Жил-был в далекой стране один правитель. Не тиран и не благодетель, не варвар и не ученый, а просто правитель. Отведенное ему небольшое государство существовало себе потихонечку, развивалось помаленечку, не лезло в войны, владений да влияния не расширяло, довольствовалось тем, что есть и особо не горевало. Не вымерло - и ладно. Единственная знаменательная беда в государстве - владыка был болен, и болен, как считал он, неизлечимо - он не мог ходить, не мог даже подняться. Ничто не помогало, перепробовал все, что советовали прославленные на весь свет лекари - и никакого результата.
И сейчас властитель встречал смерть в своей темной каменной крепости, все бойницы которой были зарешеченными - он хоронил себя заживо, как схоронил себя уже давным-давно в своей тоске. За стенами весело сияло летнее солнышко, но его ласковые лучи никак не могли достать бледного хмурого лица живого мертвеца, который пожелал, чтобы в его последнем пристанище царил сумрак.
Владыка восседал на своем обитом мягкими тканями троне в большом зале, уставленном столами с разными яствами, принесенными сюда на случай если он захочет наесться досыта перед тем как отойти в иной мир. До каждой скатерти каждого стола он мог легко достать рукой и потянуть на себя ее краешек, чтобы приблизить к себе пищу и насытиться. Впрочем, господин не планировал отяжелять себя материальной пищей перед переходом в загробный мир, это была прихоть родных, еще пару дней назад слезно моливших одуматься и вернуться к государственным делам. Но владыка был непреклонен, и семья смирилась с его решением - супруга понимала, что того, кто не желает жизни, насильно к ней не вернуть, дети его давно выросли и стали достойными наследниками, что же до слуг - их дело угождать своему господину, который желает лишь одного...
- Я уже предчувствую смерть, - произнес он и оглядел собравшихся вокруг него дорогих сердцу людей, - и я должен встретиться с ней наедине.
Ему очень не хотелось, чтобы родные видели смерть раньше времени. Смерть, эта грязная, вызывающая жалость или бессильную ярость старуха, еще придет к ним. Сейчас же она принадлежит ему.
Собравшиеся почтительно поклонились и направились к высоким дубовым дверям, которые полагалось накрепко запереть снаружи после ухода, дабы пути назад ни смерти, ни повелителю не было, но только был сделан шаг от трона прочь, как двери распахнулись, и в залу вошел неизвестный владыке человек.
В нем не было ничего примечательного, разве что взгляд был спокойным и уверенным, в то время как у большинства присутствующих, не обративших особого внимания на пришедшего из-за траура, глаза были полны тоски и смятения.
- Не вели выгнать, дай лишь перемолвиться с тобой парой слов, - даже не поклонившись, как этого предписывала учтивость, обратился человек к правителю.
Тот не был удивлен. Если стража пропустила его сюда, значит, на то была какая-то важная причина.
Владыка махнул рукой своему окружению, повелевая ему удалиться, и добавил:
- Когда выйдет этот человек, заприте двери на все засовы. Он - последний, кого ваш прикованный к трону господин намеревается видеть.
- Мое имя Иаков, - когда его оставили наедине с разбитым правителем, представился человек, скрещивая руки на груди. - Встань пожалуйста.
Спокойствие и уверенность в голосе Иакова, когда он произносил эту невыполнимую просьбу, поразили господина, и он, глубоко вдохнув затхлого воздуха темной крепости, тяжело поднялся.
Иаков смерил правителя с ног до головы внимательным взглядом. Чудо не поразило владыку. Какой прок от этого подъема, если он не может пройти и пары шагов...
- А теперь ходи.
И разбитый пошел, переставляя одеревеневшие за многие лета бездействия ноги одну за другой. В молодости он мог обогнать резвую лошадь, и по сравнению с той силой, что была в нем раньше, это шествие представляло собою жалкое зрелище.
- Так ведь не быстро же, - с горьким вздохом возразил правитель, но на трон не опустился - смерть запаздывала, и дожидаться ее что на троне, что у зарешеченных бойниц - все одно. Конечно, всем известно, что смерть никогда не запаздывает, а приходит строго тогда, когда считает нужным...но владыка так не считал. Ему это было позволительно - он же владыка.
- И что? - усмехнулся Иаков. - Так ходи.
После этого он развернулся к властелину спиной и вышел вон за двери. Вскоре до владыки донесся скрип запираемых засовов, тревоживший слух несколько долгих минут, а после в зале воцарилась тишина. Все было готово к приходу долгожданной гостьи...
...которая ну просто безбожно опаздывала!
Правитель прогулялся от одной бойницы к другой и обошел пару раз зал.
