Улыбка
Шеф косо посмотрел на первого зама, первый зам – на просто зама, просто зам – на начальника отдела, начальник отдела – на завсектором, завсектором – на старшего инженера, старший инженер – на инженера, инженер – на техника, техник – на экспедитора, экспедитор на грузчика.
Дома грузчик косо посмотрел на жену, та – на сына, сын – на кота. Но настроение последнего от этого ничуть не упало, поскольку кот только что полакомился весьма солидной мышью. Кот улыбался, улыбнулся и сын, потом мать с отцом, затем экспедитор, техник, инженер, завсектором, начальник отдела, зам, первый зам и наконец – шеф…
Обмен любезностями
В подъезде многоэтажки в ожидании лифта повстречались два соседа. Один, который проживает сверху и все время что-то пилит, другой тот, что снизу и денно и нощно долбит молотком. Оба едва сдерживают свои эмоции, но молчат из последних сил. Первым начинает диалог тот, что снизу:
– По вашим глазам видно, что вы хотели мне что-то сказать?!
– И что, по-вашему я хотел сказать?! – задает вопрос сосед и глаза его становятся такими, какие бывают разве что у быка при виде красной тряпки.
– Вы сами прекрасно знаете что! – отвечает другой, волком взирая на конкурента…
– Ничего я не знаю и знать не хочу, а вот вы точно хотите меня обозвать нехорошим словечком…
– Это каким же?! Может быть, вы его назовете?!
– Нет уж, лучше я промолчу…
– Так вы боитесь его произнести?!
– А с чего это вы взяли, что оно нехорошее, может быть я наоборот, хотел пожелать вам здоровья, которое у вас заметно пошатнулось…
– Если оно и пошатнулось, то в этом всецело ваша заслуга! Пилите там целыми сутками непонятно что… Запилили уже всех…
– А вы своим молотком, задолбали вконец. Ни днем ни ночью, покоя нет … Я не хочу даже разговаривать с таким…
– Каким именно?! Что же вы не договариваете?!
– Вы и так знаете, какой вы есть. Все в доме знают, а вы не знаете… Спросите любого и он вам скажет…
– Это про вас все говорят, что вы…
– Ну, это уже оскорбление…
– А что я такого сказал?!
– Вы хотели сказать что я…
– Но я же этого не сказал, а вот вы обо мне подумали что я…
– Ничего я не подумал, это вы сами так про себя подумали…
Но тут подошел лифт.
– Вы еще ответите за свои слова!
– Вы тоже…
На том и расстались. А минут через десять сверху забасила пила, а снизу послышался стук молотка …
Холостяк
Кузькин дрых на стареньком диване, как вдруг в уши просочилось:
– Ну долго ты еще будешь валяться, завтрак давно готов! Сколько можно ждать?!
Егор Семенович скинул с себя остатки сна, как скидывают с крыши тяжелый весенний снег, нащупал ногами тапочки и зашмыгал на кухню, где обнаружил вместо завтрака пустую алюминиевую кастрюлю, да пару засохших тараканов. А протяжный как сирена женский голос продолжал зазывать на завтрак. Доносился он откуда-то сверху:
– Так ты идешь или не идешь?!
– Да пошли вы все! – в сердцах гаркнул Кузькин. – И что за дом такой, никакого покоя нет!
– Сам ты пошел! – тут же откликнулся все тот же, неизвестно кому принадлежащий голос. Но Егор Семенович не стал продолжать диалога и вернулся к дивану, досматривать неожиданно прерванный сон. Но, похоже, смотреть уже было нечего… Кузькин переваливался с боку на бок, заставляя диван издавать жалобные скрипы, но тут услышал:
– Ты почему свет не выключаешь, мы и так уже в этом месяце нажгли на 900 рубликов?!
– Больше не буду! – инстинктивно выпалил Егор Семенович, вскакивая с теплого местечка.
– Сто раз уже обещал!
– Сказал, не буду, значит, не буду!
– А кто это говорит?!
– А кто спрашивает?! Вот сами и платите. У меня квитанция всего на 400 рублей!
– Ну и молодец!
Кузькину стало приятно за такую вот, не весть от кого исходящую похвалу.
