Потом замелькал город, довольно неприглядный здесь, вдоль железнодорожного полотна, но уже обжитой, с мелькающими человеческими фигурками.
Электричка, снизив скорость, подъезжала к вокзалу медленно, словно никак не могла выбрать, у какой платформы остановиться. Из-под колес веером расходились пути. Что-то резко выкрикивал в трубку мобильного телефона ремонтник в ярком оранжевом жилете, словно предупреждал подъезжающих о чем-то, предостерегал. Пассажиры засобирались, потянулись к дверям, на лицах проступало будничное выражение: у кого-то усталое, у кого-то раздраженное. За окном поплыла платформа и какие-то люди на ней. И я вдруг засуетилась, выныривая из своей задумчивости. Благостное настроение слетело, и вдруг кольнуло в груди неприятное чувство. Глядя на этих людей вокруг, их озабоченные, далеко не счастливые лица, их раздражение и спешку, я впервые допустила мысль, что история Антона может пойти по жесткому сценарию.
Антон
Купил банку краски – хорошо, что у них тут можно картой оплачивать. Цивилизация. Думал, очистить рамы будет сложно, но старая краска – особенно со стороны улицы – сама осыпалась сухими омертвелыми чешуйками. Хорошая была идея с покраской, своевременная. Застелил все старыми газетами – блин! У нее их так много, как будто сто лет не выбрасывала. Зачем она их копит? Надеется что-то понять про человечество? Начал красить. Мимо прошла сначала Мишина жена, посмотрела поверх забора. Через десять минут нарисовался Миша, повис на калитке, хрустя яблоком.
Конец ознакомительного фрагмента.