Но, к сожалению, эффект от Нехлюдкиной вылазки был минимальным, если не нулевым.
Придя к ней на следующий день, Нехлюдка вместо приветствия пустил веером на стол пачку фотографий в направлении блудницы. Она мельком взглянула на самую верхнюю из них, на которой её лицо было искажено гримасой оргазма.
Нехлюдка в позе общественного обвинителя, с выражением скорбной отрешённости от всего, ожидал произведённого эффекта.
Его не последовало. Мюħелин, потягиваясь спросонья, промурлыкала:
– OK. So what?13
Обалдевший от подобного нахальства Нехлюдка решил отыграть свой последний козырь.
– Ага, тебе нечего на это сказать!? А что ты тогда скажешь на это? – и Нехлюдка надвигаясь на Мюħелин как Атос на миледи, пустил другой веер, в котором уже фигурировала мулатка.
– А на это я скажу вот что… – улыбнулась Мюħелин и потянула Нехлюдку к себе.
Через несколько минут, если кто-нибудь, да хотя бы, тот же самый негр, который скорее всего даже и не подозревал о Нехлюдкином существовании, стоял бы за окном и делал фотоснимки, они бы очень хорошо дополнили коллекцию, которой Нехлюдка посвятил столько эмоций и страсти.
Но как бы там ни было, этот эпизод хотя и был серьёзным испытанием отношений, всё же не явился причиной их окончательного разрыва.
Последней же соломинкой, переломившей хребет их любви был совместный визит на swinging party14, по-русски, в просторечии просто называемой "групповухой". Мюħелин убедила Нехлюдку туда пойти, в надежде помочь ему избавиться от мелкособственнических инстинктов в сексе. Нехлюдка после некоторых колебаний согласился, отчасти из любопытства, а отчасти чтобы впечатлить Мюħелин, что и он не чужд идеалам свободной любви.
Party это происходило в роскошной квартире Нью-Йоркского Вест Сайда.
Когда они туда пришли, вечеринка уже была в полном разгаре. Нехлюдка был впечатлён дорогим декором отделки, а также непосредственностью манеры общения присутствующих. Большинство гостей (а кто там был гостем, кто хозяином, Нехлюдка так никогда и не узнал) были в костюмах Адама и Евы, хотя некоторые, видимо склонные к садомазохистским утехам, прохаживались в кожаных доспехах с множеством металлических заклёпок, а также с хлыстами и розгами.
Толпа была в основном интернациональной, многие говорили по-французски, кое-кто по-английски, кто-то ещё на каких-то Нехлюдке неизвестных языках. Вокруг было полно алкоголя, фруктов и лёгких закусок, где-то, как обратил внимание Нехлюдка, рассыпался какой-то белый порошок, кто-то потягивал за приятной беседой какой-то янтарный дринк, а кто-то покуривал траву-мураву.
Ну и конечно, в разных углах и прямо в центре комнаты, словом, где попало, группы из двух, трёх, а в одном случае даже из восьми человек, занимались главным делом – изо всех сил любили друг друга.
Мюħелин познакомила Нехлюдку со своей подружкой, которая почти не говорила по-английски. Перейдя на французский, они стали оживлённо щебетать друг с другом и Нехлюдка, мало что понимая в их беседе, отошёл в сторону выпить дринк, а заодно понаблюдать клубки тел, копошившихся тут и там. Он настолько увлёкся этими наблюдениями, что не сразу заметил, что Мюħелин куда-то переместилась вместе со своей подружкой.
Нехлюдка довольно быстро смог их отыскать. Мюħелин уже была раздета и находилась между двумя парнями, которые как бы поместили её в середину бутерброда, состоящего из их тел, и ритмично выжимали из неё не то масло, не то майонез. Подружка была тут же, пока только полураздета и вроде как бы ещё не у дел, и развлекала себя тем, что щекотала своими сосками то одну половину бутерброда, то другую.
Никакой беседы уже не велось, да и вестись не могло – глаза Мюħелин полу-закатились, дыхание было тяжёлым и прерывистым – не до беседы.
Нехлюдка рассвирепел.
– Блядюга, ведь только на секунду её оставил – подумал Нехлюдка, но решил пока ничего не говорить, а отомстить ей той же монетой.
Сделать это оказалось очень просто, благо желающих было выше крыши – в конце концов для того они сюда и пришли.
Нехлюдка довольно быстро свёл знакомство с общительной и разговорчивой дамой, очень недурной собой. Она была без трусиков, но зато в пояске с резиночками и чулочками, что делало её абсолютно очаровательной и сексуальной.
Она совершенно не возражала познакомиться с Нехлюдкой ещё ближе, прямо здесь и прямо сейчас.
Нехлюдка покосился на лежащую в нескольких шагах от него Мюħелин, от которой к этому времени отпала одна половина бутерброда, и подружка в какой-то мере пыталась её заменить, нежно покусывая один сосок Мюħелин, и в тоже время пальцами покручивая другой, будто желая его напрочь отвинтить.
Это окончательно убедило Нехлюдку в правильности выбранного пути.
