Кругом было хоть глаз выколи. Только свет звезд. Недалеко от хазы виднелись густые заросли, в которых то мелькали, то неподвижно застывали какие-то огоньки, удивившие Леню. Он решил продемонстрировать свое знание французского и, указывая на эти огоньки, спросил: «Кеске се?». Айша засмеялась тихим грудным смехом и произнесла несколько слов, одно из которых он понял: манки – обезьяны. Они не могли пропустить концерт в деревне.
В чистенькой хазе горел ночник-плошка. В полумраке плыл тонкий аромат трав. Головой Леня почти уперся в потолок. На одной из стен причудливо вырисовывались их тени. Кровати в хазе не было – на земляном полу лежали циновки и что-то наподобие ковра. Слегка волнуясь, Леня обнял девушку за талию. Та не возражала. Он легко поднял красавицу – для его могучих рук она была пушинкой. Обхватив Леню за шею, Айша прижалась к его груди жарким телом. Голова Лени пошла кругом, но он устоял. Медленно опустился с драгоценной ношей на колени, положил ее на ковер. Он не торопился с финалом. Как говорил один мой старый друг, что такое любовь? Любовь – это ласки. Мощным выдохом погасив плошку, Леня медленно размотал сари. Руки уверенно нашли тугую грудь, крутые бедра. Губы нашлись сами. Айша была мягкой и податливой. Изголодавшийся по любви Семибратов с большой страстью, но осторожно использовал представившуюся возможность. Как в эту ночь, так и в последующие, не подвел державу. Доказал, что Россия сильна не только духом.
В приватных беседах гвинейцы иногда обвиняли русских в расизме. Потому что у них есть дети от французов, американцев, немцев, канадцев, англичан, а от русских нет. Что тут скажешь? Просто те никогда не были на Старой площади и не проходили партийно-идеологический отбор и обработку выезжающих специалистов.
Проснулся Семибратов довольно поздно. Хаза действительно оказалась удивительным жилищем. Ночью в ней было совсем не холодно, хотя снаружи температура опустилась до 17–18 градусов. А днем, несмотря на жгучее солнце, жары тоже не чувствовалось. Ощущение глубокого удовлетворения разливалось по всему телу. Ужасно хотелось есть. Одевшись, вышел из хазы. Айша была недалеко. Радостно улыбаясь, отвела его к отхожему месту. Оно было оборудовано по всем правилам военно-полевой санитарии: выкопанные санитарные ровики каждый засыпал за собой. Орудие копки очень напоминало среднеазиатский кетмень, только чуть поменьше.
Уже была готова похлебка сложного состава. Выбирать не приходилось. С аппетитом съев из калебаса приличный объем, Леня слегка восстановил силы. Подали напиток на каких-то травах. Бодрящий, освежающий. Воспоминания о прошедшей ночи не располагали Леонида к возвращению на базу. Что-то, правда, немного свербило в душе, напоминая о долге перед Родиной, перед партией. Но недолго. Хотелось повторения ночи, и ради этого он готов был на все.
Леня был мужик работящий и без дела сидеть не привык. Поблагодарив за завтрак, жестами объяснил, что хочет посмотреть деревенские инструменты для заготовки дров. Топор оказался тупым и примитивным. За час он сделал к нему новую ручку и наточил лезвие на камне. Все это в окружении восхищенной голопузой толпы. Взяв топор, отправились искать сухие дрова – задача, надо сказать, не из легких. Кустарник и деревья колючие. Пришлось поработать и мачете. Нашли небольшой сухостой. Тяжелое бревно Леня принес сам, а ветки тащили следом дети и женщины. Вообще-то, это их будничная задача – добыча дров для очага. Население деревни оживленно лопотало. Картина для их взглядов непривычная – белый человек работает. По темноте дружно сходили на речку. Помылись.
Надо сказать, наши ребята часто удивляли гвинейцев. Русские во многом отличались от французов. Понятно, не только миссии разные, но и менталитет. На периферии, в городе Лабе, был сельскохозяйственный филиал Конакрийского политехнического университета. В восьмидесятом году механизацию там преподавал доцент из Башкирского сельхозинститута. Общительный, знающий свое дело. Один из сторожей сообщил ему, что французы, уезжая, разобрали трактор, а детали зарыли в землю. На всякий случай. Могила с деталями была раскопана, и вместе со студентами он под ехидными взглядами сторожа начал собирать трактор. Когда трактор завелся и тронулся с места, сторож-гардьен рванул по поселку с восторженными криками: «Вив рус, вив советик!»