Вконец распрощавшись со сном, он бродил по комнате без всякой цели и делал нечто, похожее на физзарядку, подкидывая вверх худые плечи и вращая головой на тощей шее. Как вдруг услышал:
– Опять напился, сил моих никаких нету! А где зарплата, ты куда, негодяй, девал зарплату?! Завтра же подаю на развод!
– Ну чего молчишь?!
– За что! – выкрикнула за Кузькина сама душа!
– Ах, за что?! Ты еще спрашиваешь за что! Совести у тебя, Николаша, никогда не было и не будет!
– Какой еще Николаша! Сама ты, Николаша…
–А ты кто?! – послышалось снизу.
– Конь в пальто! Вот я кто! – изрек Кузькин и вздохнув всей своей тощей грудью спертый комнатный воздух, ощутил вдруг необыкновенное чувство свободы, то самое чувство, которое бывает разве что у холостяков!
Посылка
Егор Васильевич Гордыбакин, пенсионер с 15-летним стажем проживал в населенном пункте Ясноглядово. И хотя пункт назывался населенным, на самом деле народу здесь можно было по пальцам пересчитать. На фоне прочих гордыбакинский дом смотрелся добротным и крепким, чего не скажешь о самом Егоре Васильевиче. Он полностью соответствовал своему возрасту и даже несколько обгонял его, сетуя на всякие болячки, тугой слух и тусклый глаз. А если что и осталось, так это нос, который тот совал во все дыры, коих немало было как в самом доме, так и за его пределами. Васильич был низкоросл, а если к этому добавить, что еще и сутуловат, то от мужика вроде бы ничего не оставалось, один вопросительный знак да вечное ворчание, как по поводу, так и без оного. Мало чем отличалась от него и вторая половина – Матрена Тимофеевна, а по некоторым вопросам даже могла составить супругу достойную конкуренцию. Особо проявлялся женский талант во время выяснения разного рода отношений. И порой доходило до того, что никаких отношений между ними и не было, и оба молчали месяцами, и молчание это было куда более мучительным, чем любые споры, любая болтовня и выяснение отношений. Первым обычно сдавался супруг, правда, разговаривал сам с собой либо с коровой по кличке Агафья, козлом Бориской или хряком, которого почитал особо и ласково называл не иначе как Петр Кузьмич. Потом уже как бы невзначай задавал вопросы неопределенного характера, например:
– Ну и погодка сегодня?!
– Да уж, хуже не бывает, – добавляла вторая половина, и диалог восстанавливался и продолжался уже и днем, и ночью.
Так вот они и жили и на жизнь свою не жаловались. Да и куда можно было пожаловаться на свою жизнь? Чем сетовать на болячки, лучше уж копать огород да сажать картошку, лук, морковь и прочий овощ, который на селе главная опора и пища. А без фрукта, будь то яблоко, груша или слива, прожить вполне можно. Разве что несколько кустов смородины на всякий случай произрастало возле самого дома в качестве лекарственного снадобья и как десерт.
Особо ярких событий в жизни пенсионеров не наблюдалось. Общение с соседями-алкашами тоже сводилось к минимуму. Лето, конечно, как один день: быстро прошмыгнет мимо. А зимой одна отдушина – телевизор. Правда, и тому место было скорее в музее. Говорят, что когда-то он был цветной, но спустя годы начал тускнеть, и все краски слились в одну серую. Но в принципе цвета были и не нужны, от него глазам одна тягость. А потому пенсионеры даже обрадовались, когда экран начал дергаться, прыгать, уменьшаться в размерах и, наконец, совсем угас, и от телевизора исходил один лишь звук.
Но слышимость была нормальной. От телевизора и узнавали про погоду, про всякие криминальные дела да новости. И о мировом кризисе услыхали посредством данного ящика. И как сильно тот ударил по карманам, тоже… Теперь уже стариков было от телевизора не оторвать. То, что не уловит один, пересказывал другой. На сей раз недослышка вышла у Матрены Тимофеевны, а зря – говорили о тех, кто в кризисе пострадал более всего. Зато у Васильича слух вдруг прорезался как никогда. Он впитывал новости аж до самой ночи, а ранним утром разбудил засоню-супругу, чтобы поделиться с ней некой новостью:
– Плохи дела, совсем плохи! – шепелявил тот, поскольку из 32-х зубов действующих насчитывалось не более двух-трех…
– Да что ж такое случилось? У кого плохи дела?! – крякнула спросонья Тимофеевна.