Да, пунктуальность ей была не ведома.
Владыка выпрямил согбенную годами спину и размеренным шагом прошелся сквозь ряды усыпанных кушаньями столов, отведав несколько приглянувшихся кусочков с подносов - ожидание заставило его проголодаться.
Который прошел час?
Отхлебнув из кувшина вина (благо жена не видела, иначе бы не преминула напомнить о существовании кубков), без пары минут (как он надеялся) мертвец цокнул языком. Хорошо вино!
Потянувшись до хруста в костях, он напел бывшую в ходу в его государстве песенку и, сам того не замечая, начал пританцовывать, разминая свои ноги.
Если так и дальше будет продолжаться, смерть уже не станет такой страстно желаемой гостьей, какой она была прежде, ей лучше поторопиться.
Танцуя с постепенно опустошаемым кувшином в руках, правитель, желая скоротать время, подошел к бойнице и, поднявшись на носках, выглянул наружу. Уголки губ приподнялись, когда солнце понежило его лицо своим приветливым светом.
Взгляд владыки с лазурного беззаботного неба перешел на зеленеющие вдали просторы, перемежающиеся пестрыми лугами - искусно сотканный самой природой ковер, носящий на себе саму жизнь.
До ушей господина донесся убаюкивающий плеск. Крепость была построена по всем правилам, а потому ее окружал глубокий ров, и много повидавшие на своем веку камни у подножья башен лизала сверкавшая на солнце вода, чья гладь была изредка тревожима порывами игривого ветра, который, взмыв вверх, обдул добровольному узнику своей болезни лицо и принес с собой запах дурманящих трав.
Владыка хмыкнул. Он не замечал раньше всего этого. Он даже... даже не пытался этого разглядеть. И сейчас он хотел наверстать упущенное.
Перебегая от бойницы к бойнице, открывая для себя все новые и новые видимые из крепости прелести своего маленького государства, будь то низенькие аккуратные домики или мелькавшая вдали яркими цветами выставляемых на продажу товаров ярмарка, властитель все отчетливее чувствовал распускающееся в своей душе ощущение восторга и желания жить. Чувство счастья. И чем больше оно увлекало владыку, тем большей силой насыщались некогда больные, разбитые ноги. Они окрепли.
Правитель обежал так все бойницы и приблизился к дубовым дверям, за которыми скрылись друзья и Иаков. Скрылись навсегда.
Владыка попятился от дубовых створок прочь и наткнулся спиной на холодную стену, им вновь начало завладевать чувство непреодолимого отчаяния. Какой же смысл в его счастье, если он не может поделиться им с родными, поданными и всем миром?!
Ноги начали слабнуть, он сполз по стене на пол. Закрыв лицо ладонями, он глухо зарыдал. Рабов скидывают в ямы, крестьяне затачивают себя в гроб, знать покоится в склепах, а правитель оказался достоин целой крепости...
Рядом, из-под трона, донеслось воркование. Узник протянул в этом направлении руку и вздернул брови - его пальцы ощутили мягкий пух. Это был голубь. А рядом с ним - кусочек бумаги, который голубь мог в состоянии донести до главного замка, да чернила. Семья позаботилась о том, чтобы, посети владыку жгучее желание чего-либо, он мог сообщить об этом и получить желаемое.
Маленького кусочка бумаги казалось мало, чтобы выразить все то, что испытывал сейчас владыка, однако он смог описать весь свой восторг, всю свою благодарность, все свое счастье в двух словах, оказавшихся более чем достаточными.
Привязав послание к лапке голубя, он выпустил свою надежду наружу и с замиранием сердца проводил птицу взглядом. Преисполнившись предвкушения жизни, он обдумывал непрерывно приходящие в его голову идеи по улучшению и развитию государства. Рой мыслей захватил душу, как захватывал порой и раньше, но теперь рой этот нес не погибель, а возрождение.
Семья была рада получить послание. Сию же секунду траур был снят, во все города разослана благая весть, а к месту заточения направлены самые быстрые наездники.
Не успело зайти солнце, как владыка уловил шорох многочисленных засовов и скрип петель. Двери были отперты.
А Иаков, с ухмылкой наблюдавший за лучезарным правителем, уверенно шагавшим в замок в сопровождении дивившихся чуду подданных, обратился костлявой старухой, что скрылась за грязными темными одеяниями и, покрепче взявшись за древко косы, направилась по дороге, ведущей из государства в другие земли. Случайно ли, нарочно ли, но она выронила из складок одеяния пергамент, на котором было выведено четкими, большими буквами:
Довольствуйся малым, и достигнешь большего...
Достигнув большего, не переставай радоваться мелочам...
И будет тебе счастье.