставляли на меня, и я даже не догадывалась о степени своей ответственности, пока однажды дядина жена (стало быть, моя тётя), поручая мне присмотр за своими двумя отпрысками, не произнесла примерно следующее: «Глаз с них не спускай! Учти: если они выпадут с балкона, рожать мне новых будешь сама!»
И я, видимо, прониклась. По крайней мере, с этих пор чувство ответственности в моих отношениях с окружающими стало определяющим. Мы в ответе за тех, кого нам поручили! И, видимо, это было написано у меня на лбу, так стоит ли удивляться, что к моему берегу прибивало инфантильных, не способных позаботиться даже о себе мужчин?
Письмо 8. Вывеска
Думаю, каждый из нас носит на себе какую-то вывеску, даже не подозревая об этом. Помнишь эпизод в электричке из нашего всенародно любимого фильма «Москва слезам не верит»? «– Если я не ношу обручального кольца, это ещё ни о чём не говорит. – Да даже если бы вы носили три обручальных кольца, вы всё равно не замужем. У вас взгляд незамужней женщины». Ровно так же и во всех остальных случаях.
Ты не замечал, например, что есть люди, которым все кидаются помогать? Даже если их об этом не просили. Просто потому, что всё оно какое-то такое жалкенькое, беспомощное, непрактичное. Говорю «оно», потому что это может быть как женщина, так и мужчина – в равной пропорции, хотя наше сознание фиксирует, главным образом, женщин. Вернее, так: подобного рода женщин и мужчин оно, сознание, разносит по разным категориям, и поэтому нам кажется, что беспомощные женщины преобладают. Почему по разным – объяснять, наверное, излишне, просто констатирую: беспомощная женщина – явление всё-таки более естественное, чем беспомощный мужчина. Последний вызывает у нас либо материнский инстинкт, либо раздражение – в зависимости от того, насколько он симпатичен – и попадает в разряд либо хронических лузеров, либо маминых няшечек. Отсюда и проистекает разница в том, как мы реагируем на «бедняжек» противоположного пола. В большинстве случаев мы либо не замечаем этого кокетства – потому что такая беспомощность по меньшей мере в половине случаев не более чем кокетство, сознательное или неосознанное – либо замечаем, но принимаем правила игры и ведём себя в соответствии со сценарием, то есть подыгрываем.
У мужчин это, наверное, иначе, хотя не факт. Я не была мужчиной – по крайней мере, не в этом воплощении, а предыдущих моя память не сохранила. Мужиком – да, время от времени и по мере необходимости, но не мужчиной; ты поймёшь, что я хочу сказать. То, что прежде называлось «быть мужиком», теперь чаще описывается идиомой «у тебя есть яйца». Говорят, у меня они есть и даже стальные, но это ситуативно и только в экзистенциальных вопросах; в быту я, несомненно, девочка, со всеми вытекающими отсюда поведенческими реакциями. И так как мужчиной я никогда не была и уже вряд ли стану, любые мои построения на этот счёт не более, чем гипотезы. Рискну предположить, что для вас (не тех, кто рождён с некоторым набором половых признаков, а для тех, кто осознаёт себя таковым) должно быть естественно брать на себя ответственность, и поэтому наша женская слабость едва ли вызывает у вас активное неприятие. Раздражение – может быть, когда нашей слабости чересчур и она начинает существенно осложнять выполнение других задач. Но зато на её фоне стремительно растёт ваша самооценка, а для вас, согласись, очень важна гендерная идентичность, и самое тяжкое оскорбление – услышать в свой адрес: ты не мужик, ты баба!
Любая женщина «с прошлым» тебе совершенно точно скажет, что вот у этого мужчины на лбу недвусмысленно, прописными буквами написано «КОБЕЛЬ», и эта вывеска указывает отнюдь не на пол – во всяком случае, не только на него. И, кстати, о женщинах с прошлым – некоторые размещают эту информацию на вывеске, а другие держат при себе. Так или иначе, к определённому возрасту многие из нас обзаводятся этим самым прошлым, под которым обывательское сознание разумеет богатый опыт интимного свойства. Однако не все вывешивают его в качестве наружной рекламы, хотя шила в мешке не утаишь, и наша опытность временами даёт о себе знать независимо от нашего желания, проявляя себя том числе и способностью читать вывески других. Но чтобы их прочесть, человека необходимо увидеть лицом к лицу – что называется, в деле. Наши поведенческие реакции всё-таки рефлекторны либо доведены до автоматизма. Словом, они непосредственны: тело реагирует на внешние раздражители быстрее, чем сознание решит, как следует на них реагировать.
С этой точки зрения соцсети представляют собой необъятное минное поле. Потому что написать о себе можно всё что угодно – а хоть бы и «мин нет!» – но проверить достоверность написанного можно только на личном опыте общения. Хотите рискнуть?
К счастью, вышеозначенные кобели крайне редко пасутся на бескрайних пажитях того сообщества, которое мы с тобой почтили своей привязанностью: для этих любая вторая фраза уже лишняя, а определяющим является визуальный контент, так что их кормовая база располагается там, где красотки постят фотки. Здесь, у нас, обитают люди, склонные к рефлексии, живущие более или менее насыщенной умственной жизнью – словом, сложные. И вот это настоящая засада, в отличие от незамысловатого чемпиона по совращению, которого видно издалека.
Здесь вывеска ничего не значит. На ней может фигурировать цитата из любимого классика или из себя, любимого, или пейзаж, или фото вполне невинного свойства. Но независимо от того, что там изображено, следует помнить: это обратная сторона Луны, и любые наши заключения о ней всего лишь вероятны.
