Случай госпожи Иродоту был крайне запутанным и сложным. Ставрос прекрасно понимал, что прошлогодняя операция, которую осуществлял он сам, прошла не так благополучно, как он поспешно оповестил всех вокруг. Но взяться за неё сейчас он бы уже ни за что не решился. В теперешнем положении женщины помочь ей мог только профессионал самого высокого класса. По-хорошему, на всём Кипре такого было вряд ли сыскать. Но, по всей видимости, ехать в Англию или куда-либо ещё госпоже Иродоту не позволяли финансы. В частных клиниках за подобные медицинские услуги речь шла о сотнях тысяч евро. Несчастная продолжала мучиться от болей, возлагая все свои надежды на светлые умы местных врачей.
Господин Катсаридис после общего изучения данного случая уверенно направил его новому доктору. Ставрос не знал, радоваться ему или негодовать. С одной стороны, это была слишком большая честь ничем ещё себя не зарекомендовавшему хирургу Николау. С другой стороны, Ставрос с нетерпением ожидал момента, когда этот спесивый выскочка будет, наконец-то, при всех посрамлён. «О, – думал он, – это зрелище дорогого стоит!» Ради этого Ставрос выпросил себе дежурство на пару с нелюбимым коллегой. Операция была плановая, но, ввиду её сложности и длительности, Антониос Николау был освобождён от всех своих других обязанностей в этот день.
Впрочем, судя по всему, Ставрос зря так стремился присутствовать в клинике в это дежурство. Он уже замучился бегать туда-сюда (по какой-то причине в смену Николау всегда был большой наплыв пациентов), а в операционной всё горел и горел предупреждающий свет, что входить запрещено. «Да… – сокрушённо думал он, – можно было вполне узнать обо всём и позже… Всё равно сегодня ничего ещё не прояснится…»
Операция длилась десять часов. После того, как больная была отправлена в отделение, доктор Николау, не предупредив никого, покинул больницу.
Через несколько дней был назначен консилиум. Катсаридис пригласил и несколько частных хирургов-ортопедов, проявивших большую заинтересованность к данному медицинскому случаю. Больная, которой всё ещё был предписан полный покой, счастливо улыбалась. Из всех врачей, столпившихся возле её кровати, она не спускала взгляда с Николау, глядя на него словно на бога. Люди в белых халатах передавали друг другу рентгеновские снимки, данные томографии и анализов. В дремучем потоке непонятных терминов, женщина всё же смогла разобрать одобрительные реплики по поводу проведённой операции, да и само её состояние – полное отсутствие болей – говорило ей само за себя. В конце их беседы главврач торжественно пожал руку доктору Николау:
– Поздравляю вас! Операция была проведена блестяще!
И тут госпожа Иродоту с удивлением заметила, как лицо одного из врачей, стоящего как раз позади оперировавшего её доктора, вдруг резко исказилось и превратилось в полную ненависти маску.
Процесс реабилитации проходил гладко и ускоренными темпами. Закончив курс физиотерапии, больная была выписана домой. Вскоре по всему Пафосу разлетелась весть, что в государственной клинике появился хирург от бога. Немалый и без того поток пациентов увеличился вдвое. Все больные, стоящие по записи на плановую операцию, непременно хотели попасть к доктору Антониосу Николау. Многие пытались сделать это через хорошие денежные возношения, но, судя по всему, доктор в деньгах особо не нуждался (либо был крайне принципиальным, клиника-то была общественная) и от конвертиков крайне невежливо отказывался. Впрочем, работал он и так за троих, сутками не выходя из операционной. Многие всерьёз начинали подумывать, что странный доктор просто вовсе не нуждается во сне. «Робот какой-то!» – говорили те, кто всё ещё относился к нему с недоброжелательством, несмотря на его явные таланты.
Глава VIII
– Это просто невыносимо! – Ставрос Васильядис должен был в очередной раз выпустить пар, эмоции били через край. – Вы сделали из него просто идола какого-то! Нет, ну я понимаю, больные – на то они и больные, что ничего не соображают. Что один скажет, другой повторяет – просто стадо баранов! Но мы-то, мы – разумные люди, должны же понимать, что один человек не в силах совершать чудеса! И потом, в конце концов, существуют же удачно прошедшие операции и не очень. И это совершенно естественно!
– Ставрос, Ставрос! – усталым голосом прервала этот бесконечный поток возмущения София. – Ну, признайся себе, что ты просто ему завидуешь. Он гениальный хирург, и с этим не поспоришь!
