Семён Петрович Баев, когда выдавалось свободное от службы время, всё его посвящал обустройству усадьбы. Служба у него не сказать, чтобы очень ответственная, но всё-таки обязательная, особенно в летний сезон – он ведает в администрации Осиновки земельными вопросами. Сейчас-то всё уже в основном определилось, устоялось, и злоупотреблений на вверенном Баеву участке нет. Да и раньше не очень много наблюдалось, особенно крупных. В слишком щекотливых ситуациях предостерегал молодого главу от искушения преступить. Таким образом, они счастливо избежали уголовного дела, хотя первое лицо поселения поначалу выказывало недовольство действиями Семёна Петровича.
Что до усадьбы, то она представляет собою совершенный новодел, ибо лет десять назад Баевы затеяли строительство коттеджа, на новом участке. Тут, понятно, основные труды пришлись на долю главы семейства, хотя двухэтажное строение возводила бригада гастарбайтеров, а не он сам. Но требовалось то одно, то другое – иной раз всё сразу. В срочных случаях приходилось отлучаться с работы и спешить на стройку. Вечером же свободного времени у Баева теперь совсем не оставалось.
– Петрович, иди ужинать! – бывало, зовет его по телефону Катерина Ивановна.
– Сейчас-сейчас, – нетерпеливо отвечает землеустроитель, – тут мне немного надо ещё доделать!
– Ну, где ты потерялся? – через малое время опять звонит она. – Иди уже, всё остывает!
И тогда Семён Петрович с сожалением отрывается от строительных работ и спешит домой, чтобы отдать должное блюдам Катерины Ивановны. Она, вообще говоря, вовсе не Катерина, а Екатерина, но кто же станет следовать протоколу и выговаривать такое длинное имя? Чай, не дипломатический корпус. К протоколам в Осиновке питают стойкое предубеждение, если не сказать – отвращение, неизвестно, почему. Но не все, конечно, как можно? Ведь село это – райцентр с положенными ему федеральными и муниципальными службами. А тут без соответствующего акта и протокола – никак! Супруга Семёна Петровича заведует отделом краеведческого музея, но и в этом учреждении её кличут Катериной Ивановной. По-свойски.
– Ты, по-моему, похудел с этой стройкой, – жалостливо говорит Катерина, накладывая мужу полную тарелку жареной картошки с фрикадельками. – Пусть там работники делают, ты только контролируй иногда. Что же здоровье подрывать?
– Так я и контролирую. Брусья-то не поднимаю. Года не те. Но там глаз да глаз нужен. Не выстроим же мы для детишек халтуру?
– Это да, – соглашается Катерина Ивановна. – Себе – ещё куда ни шло, а им-то надо по первому классу. Времена такие. Первоклассные.
– И не говори.
Детишек у Баевых трое: Андрей, Ольга и Антон. Другими словами, многодетная семья. Но не малообеспеченная, нет. Нормально обеспеченная, или почти нормально. При родителях остаются сейчас только дочка, она в десятом классе, да восьмиклассник Антон. Андрей же, который старше и достигает уже 190 сантиметров в высоту, учится в институте по профилю управления электрическими сетями. Учится, молодец, на бюджетной основе, что позволяет старшим Баевым запускать сэкономленные на учёбе суммы в жилищное строительство. Гранит даётся Андрею непросто, особенно проклятые чертежи, зато он играет в институтской баскетбольной команде. И, хотя пока запасным он, таким образом, надёжно закрепился в вузе. Ольга в своей школе щёлкает контрольные задания, как семечки и все десять лет – отличница. Младший, Антон, успехи имеет посредственные, однако же увлекается географией и непременно хочет стать мэтром в этой области. Да кто против? Уже и сейчас он знает столицы всех государств, а по многим – и экономическое состояние. В общих чертах, конечно. Кроме того, он любит возиться с огородом, и другой раз выражает намерение пойти по сельскохозяйственной линии. Тоже неплохо. Как же не постараться для таких детей? И жилище задумано со всеми возможными удобствами. А кроме того, Семён Петрович присмотрел себе участок для усадьбы очень многообещающий, даром, что неприглядный по первому впечатлению. Вся прелесть его заключалась в глубокой ложбине, пересекающей владения Баевых. В ложбине до самого июля стояла талая вода и охотников до такого участка не находилось, поэтому отвод его Семёну Петровичу не вызвал ни у кого зависти и хотя бы мало-мальского скандала. Что случается не так уж редко. Даже Катерину Ивановну при этом одолевали сомнения: не ошиблись ли они?
