========== Пролог ==========
Он выходит каждый вечер, он садится на качели,
У него глаза безумца, он поёт колыбельную волкам.
Песня Юлии Бужиловой
2 сентября 1996 года.
Сегодня он вышел чуть позже обычного: болела голова, и потребовалось время, чтобы принятое лекарство наконец подействовало.
Дул сырой пронзительный ветер, играл нападавшими желтыми и красными листьями, поднимал в воздух страницы забытой кем-то вчерашней газеты. Скрипучие качели, уже много лет стоявшие здесь, отзывались ржавым скрежетом. Эти двое — стихия и человеческое сооружение — были давними друзьями.
Он спустился по лестнице от подъезда, зябко поежившись, поднял воротник пальто. Потом медленным шагом пересек замусоренный двор, сел на качели. Закрыл глаза и прислонился лбом к холодному металлу.
…Волчица улыбалась, глядя, как ее волчата играют, кусаясь и повизгивая, когда острые зубки товарища сжимались слишком сильно. Скоро должен был вернуться с охоты волк, принести еды для своей супруги и детей. Все знают, что именно волки — самые преданные животные, выбирающие себе пару на всю жизнь.
Уши волчицы приподнялись, она отвлеклась от возни рядом — ее чуткий слух уловил приближающегося к норе зверя. Малыши, поначалу не заметившие этого движения матери, тоже постепенно затихли и повернули свои мордочки к влазу.
Секунда, другая… Огромная серая тень нырнула в пряную духоту жилища. Следом была затащена большая туша — волк завалил оленя.
Волчица встала, чтобы помочь супругу разделить ужин. Волчата запрыгали вокруг отца, внимательно принюхиваясь к запахам, что тот принес на своей шкуре — ведь скоро и им выходить на охоту, а пока надо учиться всему, что могут рассказать родители.
После еды усталые малыши легли спать. Волк строго следил, чтобы никто не притворялся, а волчица тихо напевала колыбельную…
Он открыл глаза.
Солнце наконец выглянуло из-за облаков, красным закатным лучом осветила его лицо. Оно уже не грело, но от одного его света стало радостнее на душе.
Рано в этом году пришла осень.
Вдруг он понял, что что-то не так в окружающем мире. Недовольно нахмурившись, он осмотрелся вокруг.
Обшарпанная пятиэтажка все так же возвышалась хмурой памяткой об однообразности человеческой жизни. Покосившиеся гаражи-ракушки не украсила ни одна новая надпись. Лес через дорогу все так же шумел, умело изображая оживленность, хотя каждый, кто в нем был, знал, что лес умирает. На пустоши никто не разгреб свалку.
Типичный двор типичной городской окраины…
Только вот на детской площадке, которую он уже давно привык считать своей — детей-то не было ни у кого из жителей пятиэтажки — появился гость. Вернее, гостья.
Грустная девушка сидела на скамейке и ногтем ковыряла краску, которую давно собирались обновить, но так и не обновили. Рядом с гостьей лежал кофр — очевидно, с гитарой, судя по форме. Ветер охотно трепал распущенные светлые волосы девушки, предлагал снять не застёгнутую куртку, хотел залезть под черный свитер с высоким горлом, но не получал отклика.
Он удивился. Он впервые видел эту девушку, да и что она забыла в этом совсем не подходящем для нее месте? Здесь обитали работяги, по будням трудящиеся на заводе, а по выходным пьющие горькую. Ну и он, но у него есть причина — ему нигде не было так уютно, как здесь, где никому ни до кого нет дела.
Девушка не смотрела по сторонам и, кажется, всхлипывала. Наверное, она чем-то расстроена, шла куда глаза глядят и вышла сюда, подумал он.
Впрочем, особенно она его не заинтересовала. Сколько таких девчонок видел он раньше — и всегда проходил мимо. Что ему до чужого горя. У него есть его волки.
Он не успел отвести взгляд, когда девушка подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
Это было неожиданно. Ему показалось, что он окунулся в голубое-голубое небо, безоблачное и очень яркое — такие были глаза у этой девушки. Его затягивало в омут, а она все смотрела и смотрела…
— Ой. Извините.