Последовала длительная пауза, в течение которой Ставрос долго смотрел на женщину сузившимися от обиды глазами.
– Ну, хорошо, – наконец медленно произнёс он, – а если так, то как тогда объясняется тот факт, что этот почтенного возраста джентльмен не прославился своими талантами ранее? Почему тогда никто ничего про него не знает?
– Вот именно: никто, ничего! Мы просто ничего не знаем про его прошлое, а, скорей всего, он и раньше был известен. Просто, возможно, не здесь на Кипре. Ты обратил внимание, какой у него хороший английский акцент? Скорей всего, он прожил свою жизнь за границей, и уж там, поверь мне, про него наслышаны! Талант не появляется в шестьдесят лет!
Ставрос задумчиво замолчал. Казалось, он наконец-то смирился с доводами Софии. После длительной паузы он произнёс нечто, что показалось ей совсем не к месту, но, видимо, являлось продолжением его мыслей:
– Личные дела всех медработников, кажется, находятся в кабинете Катсаридиса?
– Думаю, да… – озадаченно ответила София, – а, впрочем, нет! Он же недавно распорядился подготовить ему отдельный шкаф в архиве, судя по всему, специально для этих нужд: не желает, видите ли, запылять свое личное пространство. А зачем тебе это?
– Тем лучше, – хитровато ответил тот, – всё-таки в архив как-то менее неловко залезать, чем в личный кабинет начальника!
– А зачем тебе вообще куда-то залезать? – София уже начинала чувствовать раздражение: в последнее время Ставрос становился всё нелепее в её глазах.
– А затем, чтобы, моя дорогая, ты наконец-то смогла утолить свою жажду узнать о прошлом нашего необыкновенного доктора Николау!
Глаза молодой женщины совершенно округлились, и она в полном замешательстве уставилась на Ставроса.
– Ты собираешься копаться в его личном файле?! И что же ты там надеешься найти?
– Возможно, подтверждение твоих слов: что он долгое время работал за границей и имеет великолепный послужной список. А возможно… – тут злой огонёк блеснул в его глазах, – во всяком случае, мы приоткроем завесу над тайным прошлым этой «тёмной лошадки». А то, что с ним не всё в порядке, это уж ты мне поверь на слово!
София вдруг почувствовала, как её охватило лёгкое щекочущее чувство таинственности, и она заинтересованно улыбнулась.
– Ну что ж, мистер Шерлок Холмс, когда же мы осуществим эту операцию?
– Дай мне немного времени, я должен найти способ, как попасть в архив без взламывания дверей! – ответил довольный собой Ставрос и, уже совершенно держа себя в руках, вышел из кабинета.
Прошло почти две недели, прежде чем их совместное ночное дежурство снова совпало. Ещё в начале смены Ставрос, хитро улыбаясь, шепнул ей на ухо, что сегодня откроется «одна из величайших тайн нашего века». После вечернего обхода, когда всё постепенно успокоилось и отделение погрузилось в сон, они с Софией потихоньку спустились в подвал, и Ставрос бесшумно открыл архивную дверь.
– Где ты раздобыл ключ? – тихо шепнула ему девушка.
– Это уже неважно, – так же тихо ответил он.
Они осторожно вошли вовнутрь, и мужчина уверенно направился в правый угол, где располагался один из множественных и одинаковых с виду шкафов, находящихся в этом помещении. С лёгкостью открыв ключом него, он принялся торопливыми движениями вытаскивать один за другим файлы. Видно было, что его охватил охотничий азарт. Он вёл себя как гончая, которая напала на след добычи. София, также охваченная жгучим любопытством, всё же почувствовала некоторую жалость к «добыче», которую из себя представлял в данный момент доктор Николау, и искоса наблюдала за движениями Ставроса, ожидая, когда он, наконец, найдёт нужный файл. Через несколько минут его поиски увенчались успехом, и он победоносно понёс папку к свету, чтобы легче было прочесть.
– Так, так, так, так… посмотрим… – удовлетворённо забормотал он себе под нос, – личные данные: Антониос Николас Николау, дата рождения… – тут он резко осёкся и пристально вперился взглядом в текст. – Чёрт побери! Этого просто не может быть! – изумлённо воскликнул он.
– Что? Что там? – умирая от любопытства, начала трясти его за рукав София.
– Он старше меня всего на шесть лет! Можешь ты себе такое представить?! – несколько покоробленным голосом объявил мужчина.