– Что мы будем делать с этой лужей? – спрашивала она супруга. – Осушать? Или заведём карасей? Так они летом засохнут, а зимой замёрзнут насквозь.
– Смотри в корень, – отвечал Баев. – Во-первых, никто не скажет, что вот, мол, землеустроитель администрации отхватил себе лучший кусок, и все они там такие. А главное, мы со временем организуем при ложбине курортную зону: насадим кустов, перекинем мостик через воду, установим скамеечки. Это будет класс! Так что основная забота – не избавиться от воды, а как сделать, чтобы она оставалась в озерке постоянно. Но это не сразу. Пока что надо построить дом!
Заражённая идеей и энтузиазмом супруга, Катерина Ивановна затуманенным взором смотрит вдаль, словно силясь увидеть там замечательный благоустроенный уголок, критике Семёна Петровича не подвергает и отгоняет сомнения. Прожект его начинает успешно реализовываться. Пока оба супруга при работе, необходимо всё основное строительство завершить, поскольку на пенсию особенно не расстроишься, в смысле – не настроишься, не построишь, то есть. Разве что курятник. Даже и сейчас пришлось взять кредит – расходы-то велики, хотя основной строительный материал тут дерево.
– Эх, отстроим домишко, заживём, как белые люди! – говорит Баев, оглядывая растущий день ото дня сруб. – Не стыдно гостей пригласить, есть, где всем поместиться – все-таки 150 квадратов! Считай, втрое больше, чем имеем.
Катерина Ивановна, отвернув скатерть, стучит по деревянной столешнице.
***
Надежда Клюева занималась в университетском театре миниатюр, что вполне согласовывалось с ещё одним хобби – бальными танцами. То и дело меняя парики, она к третьему курсу стала сомневаться – действительно ли у неё тёмные волосы? Режиссёр настаивал на платиновых. Несмотря на то, что театр не достиг больших сценических высот, ввиду значительной текучки труппы, в вузе его ценили и гордились им. Не наукой единою! На смену выпускникам приходили первокурсники, и служителей Мельпомены не убывало. Нет! Самодеятельные артисты, влюблённые в театр, отдавались ему с большой страстью, а невлюблённые сюда и не приходили. Надежда Клюева влилась в артистический коллектив на первом курсе и принимала участие в спектаклях уже как мастер сцены.
Непростое, ох, непростое это дело – театр! Если заниматься им всерьёз. Сегодня репетиций в графике его не значилось, и после лекций Надежда решила немного попрактиковаться дома. Никаких препятствий для этого не имелось, а следовало отточить небольшой эпизод из замечательной пьесы современного автора. По ходу действия героиня должна кричать: «Тону, помогите!» – и так далее, и это, как находила единственная зрительница и соседка по кроватям в съёмном домике, получалось не очень достоверно.
– Ну что же ты жалеешь голосовые связки, – пеняла рыжеволосая Лида, – ведь тут можно вопить во всё горло! Никого не побеспокоишь, никто не услышит. Давай!
Как выяснилось, она была неправа. Андрей Баев, направлявшийся после тренировки домой, проходил окраинной улицей к своему жилищу. Его размашистый марш прервал отчаянный женский крик, донёсшийся из ближайшего дома. Баскетболист замер, и тут же вопль повторился. Тогда, не медля больше ни секунды, Андрей бросился на зов. Рванув на себя дверь, он сделал молниеносный рывок вперёд.
Эти старые, старые постройки! С узкими и низкими дверными проёмами, с подслеповатыми окнами… Спасатель с размаху ударился лбом о притолоку, и, теряя сознание, ввалился в интерьер. Надежда Клюева, распахнувшая было рот для очередного крика, так и осталась стоять, не в силах его закрыть и наблюдая, как на скамеечку у входа валится крупный молодой человек.
– Лид, это к тебе? – изумлённо посмотрела она на подругу.
– Это к тебе, – справившись с волнением, ответила та. – Ты же кричала «помогите!»? Ну и вот. Принимай помощь. Хотя, я думаю, она ему самому нужна.
Ворвавшийся гренадер тем временем, держась за лоб, сел на скамейке и затуманенным взором окинул обитателей жилища:
– Ведь кто-то кричал? – неуверенно вопросил он. – Или мне показалось? Тонуть тут вроде негде.
– О-о, извините, – поспешила внести ясность Надежда Клюева, – у нас просто репетиция. Студенческий театр.