Голос у девушки оказался довольно высоким, звонким и неуверенным. Не голос — так, голосок.
— Все… — он закашлял, прочищая горло: слишком давно не говорил. — Все в порядке.
— Наверное, я вас напугала? — предположила девушка.
Он покачал головой. Слово «очаровала» подошло бы больше, но краткое видение уже прошло, и ему не хотелось зря делать какие-либо жесты вежливости.
Тогда девушка улыбнулась. Чисто и искренне, так, что не оставалось сомнений, что ей действительно важно было не напугать случайного свидетеля. Скорее всего, ее взгляды производили сильное впечатление, далеко не самое приятное — и ей было от этого неуютно.
Он подумал, что впервые встретил такое честное создание. И еще, что подобному созданию очень сложно жить в мире лжи, который господствовал на этой маленькой планетке. Может, она инопланетянка, предположил он. По крайней мере, это могло бы быть забавным, прилети она с далекой звезды и заблудись.
— Дуреха бестолковая… — пробормотала девушка. — Ведь я вам помешала, да? Вы скажите — я уйду. Я здесь вообще случайно… Запрыгнула в первый подъехавший трамвай, а он меня сюда привез. Я и решила — судьба. Надо ждать, может, что хорошее будет.
— Нет, не надо уходить, — сказал он. — Вы не мешаете.
— Спасибо. Вы очень добры… — девушка снова поскребла доску скамейки. — Знаете, у меня иногда бывают такие ощущения… Что вот-вот должно что-то важное случиться. И тогда нельзя сопротивляться случайным желаниям, потому что интуиция выведет к важному, а разум наоборот мешать будет.
— Что же здесь может быть важного? — спросил он.
— Не знаю. Я пока не поняла, свершилось или нет. Оно часто очень незаметно поначалу, но потом ка-а-ак проявится во всей красе! — девушка смешно растянула звук «а» и махнула рукой.
Он подумал, что ей не очень много лет, слишком по-детски она реагировала, слишком непосредственно, взрослые этот дар теряют, когда начинают думать, что любой поступок должен нести в себе пользу. Желательно для общества, можно — для себя.
Его взгляд снова упал на кофр. И он попросил:
— А сыграйте что-нибудь?
— Да вы шутите, — смутилась девушка. — Я только сегодня начала заниматься. Записалась в школу. Вот через пару месяцев, наверное, уже смогу что-то сыграть.
— Понятно, — вздохнул он.
Ему было жаль. Сейчас он действительно хотел услышать перебор струн, вдумчиво-медленный, чуть горьковатый, идеально подходящий к медленно угасающему дню этой рано пришедшей осени.
Девушка тряхнула волосами, убирая неудачно упавшую на глаза челку. Он обратил внимание на ее руки, длинные тонкие пальцы — да, на гитарном грифе они должны смотреться так, будто для него и созданы. Ни одного украшения, коротко постриженные ногти — кисти выглядели столь беззащитными…
— Меня Асей зовут, — вдруг сказала девушка. — Ася Арбацкая. Мама говорила, что фамилия у меня в честь какой-то улицы в каком-то городе. Правда, странно?
— Странно, — согласился он. — Ольгерд.
Ася посмотрела на него с удивлением. Он про себя усмехнулся. Куда ее фамилии до его имени… А ведь он назвал именно имя, то, что было записано в свидетельстве о рождении и в паспорте.
— Такое красивое имя, — девушка наклонила голову к правому плечу и одними губами повторила «Ольгерд». — В нем слышится яростный морской ветер, холод севера, колючий снег и вкус глинтвейна.
— Нежные солнечные лучи, салатовые листья, лопающиеся почки деревьев и гранатовый сок, — вернул он ей любезность, описав ее имя.
— Может быть, мы еще увидимся? — предположила Ася.
— Я здесь бываю каждый вечер, — он смотрел под ноги, чтобы она не увидела его глаз.
Он не хотел, чтобы она поймала в них надежду.
— Хорошо, я запомню, — кивнула девушка.
Она встала, подхватила свой кофр и пошла вдоль леса туда, где шумели машины.