София, которая присутствовала месяц назад на тридцатидевятилетии Ставроса, честно отрицательно замотала головой:
– Не могу.
– Да он же выглядит как шестидесятилетний старик! – не унимался Ставрос – Моему папаше шестьдесят пять, так они как ровесники будут рядом!
– Может быть, просто это ты так хорошо сохранился? – немного неуверенным тоном польстила ему София.
– Ты хочешь этим сказать, что я уже не первой молодости?! – начал кипятиться не на шутку тот.
– Постой! – решила перевести тему молодая женщина. – Давай посмотрим, что там ещё пишется!
Ставрос хмуро закусил губу и начал нервными движениями переворачивать страницы, время от времени читая вслух написанное.
– Ну и ничего особенного! – буркнул под конец он. – Жил твой Николау, в основном, на Кипре, только последние два года то в Греции, то в Австралии прохлаждался.
И он небрежным жестом сунул файл в руки Софии. Мужчина остался недоволен результатом своих поисков. Его ожидания узнать о чём-нибудь скандальном избнографии Николау явно не увенчались успехом: везде обозначалось, что тот оставлял все свои служебные места по собственному желанию, без каких-нибудь особенных пометок. И вот ещё этот открывшийся факт о возрасте его врага, который поверг Ставроса в полное уныние! Мало того, что противный старикашка оказался вовсе не старикашкой, а человеком его поколения, так теперь стало ещё обиднее, с какой разницей к ним относятся их коллеги, и, что самое главное, как с ним церемонится Катсаридис, в то время как Ставрос в глазах главврача является всего-навсего мелкой сошкой. «Ну и насколько у него больший опыт? Всего на пару лет! А ведь я намного дольше работаю в этой клинике!» – расстроенно думал он.
– Ставрос! Ставрос! – позвала его всё ещё не потерявшая интерес к делу София. – Ну, это же прекрасно, что он жил по большей части на Кипре. Теперь нам точно удастся раскопать что-нибудь весёленькое! Смотри, он из Ларнаки, был женат, разведён… значит, семья у него всё-таки есть! Так что же он здесь делает в гордом одиночестве? Нет, я, пожалуй, дойду до конца этой истории! Завтра же позвоню своей двоюродной сестре, она у меня в Ларнаке как раз и живёт, и чего-нибудь уж точно раскопаю!
Ставрос только безучастно махнул рукой: личная жизнь Николау интересовала его гораздо меньше, чем неоправдавшиеся надежды на грязные пятна в карьере недруга.
Глава IX
Элени напрасно пыталась подстроить свой график под дежурства хирурга Антониоса Николау. С тех пор как она по личной просьбе перевелась из терапевтического отделения в ортопедическое, девушка неустанно опекала странного нелюдимого доктора, что являлось делом далеко не простым. Человек, жаждущий постоянного одиночества, разумеется, не принимал и её скромную компанию, так что следить за ним Элени приходилось тайно. Таким образом, её дежурства стали вдвойне обременительными: в её заботе нуждались теперь не только больные, но, как она свято верила, и сам врач. Договориться со старшей медсестрой ещё, впрочем, не составляло проблемы. Никто из среднего медицинского персонала особенно не рвался работать в смену Николау, слишком уж взыскательным и строгим он был. Но вот его необычная привычка оставаться в больнице сверх своего нормированного графика доставляла Элени немало хлопот. Девушка ужасно переживала, что очередной припадок с ним может случиться в её отсутствие, и это вызовет ещё больше злых пересудов в его адрес. В его нерабочие дни контролировать ситуацию не представлялось возможным вообще: поселиться рядом с ним она никак не могла, слишком элитным считался жилой комплекс, находящийся на побережье, где он жил, и поэтому эту мысль пришлось в конце концов оставить. Но даже в это время Антониос Николау постоянно оставался в её голове. Жалость, которую вызывал в ней несчастный доктор, была столь острой и эмоциональной, так заполняла всю её насквозь, что иногда наводила на мысли, совершенно чуждые ей: уж не влюблена ли она? Но, быстро отмахнувшись от нежелательных предположений, она обычно находила себе оправдание в том, что это любовь к человечеству движет ею и заставляет так живо принимать участие в судьбе страждущего. А то, что Антониос нёс свой некий тяжёлый крест, для неё не оставляло сомнений. Иногда ей просто хотелось подойти к нему, заглянуть в глаза и сказать, что она готова сделать всё, чтобы разделить с ним эту ношу. Но Элени не была любопытным человеком и порицала эту черту в других, а вероятность того, что доктор просто примет её за одну из тех, кто из праздного любопытства лезет в душу, а потом трезвонит и сплетничает по всей округе, была стопроцентной. К тому же сам доктор уже стал несколько замечать частое её присутствие рядом с ним и иногда бросал на неё озабоченные взгляды, полные недоумения. Элени же была сама тактичность – она появлялась словно тень в те самые моменты, когда у доктора случался очередной, хоть и нечастый, пароксизм, помогала ему прийти в себя и никогда ни о чём не спрашивала. И всё же иногда, где-то в самой глубине её души проступало знание… Но она тут же отгоняла непрошеные догадки как можно дальше. Жизнь была такой непостижимой, иногда непредсказуемо дивной, иногда необъяснимо жестокой, и не ей было судить о неисповедимости путей Господних!..