Два дня пролетели, как в сказке. Эстетика не была чужда Леониду. Он искренне любовался Айшой. С восхищением смотрел на ее гибкий, как у дикой кошки, стан, стройную шею с красиво посаженной головой. Не многие европейские красавицы могли бы потягаться с ней в изяществе фигуры. Тонкие черты лица совершенно не портили чуть полноватые губы. Когда вместе со всеми женщинами деревни она готовила пищу, движения ее были непринужденно грациозны. Айша, чувствуя на себе восхищенный взгляд Лени, немного смущалась, но совсем немного.
На следующий день Айша сделала Лене предложение на французском. «Вояж» он понял и с радостью согласился. «Иль» – остров, уловил не сразу. Но это ничему не помешало. Только надо сходить к себе. Жестом показал Айше, что он туда и обратно. В гостинице было пусто – мужики на работе. Он быстро собрал кое-какие вещички, «сили» – гвинейские деньги, сколько было, написал записку, что, мол, в гостях, не беспокойтесь. На перекладных, где пешком, минуя полицейские посты, обошли Конакри с северной стороны. Ночью добрались до рыбацкого причала. Рыбаки – народ приветливый, гостеприимный. Айшу здесь знали.
Теплый Гвинейский залив, богатый гумусом, креветками, – излюбленное место обитания для всякой рыбы и морских черепах, дельфинов. На горизонте иногда можно увидеть даже фонтаны китов. Рыбалка здесь восхитительная – рыба травоядная, хищная – чего только не водится! Белый капитан, черный капитан, красный карп – деликатесные морские породы.
Рано утром знакомые рыбаки на стареньком дизельном баркасе, то и дело надсадно чихающем, выплыли в океан к островам, расположенным в нескольких километрах от Конакри. Расставили сети. Океан был цвета истинной морской волны. Теплый, прозрачный. Пассажиров доставили на остров и высадили в безлюдном месте. Мало ли чего. Соглядатаев много. Пляж, пальмы, песок, поющий под ногами… Наверное, с этих мест рисовались рекламные картинки экзотических стран. Баунти.
Рыбаки оставили им донку – кусок свинчатки на длинной леске с крючками, наживку, куп-куп и, конечно, мачете. Небольшой поселок на острове все же был. А на одном из трех островов даже располагался лепрозорий, который курировала жена президента Секу Туре. Но благодаря демократии (основной лозунг: мы бедные, но мы свободные) прокаженные свободно передвигались в Конакри, где хотели, – ходили по базару, по улицам. Надоедало – возвращались обратно в лепрозорий.
Рядом с пресным ручьем они соорудили шалаш из пальмовых веток. Причем Айша проявила недюжинный талант строителя-конструктора. Построенное жилище было недосягаемо для дождя. Еще на берегу у коммерсантов-лоточников Айша купила зажигалки. А казан им дали рыбаки. Леня быстро приспособился к донке, с удовольствием натаскал приличной рыбы. Красавица хозяйка за это время сходила в глубину острова и принесла в подоле картофелеподобные плоды, которые гвинейцы называют «ням-ням». Очень богатые крахмалом. По форме напоминают длинный огурец в коричневой кожуре. Где-то отыскала четыре кокоса. Добытчица. Леня похвалил ее по-русски, а она его по-гвинейски. Оба дружно расхохотались, обнялись, поцеловались. Шикарный тропический обед и ужин с кокосовым молоком были обеспечены.
Во время отлива в стороне от пляжа обнажились две каменные гряды с острыми и плоскими, обкатанными веками камнями. В щелях между камнями в лужах оставшейся воды Леня увидел довольно крупных крабов. Однако, когда он попробовал их поймать – деликатес же, те моментально исчезали. Заметив безуспешные Ленины попытки, Айша сжалилась над ним и, посмеиваясь, продемонстрировала рыбацкую смекалку. Нашла в своем одеянии пояс, привязала к нему кусок оставшейся от обеда рыбьей головы и опустила в щель между камнями. Спустя минуту из-под камня появилась клешня, затем другая. Резкий бросок к привязанному куску рыбы, клешни сомкнулись – и краб был спокойно вытащен на берег. Не сумел вовремя отпустить добычу, потому и погиб из-за своей жадности. После аппетитного ужина с целой кучей сваренных крабов Леонид жалел лишь об одном – об отсутствии пива к такому деликатесу.