Она не стала прощаться, и Ольгерд мысленно поблагодарил ее. Он тоже ненавидел прощания.
Ася не появилась ни на следующий день, ни через. Целую неделю, выходя и садясь на качели, Ольгерд надеялся увидеть хрупкий силуэт на скамейке, но каждый раз обманывался. Волчата грустнели и уже не хотели играть, их мать тревожилась, а отцу становилось все сложнее найти пропитание. И тогда Ольгерд испугался, и перестал думать об однажды виденном золотоволосом чуде с пронзительными голубыми глазами. Он запретил себе вспоминать — и спрятал воспоминания так глубоко, как только мог. И волки — его волки! — успокоились, и жизнь снова покатилась по привычной колее, где не было места никаким девочкам с гитарой, пусть даже и родом со звезд.
========== Глава 1 ==========
Сделав один лишь шаг в темноту,
Сложно успеть назад.
Время — опасный враг;
За тобой следит его леденящий взгляд!
Песня группы «Otklonenie»
19 сентября 1996 года.
Будильник нудно повторял «тын-дын». Из-под одеяла высунулась тонкая бледная рука, сгребла надоедливый агрегат и отбросила его подальше. Раздавшийся «бдыщ» подтвердил победу грубой силы, рука же снова нырнула в тепло кровати.
— В школу опоздаешь! — послышалось из-за двери. — И новый будильник я тебе покупать не буду, денег нет!
Рука показалась вновь. Откинула одеяло, потерла глаза.
В постели обнаружилась худенькая девушка. Спутанные длинные волосы спадали ей на лицо, она их нервно поправила, поморщилась и села, спустив ноги на пол. Пол оказался холодным, поэтому срочно пришлось искать тапочки, которые были в результате выужены из-под софы.
— Анна! Сколько можно! — начал сердиться голос из-за двери.
— Да встала я, — пробормотала девушка, но тихо, себе под нос.
Очевидно, раннее утро не способствовало ее хорошему настроению.
Анна прошлепала к окну, неуклюже загребая тапочками, которые были ей велики минимум на два размера. Раздвинула шторы и нахмурилась еще больше: серое небо висело низко-низко, обещая скорый дождь. И ладно бы нормальный, полноценный дождь! Нет, такие тучи могут разродиться только моросью, пронизывающей до самых костей не хуже ураганного ветра зимой.
Пижама позволяла девушке обойтись без халата, потягиваясь, Анна вышла из комнаты и скрылась за дверью ванной. Послышался шум воды, потом громкий «ой!».
Из другой комнаты высунулась женщина в деловом костюме. Конечно, он был куплен на распродаже, перешит и подогнан по размеру, но это не мешало женщине гордиться тем, что у нее есть самый настоящий деловой костюм. У других-то и такого не было!
Так вот, женщина выглянула и, не отрываясь от процесса заплетения очень длинных темных волос в косу, крикнула:
— А спать меньше надо! Закончилась горячая. Так что придется немножко поморжевать. Ничего, это даже для кожи полезнее.
И она исчезла снова.
Анна же все-таки кое-как умылась, ежась от холода, потом отправилась на кухню. На столе стояла тарелка с овсянкой, невкусной даже на вид. Других вариантов завтрака не было, поэтому девушка добавила сахар, с усилием перемешала — каша успела застыть — и даже съела пару ложек. Больше организм издевательств над собой не выдержал, и овсянка была отправлена в мусорное ведро. Чай больше всего напоминал светло-коричневую водичку, но он был горячим — поэтому Анна выпила целых две кружки.
Избавившись от ощущения пребывания на северном полюсе, девушка отправилась одеваться. Женщина тем временем уже успела доплести свою косу, облачиться в плащ и сапоги и найти зонт.
— И не вздумай идти в кепке! — строго сказала она Анне. — Либо шапка, либо зонт.
— Хорошо, мам, — покладисто кивнула Анна. — Ты уже пошла? Ну, пока.
Женщина пробормотала что-то неразборчивое в ответ, взяла с крючка на стене связку ключей. Звук закрываемой двери, два оборота в замке — и Анна оказалась в блаженной тишине.