…Антониос Николау подъехал к своему привычному месту стоянки на больничной парковке. С правой стороны уже стояла чья-то машина, и доктор педантично подровнял свою собственную под уже стоящую рядом. Выключив зажигание, он аккуратно открыл переднюю дверь, чтобы не задеть соседний «мерседес», и уже собирался выйти, как вдруг какое-то неясное тревожное чувство, появившееся внезапно неизвестно откуда, парализовало его на месте. Уткнувшись взглядом в тёмно-вишнёвый бок чужого автомобиля, он беспомощно ощущал приближение паники, сопровождающейся звуком тихо позвякивающих колокольчиков. В смятенном мозгу хаотически крутились какие-то путаные мысли. Одна из них навязчиво выступала вперёд и постепенно оформлялась в какую-то безумную идею: машина! Это же та его машина! Тёмно-вишнёвый «мерседес» с тонированными стеклами! Ему дают второй шанс!!! Слёзы бесконечной благодарности заструились по его лицу. Только бы взять себя в руки и оторваться от сидения, преодолеть этот парализующий страх, и тогда придёт спасение!!! От сильного внутреннего напряжения пот проступил по всему его телу и руки сжались в железные кулаки. Невероятным усилием воли он рванул себя наружу и схватился за дверцу «мерседеса». Но тщетно, автомобиль был закрыт на ключ. Не теряя ни секунды, он начал дергать одну за другой все четыре дверцы. Он должен, должен открыть её, только бы открыть её, и тогда он всё исправит!!! Он сумеет всё исправить!!!
… Чьи-то нежные успокаивающие руки обхватили его и потянули прочь… Резко почувствовав навалившееся изнеможение, он вяло поддался и подчинился чужой воле. Окончательно придя в чувство только лишь в ординаторской, он равнодушно осознал, что находится здесь благодаря всё той же медсестре, которую он замечал каждый раз, приходя в себя после очередных галлюцинаций… Трудно было более верить, что она здесь находится случайно. Антониос апатично уставился ей в лицо, устало пытаясь понять, что же она, в конце концов, знает. Ему совершенно необходимо было остаться наедине с самим собой.
Элени, снова уловив полный подозрения взгляд доктора, пододвинула к нему поближе стакан с водой и поспешила выйти из комнаты. Тяжело поднявшись со стула, он подошёл к умывальнику и вылил прохладное содержимое стеклянной ёмкости себе на голову. Вытирая ладонями лицо и отбрасывая назад мокрые пряди седых волос, он взглянул на себя в зеркало. На него смотрело уставшее, измождённое лицо с мёртвыми неподвижными глазами. Некогда привлекательные мужские черты превратились в неживую маску страдальца. Потеряв интерес к своей персоне, он увидел внутренним взором перед собой умиротворённое лицо Элени с сияющим добрым взглядом. Эта девушка была воплощением его ангела-хранителя. Не имея возможности оградить его от мучений и кошмарных видений, она всё же облегчала их неким образом, появляясь в самый необходимый момент… Какая-то чересчур натянувшаяся струнка лопнула в его душе, и, словно, наконец, сдавшись, ему вдруг внезапно захотелось, чтобы она всё знала… Мысль о том, что он может разделить свою ношу с полным понимания человеком, приносила отдалённое чувство освобождения… Медленно приводя себя в порядок и думая об Элени, он почувствовал, как два других женских образа проступают в её облике. Немного сосредоточившись, он увидел нежное личико и хрупкую фигурку Анастасии, и давно забытое тёплое чувство затопило его. Как давно уже он не вспоминал о ней, единственной любви своей!..