– У кого, у кого, да у Абрамовича Романа.
– Какого еще Абрамовича? Не знаю я никакого Романа. И чего будишь из-за всякой ерунды!
– И никакая не ерунда. Вот ты скажи, – не унимался дед, – мы с тобой пострадали от кризиса?!
– С чего это? Мне этот кризис, что есть, что нету. Слава Богу, все свое.
– Вот и я так думаю. А человек за один месяц почти все миллиарды потерял. Миллиарды! Понимаешь?!
– Батюшки! Да как же он теперь жить-то будет, на какие шиши?!
– То-то и оно. Может человек там без копейки сидит, голодный, холодный. А мы с тобой уже и на картошку глазеть не желаем. Мясо нам подавай да пироги всякие… Нет, лично я так не могу, людям помогать надо…
– А если какую-нибудь посылку собрать… Сало у нас есть, картошка, лук, мука. И носки туда положу, которые для тебя вязала…
–Положи, положи, – согласился супруг.
– И грибочков, и варенья, и сметанки…
– И то верно… И денег пятьсот рублев добавлю от себя лично. Все легче будет…
– А уж мы как-нибудь перебьемся.
– Перебьемся, конечно, и не такое еще на веку видели…
Уже к обеду посылка была готова. На попутке добрались до райцентра. На почте сложили все содержимое в деревянный ящик, на крышке которого дед Васильич неровном почерком крупно вывел: Чукотка. Роману Абрамовичу от Гордыбакиных Е.В. и М.Т.
Разговор по телефону
Иногда Варвара Петровна, уставшая от бесконечных хлопот, начинает страшно ворчать на супруга и требует немедленно сходить, сгонять, сбегать в магазин и купить чего-нибудь съестного.
Иван Кузьмич делает это с большой неохотой, фыркает, как конь, но тем не менее получает в зубы авоську и даже некоторую сумму денег и нехотя плетется рысью куда-нибудь и как-нибудь. При этом голова его мучительно рассуждает над тем, что же такое купить?!
Он привык, что данный вопрос полностью в компетенции супруги, поэтому чувствует себя в магазине как пигмей или же папуас на выступлении симфонического оркестра. Долго бродит от одного прилавка к другому, потом достает из кармана мобильник:
– Варь, а Варь! Какую колбасу купить, а?!
– На свое усмотрение! – ворчит жена.
– Я не знаю!
– Ну чего там знать, бери, какая нравится!
Пышкин пристально разглядывает колбасу, чешет голову, опять набирает номер.
– А может лучше сосиски купить?
– Я думала ты уже домой идешь!..
Бросает трубку.
Минут через пять новый звонок.
– Какие сосиски лучше?! Там их двадцать видов…
– О, господи, горе ты мое! Возьми молочные в конце концов, только ГОСтовские…
– Але, таких нет…
– Слушай, ты мне уже надоел. Тогда купи колбасу…
– Але, Але, чего трубку бросила?!
Снова набирает номер. Долго никто не отвечает.
Наконец слышит голос сына:
– Мама просила передать, чтобы ты ничего не покупал, она уже все купила сама, и еще сказала, чтобы ты быстрее шел домой мыть полы…
Визит к внуку
Получив весточку о рождении правнука, бабка Фекла побросала все хозяйство, а также козла Борю, петуха Петра, гуся Лешу и даже мужа Федю, насобирала мешок гостинцев, главными из которых был трехкилограммовый шмат сала и разжиревшая до размеров индюка курица, и с первым же автобусом умчала в город к правнучке Наталье.
К этому следует добавить, что бабке настукало уже столько лет, когда жаловаться на здоровье было бесполезно. Да и некому больно-то жаловаться…
И все-таки Фекла Петровна была женщина не совсем обычная. В этой маленькой, щуплой, похожей на первоклашку представительнице слабого пола таилось столько энергии, что позавидовать ей могло бы целое РАО ЕЭС.