Девушка натянула джинсы, дырявые на коленях, раскопала в недрах шкафа черный свитер с высоким горлом. Чистые гольфы нашлись в кресле. Расческой Анна быстро пригладила свои непослушные волосы, заглянула в зеркало — оттуда на нее уставился подросток с огромными голубыми глазами. Не слишком аккуратно одетый, но зато утепленный. Хмыкнув и подмигнув своему отражению, Анна влезла в тяжелые ботинки, накинула куртку. Покосилась на стоящий в углу некрасивый и очень неудобный зонт, махнула рукой и взяла с верхней полки черную кепку. Авось не промокнет, до школы бежать-то всего лишь минут семь. А мама и не узнает, все равно она придет часов в десять, усталая после работы, поест и завалится спать.
Подхватив рюкзак и пакет со сменкой, Анна вышла из квартиры. Спустилась по загаженной лестнице, тихо хихикнула, заметив новую надпись «Машка дура», и вышла во двор. Машка была красивой девушкой с третьего этажа, умной и гордой. В этом году она должна была поступать в институт, но что-то у нее там не заладилось, и ей пришлось искать работу. Из-за этого она поругалась со своим женихом, который заявил, что ему не нужна необразованная в жены, но любить он ее не перестал, и, когда Машка указала ему на дверь, обиделся. И писал теперь вот такие послания на стенах подъезда.
«Как это глупо и по-детски», — подумала Анна.
Дождь начался, когда она стояла перед светофором и ждала, пока загорится красный для машин. Не то, чтобы здесь было оживленное движение, просто она привыкла подчиняться правилам, которые, глядишь, в другой раз спасут чью-нибудь жизнь.
Как девушка и предполагала, с неба посыпалась мелкая морось. Тут же поднявшийся ветер гонял опавшие листья туда-сюда, то поднимая вверх, то впечатывая в лужи. Осень в этом году выдалась какая-то уж совсем мокрая, безрадостная, не то, что была когда-то, когда Анна была маленькой и радовалась желтому солнышку сквозь наполовину облетевшие деревья. В тот день они гуляли с мамой по городскому парку, и большая собака, неожиданно выбежавшая из-за угла, очень напугала девочку…
Анна помотала головой, отгоняя воспоминания. В голове вдруг завертелся какой-то еще образ, тоже связанный с осенью, но не с золотой, а вот с такой же, серой и промозглой. Завертелся, но никак не хотел встать и выпрямиться в полный рост, девушке начало казаться, что она забыла что-то очень важное, что-то, о чем ни в коем случае забывать нельзя было.
Красный наконец загорелся. Анна перебежала дорогу, не переставая думать и прикидывать, что же такого она могла забыть. Вроде мама никаких поручений не давала, в школе никаких праздников, на которых ей выступать в роли главной заводилы, не намечалось. Друзей, которым она могла что-либо наобещать, у нее не было. Жениха и подавно не было, как поссорилась с Димой в августе еще, так ее передергивало от мысли об отношениях. Бабушка о чем-то просила? Нет, не было такого…
За размышлениями путь до школы пролетел незаметно. Поздоровавшись с охранником, Анна нырнула в раздевалку, хотя переодеваться там было строжайше запрещено. Всем, кроме Анны: та оказалась настолько упрямой, что директор предпочел не обращать внимания на выходки будущей золотой медалистки, как-никак одна на весь выпуск и первая за все время его сидения в директорском кресле.
Прозвенел звонок на урок. Анна торопливо засунула ботинки в пакет, надела кроссовки и побежала в класс. За опоздание ей тоже ничего не грозило, но все-таки хотелось писать контрольную по алгебре наравне со всеми, а не в последние минуты занятия. Впрочем, она и так, и так напишет на «отлично», но… Наверное, не хотелось обижать любимую учительницу.
Дверь класса открылась и закрылась, и учеба поглотила Анну с головой, стерев из головы все посторонние мысли.
После школы Анна решила зайти в библиотеку, она давно хотела взять что-нибудь почитать, чтобы не терять бесцельно вечера, не занятые игрой на гитаре. Библиотекарь приветливо ей улыбнулся, он знал ее как старательную и начитанную девушку, пусть и одетую не так, как положено хорошим детям.