– Мы забыли закрыть окно, – вставила подруга.
– Да, совсем забыли. А с закрытыми окнами – никакого шума. Надо же, как неловко получилось!
– Ну, и хорошо, что всё у вас в порядке, – несколько окрепшим голосом подытожил гость. – Ну, конечно: кто бы догадался, что здесь репетиция? Вот и я…
– Никто бы не догадался, – утешила его Лидия. – В такой дикой местности – вдруг театр. Ха!
– Да я тоже из этого же околотка, – сказал незадачливый спасатель. – Мы скинулись втроём. Хотя в нашей хижине дверь будет повыше. – И он снова потрогал лоб, на котором явственно проступила ссадина.
– Всё старое тут, – посетовала Надежда Клюева. – Что дома, что дороги. Первопроходцы, наверное, строили. Дороги, то есть улицы – только чтобы двум телегам разъехаться.
– Дома теперь – только на дрова, – поддержала её Лидия. – Ремонтировать их невозможно. Тут нельзя даже делать отбивные – от стука всё развалится. Я боюсь, что может развалиться даже от Надиных криков.
– Ну, тогда я пойду, – посмотрел на дверь Андрей Баев. И он опасливо подтянул ноги, словно страшился зацепить ими простенок, порог или иную старую конструкцию.
– Нет, нет, нельзя так сразу, – запротестовала виновница происшествия, – надо вам отдохнуть, попить чаю.
– Андрей, – назвался Андрей, привстав и наклонив голову.
– Надежда, – откликнулась она.
– Лидия, – сообщила рыжеволосая подруга. – Дверь у нас, может, не очень, но чай – замечательный. Чаю – за знакомство?
– Присаживайтесь к столу, – пригласила Надежда.
– А, чай, правда, у вас очень хороший, – вынес своё суждение нежданный гость, дуя на горячий напиток, который закусывал печеньем. Обжигающий чай обожала Лида и иного не признавала, но Андрей вполне достойно справился с испытанием, выпив даже два стакана. После чего решительно засобирался:
– Ну, спасибо за угощение. Я пойду!
– Мы вызовем вам сейчас такси! – спохватилась Надежда и потянулась за телефоном.
– Нет-нет, – воспротивился визитёр, – ни в коем случае! Я прекрасно дойду сам. Ноги же целые, да и голова… – И он вскинул на плечо свою спортивную сумку.
– Тогда я вас… тебя провожу! – решительно заявила она.
– Проводи, проводи, – как-то спокойней, – одобрила рыжеволосая подруга.
– Как-то всё неправильно, – отозвался Андрей Баев. – Как-то всё наоборот.
Но возражать он не стал, а двинулся, сопровождаемый Надеждой, к своему пристанищу. Надлежало пройти с полкилометра и это для него лишь несколько малых минут, но приходилось умерять шаг, чтобы провожатая поспевала, не напрягаясь.
– Я с тренировки, – объяснял своё появление здесь Баев. – Вообще-то хожу по нижней улице, но там сейчас много грязи. Совсем почти рядом и живём-то… Вот здесь свернём на нижнюю, она Ключевская зовётся.
– Да, я знаю.
– Свернём – и я дома. Вон видишь, с зелёной калиткой? Это и есть наш хаус. Зайдём? Ребята не знаю, дома или нет; пришли – познакомлю.
– Нет, нет, в другой раз.
– Ладно, – с сожалением проронил он. – Спасибо, что проводила. Может, заглянете как-то с подругой. Адрес теперь вам известен.
– Я ей передам. А лучше вы к нам. Адрес вам ведь тоже известен!
– Ещё бы! – усмехнулся новый знакомый, и потрогал лоб.
– Надо бы обратиться к врачу, на всякий случай, а?
– Да времени нет, а там везде очередь. Да и зачем?
Ответом был смех.