Во время отлива вода в океане становится спокойной и теплой. Зайдя подальше, влюбленные с удовольствием купались, хохоча и брызгая друг на друга. К удивлению Лени, Айша хорошо плавала. А подводный мир поразил его своей красотой и многообразием. Нырнув поглубже и открыв в воде глаза, Леня заметил плавно парящих над песчаным дном двух немаленьких электрических скатов. Раньше таких видел только на картинках, кажется, в учебнике биологии. Но подплыть к ним близко не решился.
С началом прилива на каменные гряды стали накатываться закручивающиеся волны высотой два-три метра. Семибратов, от избытка чувств решивший показать молодецкую удаль, начал нырять в набегающие волны. Айша забеспокоилась. Позвала его на берег. Яростно жестикулируя, объяснила на французском, потом на малинке, что это опасно и можно расшибиться о камни, а раны, омытые соленой морской водой, долго не заживают. Удивительно, но языкового барьера для них уже не существовало.
Леня послушно выбрался на берег. И вовремя. Мимо их шалаша как раз ползла красивая, с черным отливом полуметровая змея, при виде которой Айша стала землисто-серой. Молнией Семибратов метнулся к палке, лежавшей около костра. Змея, почувствовав опасность, встала в стойку и раскрыла капюшон. Похоже, это была кобра. Леня точным ударом саданул змеюку по голове, так что та, естественно, приказала долго жить. Испуганная принцесса, а Леня называл ее не иначе как «моя принцесса» и, как выяснилось позже, был недалек от истины, прижалась к нему в знак благодарности, а затем присела на корточки и по-своему помолилась о спасении.
Гвинейцы боятся змей до смертельного ужаса. И есть чего страшиться. Один из видов этих зеленых гадюк, которые часто встречаются на деревьях манго, наши ребята окрестили мангушками и для себя подразделили на двухминутки и пятиминутки. Это интервал между укусом и смертью. Из более чем ста видов змей в Гвинее около двадцати ядовитые. Особенно они злобствуют в начале влажного сезона и в брачный период.
Несмотря на вечернюю грозу, ночь прошла прекрасно, в бурных любовных ласках. Леня даже удивлялся, откуда у этой девчонки столько страсти и нежности. Ночью они спустились к океану искупаться перед сном. При каждом движении в воде поднималась туча искристых светлячков. Утром Леня не мог оторвать глаз от входящей в океан голой шоколадной наяды. Косички были распущены, и прекрасная пышная кудрявая шевелюра обрамляла ее светящееся радостью и нежностью лицо. Бросившись следом, снова стал страстно целовать соленые груди, плечи, щекоча небритой щетиной.
Увезли их по темноте на том же баркасе, хорошо нагруженном, помимо сетей, рыбой, которая утром должна появиться на рыбном базаре.
Переночевав у рыбаков, утром, с запасом провианта, воды и соли для деревни, беглецы двинулись в обратный путь. На попутном транспорте, а то и пешком, обходя солдатские посты, к вечеру добрались до родной деревни. Какое-то чувство вины перед Родиной у Семибратова периодически возникало, но ненадолго.
Пока их не было, в деревне случилось ЧП. Обезьяны напали на плантацию маниоки, что грозило деревенским остаться в сухой сезон без запасов. Обычно в таких случаях приглашают охотников. Как своему человеку Лене объяснили ситуацию эмоционально, с жестами. Он все понял. Показали длиннобой французского производства начала века. От колонизаторов остался. Патроны у старейшины деревни тоже имелись. Надо выручать.
Набеги совершались рано утром либо вечером. И пошел Семибратов в засаду с длиннобоем и Айшой. Не тигры, конечно, но все-таки… Утро. Стая из примерно десятка крупных обезьян появилась стремительно и энергично набросилась на плоды маниоки. Вожак стоял «на стреме». А вот выстрела воришки не ожидали. Крупный самец рухнул сразу. Загонщики по всем правилам погнали стаю на охотника. Вторая обезьяна продержалась недолго. Остальные с дикими воплями мгновенно скрылись в зарослях кустарника.