Лев выглядел как человек, которому хочется верить. Хотя почему я пишу «выглядел»? Он и сейчас так выглядит – ничего не изменилось, просто мы оба стали на год старше. Не думаю, что я стала лучше в нём разбираться, напротив: чем дальше, тем больше вопросов. Думать о нём стало своего рода упражнением, коаном, настоящая цель которого не совпадает с заявленной и заключается в том, чтобы разобраться в себе.
Например, что не так с моей собственной вывеской? Потому что есть вещи, которые со мной никогда не происходят. Никогда! Как бы я этого ни хотела. Например, мне почти никогда не дарят цветы. А я ведь их очень люблю! Но мне тащат шоколад или коньяк. Чай или кофе (ну, допустим, это неплохо). Иногда какую-нибудь безделушку. Всё что угодно – кроме самого очевидного: цветов. Я знаю женщин, абсолютно к цветам равнодушных, так вот они регулярно получают просто фантастические по размерам и цене букеты. «Ну и зачем мне этот веник? Лучше бы деньгами отдал», – брюзжат они при этом, но через какое-то время опять получают свой букет. Почему? И, самое главное, зачем? Может, с определённого рода женщинами вы испытываете потребность постоянно доказывать свою состоятельность? Хотя непонятно, какую. Ну, не знаю, не финансовую же – в этом случае дарили бы драгоценности или, в конце концов, деньги. Так нет же: цветы. И почему-то непременно дорогие. Красные розы, в основном. Числом штук так пятьдесят плюс одна. Интересно, как бы это прокомментировал старина Фрейд.
Плевать на розы. Особенно на красные, без запаха и на метровых черенках. Они мертвы. Они уже не более чем общее место. Меня интересуют чайные – с открытой сердцевинкой, так сладко пахнущей. Или фрезии, нежные и хрупкие, с едва уловимым холодным и грустным ароматом. Или подсолнухи – щедрые, разлапистые, густо утыканные семенами, как русский стол закусками. И так же сложно пахнущие. Или лохматые хризантемы, занесённые с холода, пряные и свежие. Или соблазнительные пионы в пышном убранстве прохладных шёлковых лепестков, источающие аромат страсти. Или гроздья сирени, похожей на сладкую грусть…
А может, это кармическое? Когда мне было лет тринадцать, у меня был приятель. Юрка. Кузен моего соседа. Он жил в другом районе, но иногда делил с нами наши детские забавы. Мы вместе ходили на Подкумок и взбирались на Бештау. Однажды, зимой, я долго болела, и Юрка передал мне с Андрейкой ветку цветущей вишни, которую «распустил» у себя на подоконнике. Уж не знаю почему, но это меня ужасно смутило, и я отправила подношение обратно. Это было глупо и нелепо, толстенький Андрейка, красный от смущения и досады, сопя, удалился, чтобы через пять минут снова вернуться: Юрка, мол, велел передать, что ничего такого, просто хотел сделать приятное. Но цветы я так и не взяла. Мне было страшно жаль цветов – и жаль Юрку, который, наверное, огорчился. Я даже, помнится, всплакнула.
А много лет спустя, когда мы были уже взрослыми и обзавелись семьями, я от нашей общей подруги узнала, что Юрка разводит экзотические растения и у него их целая оранжерея. Я вспомнила о том глупом эпизоде нашего общего детства и, так как бывала в нашем городе наездами, попросила подругу извиниться за меня перед Юркой. Просьбу она исполнила. Он посмеялся, удивился, что я это ещё помню, и сказал, что это пустяки. Но, если это меня до сих пор беспокоит, то я могу исправиться – и передал мне горшочек с аравийским жасмином, который потом долго жил у меня, переезжая с квартиры на квартиру и наполняя любое жилище божественным ароматом, когда распускался хотя бы один крохотный белый цветок. Долго. Гораздо дольше, чем Юрка, которому было отпущено всего тридцать два года…
И вот теперь я думаю – а может, это меня настигло возмездие за тот, отвергнутый мною, наивный и чистый дар мальчика из моего детства?
……………………………………
Как бы там ни было, мы о себе знаем ненамного больше, чем о посторонних, и это при том, что живём с собою от самого рождения. Всё, что я узнавала о себе от других, ставило меня в тупик – настолько оно не совпадало с тем, что думала о себе я сама. Помню, как рассмешила меня коллега своим удивлением по поводу моего первого брака: этот медведь – и ты, тропикана-женщина! Я-то считала себя скромной домашней тапочкой. Однако дальнейшее подтвердило правоту её оценки – брак вскоре начал трещать по швам, и спустя десять мучительных лет распался. Домострой таки не мой стиль жизни! Но, помимо пьянящей свободы и упоительного одиночества, меня после развода беспокоила какая-то неудовлетворённость.
Природой так устроено, что, как это мило называют медики и социологи, в репродуктивном возрасте следует иметь семью. Не сексуального партнёра – а именно семью как среду, наиболее приспособленную для выращивания потомства. Партнёра завести легко, но далеко не каждый, кто готов с тобой спать, согласится взвалить на себя заботы о твоём ребёнке. Словом, непринуждённые отношения без взаимных обязательств оказались мне неинтересны. Не то чтобы я не попыталась, отчего же. Было полезно пройти и через это – хотя бы в порядке эксперимента, чтобы понять, от чего я отказываюсь. Выбор претендентов оказался богатым, и в их числе были даже холостые мужчины. Одни, не смирившись с отказом, гордо вычеркнули меня из списка своих контактов; с другими из них я даже сохранила приятельские отношения. Как раз от одного из этих последних я и услышала очередное откровение: он признался, что, как только увидел меня, сразу понял, что у меня «девять из десяти отсеиваются уже при подаче заявления». Словом, оказалось, что я довольно взыскательна.