***
С новой усадьбой Баевых в Осиновке соседствовало домохозяйство Ивана Ивановича Мамалыгина, ранее возглавлявшего животноводческую отрасль здешнего мощного совхоза, а теперь уже давно пенсионера. Ему повезло: остатков мощности предприятия хватило аккурат до того времени, когда Мамалыгину приспела пора выходить на заслуженный отдых. И породистый племенной скот раздавали работникам в счёт зарплаты уже без него, и попёрли шифер с крыш коровников тоже без него, как и молочные алюминиевые фляги и много ещё чего. Старый зоотехник знал, конечно, какие дела творятся в отрасли, подарившей ему язву желудка, да и во всём совхозе, но уж ничего поделать не мог. Он только плевался, прослышав про очередной нокдаун коллективному хозяйству, и не удивился, когда оно оказалось, наконец, в глубоком нокауте. До того прискорбного момента Иван Иванович обустроил свою усадьбу как следует: рядом с домом, полученным от совхоза, построил уже на свои деньги, ещё один, попросторней. Явились тут и стайки, и баня, и летняя кухня, и гараж. Словом, полный набор построек, приличествующих уважающему себя домохозяйству. В ту пору тут жили ещё младшая дочка с мужем и ребятишками. Старшие дети – братья Мамалыгины обосновались в областном центре, и уже давно. Деревенский быт их больше не прельщал, хотя летом приезжали погостить. Тогда внуки ставили всё вверх дном, и двух домов даже казалось недостаточно, чтобы рассредоточить буйное подрастающее поколение. Со временем в город последовали и внучка с зятем, который попал под сокращение и устраиваться ночным сторожем за десять тысяч нипочём не желал. Так что у четы старших Мамалыгиных появился избыток жилья – по дому на каждого.
В это утро Иван Иванович по привычке окинул взором с высокого крыльца состояние окружающего мира, прежде всего – попадающих в поле зрения соседних строений. Большинство из них, возведённые в прошлом веке, имели весьма печальный вид, как ни латали и ни подкрашивали их владельцы. И только строящийся рядом двухэтажный коттедж Баевых сиял свежей древесиной сосновых брусьев стен и досок забора. Природный стройматериал издавал пьянящий запах. Пройдясь по двору и наспех помахав руками, что означало облегчённый вариант физзарядки, Мамалыгин проследовал в дом. Здесь предстояло важное дело, которое он отправлял ежедневно – вписывание очередных строк о текущих событиях в дневник. Хронику осиновской жизни Иван Иванович вёл давно, лет 20 – с тех пор, как сломал ногу, обороняя на ферме двух телятниц от взбесившегося быка. Почти месяц затем он пролежал в больнице – на вытяжке, потом в гипсе, и, чтобы разнообразить небогатое событиями пребывание в лечебном учреждении, стал описывать наиболее значительные события последнего времени, включая и скоротечную битву с совхозным быком. Может быть, от вынужденного безделья, или по иной какой-то причине, но ведение дневника настолько захватило его, что в первую же неделю он исписал тонкую ученическую тетрадь, хотя писал не слишком размашисто. И попросил жену принести ему тетрадь потолще. К тому времени, когда специалист твёрдо встал на ноги, уже и эта тетрадь оказалась почти полностью исписанной. Тут он решил вести записи настоящего времени, день за днём, а о делах давно минувших поведать бумаге позже – по мере того, как воспоминания будут посещать его и снова выдастся свободное время. Для нескольких же ежедневных строк оно всегда найдётся. И не проходило недели, в течение которой он бы один-два, а то и три раза не обращался к дневнику. Никогда Иван Иванович не записывал события разных дней на одной странице – каждому дню отводилась собственная, заключалось ли сообщение в двух строках, или же требовало её целиком. Поэтому в теле дневника имелась масса пустых полей. Зато исключалась путаница.
– А, ты уже занимаешься? – заглянула в его письменный уголок супруга, Агриппина Леонидовна. – Что-то интересное?
– Занимаюсь, – подтвердил Иван Иванович. – Потом расскажу.
– Ну-ну, а я пойду, подогрею чай.
– Ладно. Я скоро.
Мамалыгин открыл общую тетрадь в картонной корочке под номером 22 и записал:
«У соседа строители ещё не собрались – рано. Обычно подтягиваются часам к десяти. Это не то, что раньше. Нынешние не переработают! Сам Баев ни свет, ни заря принялся что-то копать в стороне от дома. Не иначе, готовит почву под огород. Человек себе на уме: взял участок с болотиной – камыш выращивать, что ли? Или водяной орех? Что-то задумал, факт. Из ума, вроде, не выжил. Огород нынче здесь небольшой посажен – всё пиломатериалом завалено, да ещё лужа. Садили они в основном на старой квартире. А сейчас, смотри, взялся копать. Интересно, для чего? Посмотреть надо будет. Погода стоит похвальная уже вторую неделю – перепадают дожди, и опять солнце. Всё растёт хорошо, особенно капуста». Подумав минуту-другую – не забыл ли чего? – Иван Иванович закрыл тетрадь и пошёл пить чай.