Днем в деревне устроили праздник. Выделанные шкуры убитых обезьян уже сушились на солнце. Лене объяснили, что они пойдут на изготовление барабанов. Мясо, приготовленное особым способом, со специфическими приправами, неожиданно оказалось весьма вкусным. Семибратов был героем дня, Айша тоже принимала поздравления.
Консул советского посольства в Гвинее, армянин по национальности, стоял на ушах. Неделю о Семибратове, ни о живом, ни о мертвом, не было никаких сведений. Начальник карьера готовился к самому страшному – депортации на Родину. Пропажа человека хуже смерти от лихорадки или укуса змеи. На поиски мобилизовали «русских» гвинейцев из армии, а также «келькешозников» – вездесущий народ, коробейников, имеющих доход с советского барахла и с гвинейского эксклюзива. Такие есть в каждой африканской стране, и не только африканской. Бизнесмены.
Когда один из авторитетнейших вождей горной Гвинеи Дубани, некоронованный король, которого уважал не только народ Гвинеи, но и сам президент, узнал о проделках своей младшей, восемнадцатой дочери, он смог произнести только: «Э… э… э!..». Оскорбление чести гвинейского народа! Съездил в Конакри, пообщался с президентом Секу Туре. В советское посольство по дипломатическим каналам пошел официальный ультиматум. Он был предельно прост: сутки на депортацию Семибратова. В противном случае либо тюрьма, либо смерть.
В девять часов утра, когда до конца ультиматума оставалось пять часов, перед любовным приютом появился консул-армянин собственной персоной в сопровождении крепко сбитого сотрудника посольства. Не тайный, а явный любовник принцессы, которая гостила в тот момент у тетки по матери, вышел из хазы, небритый, в шортах и в рубашке с коротким рукавом, глядя на мир ясными счастливыми глазами.
Сопровождающие со злыми лицами, под белы ручки с обеих сторон, впереди проводник-гвинеец, повели Семибратова к дороге, где ждала посольская машина. Айша, выбежавшая из хазы следом, все поняла, упала на колени. Плечи ее вздрагивали от рыданий, из глаз катились крупные слезы. Провожать и бежать за мужиками она не стала. Леня повернулся к ней, прощально помахал рукой. Глаза его тоже повлажнели. Он не был беспечным человеком, но, что будет впереди, его сейчас мало интересовало. Деревня Леню провожала тепло.
Машина иностранная, с кондиционером. Рванула с бешеной скоростью в сторону Конакри. Через заднее стекло Леня увидел едущий вслед за ними автомобиль с гвинейцами. У одного в руках «Калашников». «Странно, такой эскорт, я что, важная птица, что ли?» – с недоумением подумал Семибратов. Потом его внимание переключилось на пламенную речь консула. С уважением, стараясь не пропустить и запомнить все сказанное. По-видимому, в институте международных отношений в Москве существовала специальная кафедра по преподаванию русского и иностранного мата. А может, специальные курсы повышения квалификации. Многое было понятно. И только когда вклинивались армянские ругательства, Лене хотелось задать вопрос, что это означает, но он стеснялся.
«Ну ладно бы крестьянку трахнул, а то ведь принцессу!» – орал консул.
«То-то ей все вокруг почтение оказывали», – запоздало сообразил Леня.
Через полчаса грозного молчания и бешеной гонки по крутым, неухоженным дорогам (как у нас в России, в глубинке) консул не выдержал и с чисто мужским любопытством и даже некоторой завистью спросил: «Ну а девка-то как?» Консул был ходок по женщинам еще тот.
Задумчиво, с туманно блуждающим взглядом, потирая небритые щеки, Семибратов глубокомысленно и совершенно искренне ответил: «Не было в жизни у меня такого, да и вряд ли когда теперь будет».
У пограничного пункта со Сьерра-Леоне их уже ждали. Гвинейское сопровождение вывалилось из машины. Нахально улыбаясь, посмотрело на часы, поправило на плече автомат. До конца ультиматума оставалось сорок минут. Консул передал сьерралеоновским советским ребятам Ленин паспорт, сопроводительную бумажку и выпихнул Леню через границу. На радостях станцевал армянский танец «кучари». Погрозил Лене кулаком. В заключение раздал взятки постовым и сопровождающим. Сказал: «За работу, подарок». Все остались довольны. Но, в общем, это была его работа – спасать своих граждан. Ну и чтоб мозги не расплавились от тропической жары.