Несмотря на почтенный возраст и житейские заботы, она умудрялась следить не только за многочисленными гусями, курами, козлами и мужем, но и за самой собой, делала даже гимнастику и обливалась холодной водой, так как прочей воды в доме не было. Кроме того, Петровна имела цепкую память и помнила то, о чем забывали другие, чаще всего это были взятые у нее в долг деньги, умела постоять за себя и считала, что она всегда и во всем права…
Вполне возможно, что кто-то захочет получить более полный портрет Феклы Петровны и очень пожалеет об этом, поскольку найти в ее внешности хоть что-то привлекательное при всей нашей фантазии будет невозможно. Да простит меня старушка за эти слова, может быть, в пору глухой молодости она была очень даже хороша собой и имела немало поклонников, и сам Федор Кузьмич, первый парень на деревне, неглядя клюнул на нее. Но все осталось в прошлом, сейчас бы на нее не клюнул и жареный петух. Что поделаешь, красота исчезает также неожиданно, как и появляется. И куда только она исчезает, никто не знает. Хотя если глазеть друг на друга ежедневно, вроде бы это не так и заметно. Тем более если каждый день пить. И чем больше пьешь, тем симпатичнее кажется супруга. Именно так и поступал Кузьмич, поэтому Фекла Петровна никогда не теряла для него привлекательности, хотя последняя не раз пыталась отучить благоверного от дурной привычки…
Вот почему скоропалительный отъезд старушки воспринят был с явным облегчением, поскольку бабка допекла вечным ворчанием всех, требуя от подопечных, включая козла Борьку, соблюдения прямо-таки воинской дисциплины и стерильной чистоты.
На радости муженек достал из загашника мутную бутыль самогона и напился вдрызг, петух, взлетев до невиданных высот – аж на самую крышу, прокукарекал до глухой ночи, а козел, дорвавшись до дармовой жратвы, загадил весь сарай…
Явившись в город без всякого на то приглашения и свалившись как ревизор на голову, бабка буквально выхватила из рук Натальи долгожданного правнука, поглядела, повертела, вверх подняла, облобызала и произнесла наконец: «Ну вылитый Петр Иваныч!»
Хотя кто такой Петр Иваныч, никто не знал.
Крепко прижав к груди маленький теплый и звонкий комочек, все никак не хотела его никому отдавать, укачивая, напевая песенки, начиная от народных эпохи Емельяна Пугачева кончая репертуаром Аллы Пугачевой…
А молодые в лице внучки и зятя тем временем крепко дрыхли, зная, что сынишка Семен в надежных руках. И рукам этим до всего было дело, и умели они тоже все – и стирать, и готовить, и в доме прибраться… Казалось, бы всего этого достаточно с лихвой. Но бабке и этого было мало.
На третий день пребывания в маленькой коммунальной квартире, она вдруг обратила внимание на то, что в доме как-то странно ведут себя водопроводные краны. И мало того, что текут, но еще и издают звуки, напоминающие завывания неких серых во всех отношениях хищников, имеющих постоянную прописку в дремучем лесу и подрабатывающих там же по совместительству санитарами. В доме же санитары были не нужны, поскольку эту же функцию с лихвой выполняла сама бабка. Вдоволь насытившись далеко не натуральными звуками, старушка приступила к полной звукоизоляции.
В тот же день почтенная дама нанесла визит в ЖЭУ, где в течение битого часа высказывала свои проблемы первому встречному. Еще час ушел на то, чтобы женщина наконец уразумела, что данный тип имеет к ЖЭУ точно такое же отношение, как она сама. Но был еще и второй встречный, и третий, покуда судьба не столкнула бабульку с подлинным представителем данной организации, выпорхнувшим из пузатой, обитой дерматином двери.
То был невысокого роста, очень шустрый, совершенно не похожий на бюрократа человечек. Но если последний и не был похож на бюрократа, оставался им до корня волос, несмотря на то, что этих самых волос на голове были считанные единицы. И хотя все вокруг знали, что Петр Никитыч был самым настоящим бюрократом, не знал об этом только он сам. И не только не знал, но даже и не догадывался… Не догадывалась об этом и Фекла Петровна, буквально повиснув на шее данного представителя мира бюрократии.
И напрасно последний пытался вырваться из цепких лап старушки, напрасно фыркал, как пес, и даже угрожал бабке, приказывая немедленно отцепиться. Но все было безрезультатно. Никакой репей и прочая колючка не цеплялась так за первого встречного, как эта старушка-сухостой.