Нехлюдкина же новая очаровательная знакомая между тем указала ему на приближающегося к ним голого мужика с огромными гениталиями, болтавшимися при ходьбе из стороны в сторону. Ослепительно улыбаясь, она проворковала:
– Разрешите мне представить Вас своему мужу…
Муж дружелюбно пожал вялую Нехлюдкину руку, минуту проговорил с ними ни о чём, и отправился на поиски сомнительных удовольствий, соответствующим его выдающемуся отростку.
Нехлюдка не теряя более времени приник к своей обретённой партнёрше, да так что она даже взвизгнула от удовольствия.
Он уже вошёл в ритм прокачки, когда почувствовал какую-то возню у себя за спиной.
– Мюħелин – подумал Нехлюдка. – Проняло в конце концов… Ну, получи, фашист, гранату от советского солдата…
И полностью игнорируя, и не обращая более своего внимания на разные отвлекающие факторы, Нехлюдка, дыша как паровоз, продолжал свою миссию.
Возня же за спиной становилась всё более настойчивой и направленной.
Обернувшись в конце концов, он с ужасом увидел, что там отнюдь не Мюħелин, а партнёршин муж, который сосредоточенно пытался вправить своё невообразимых размеров хозяйство в Нехлюдкино очко.
Нехлюдка осатанел.
Сделав сложный пируэт и вывинтившись из своей партнёрши, и одновременно при этом вывернувшись из-под мужниного грозного объекта, Нехлюдка заорал всей интернациональной толпе на чистом русском:
– Ну вас всех на хуй!!
И повторил тем, кто его мог не расслышать первый раз:
– НА ХУЙ!!!
Подхватив на ходу валявшиеся где-то снятые детали своего гардероба, с обуревающей его яростью, тоской в сердце и распухшими яйцами, Нехлюдка поломился к выходу…
После этого знаменательного события Нехлюдка впал в депрессию, из которой я и Лео безуспешно пытались его вытащить. Нехлюдка мало на что реагировал, очевидно в душе оплакивая растоптанную любовь.
Потихоньку, однако, он стал проявлять признаки жизни и это стали замечать не только мы, но и другие люди, включая его сестру.
Она даже позвонила нам с благодарностями за хорошую заботу об её тоскующем брате.
Это был благоприятный случай, который было грех упускать.
Я пригласил её к нам на огонёк, чтобы в непринуждённой обстановке обсудить проблемы, касающиеся её брата.
Вскоре я стал называть её Bilitis, за её пристрастие к этому, тогда очень модному эротичному фильму с очаровательными актрисами и волнующими мелодиями…
Но это уже совершенно другая история, о которой я расскажу как-нибудь в другой раз, разумеется, если найдутся желающие её послушать.
Квадратное яйцо
или
The
Troublemaker
В русском языке, насколько я помню, нет точного аналога английскому слову "troublemaker". В одном из словарей я видел, что оно переводится как "нарушитель спокойствия", в другом – как "возмутитель спокойствия". Хотя до какой-то степени эти переводы употребимы, сдаётся мне, что ни в одном из этих словарей нет того значения, которое в него вкладывают американцы.
А они этим словом прежде всего называют людей, которые создают неприятности – как для себя, так и для других. Я сразу предвижу ваше удивление, мой дорогой читатель. А разве это не одно и тоже? Ведь если кто-то (или что-то) начинает генерировать неприятности, какое уж тут спокойствие? И всё же разница есть, и как мне представляется, довольно существенная.
Спокойствие – это явление внешнее, поверхностное. Спокойным может быть море или, скажем, омут, а кто знает, что там делается чуть глубже? Как говорил один мой знакомый, чем тише омут, тем умнее черти.
Переходя теперь от философских экскурсов к герою моего рассказа Квадратному Яйцу, замечу, что за его спокойствием, и я бы даже сказал, безмятежностью всегда зрели те самые troubles15, которые в любую минуту были готовы вырваться на поверхность, сметая всё на своём пути, включая и то обманчивое спокойствие, о котором мы говорили выше, и тогда уж словарное определение вполне совпадало с общепринятым американским.
Кем же может быть человек с таким, я бы сказал, редко встречающимся именем?
Да-да, Вы правы, он был, как и большинство наших героев весьма необычным и, соответственно, запоминающимся.
Я, наверное, повторяюсь, но всё же скажу, что относился он к категории людей, и надо заметить, достаточно распространённой, которые чувствуют себя без блудняков как без пряников. В хорошие времена, а бывали и такие, ему приходилось разбираться с одним-двумя, но что бы не было ни одного, такого я не припомню.
Сейчас уже трудно сказать, что послужило причиной той разборки, благодаря которой он и обрёл своё знаменитое имя. Говорили, что будто бы недоплата за купленную траву-мураву, что им отрицалось с негодованием, как нечто невероятное. Лично мне представляется ещё более невероятным сценарий, при котором на него окрысились за то, что он переплатил и к тому же принёс деньги раньше, чем обещал.
Но как бы там ни было, во время этой разборки его отбутскали довольно сурово, и руками, и ногами. Один из пинков достиг скоромного места и одно из его яиц вздулось до такой степени, что не помещалось в трусах, а также поменяло цвет и форму. Цвет, как вы можете догадаться был буро-фиолетовым, а форма стала как-бы угловатой.
По прошествии какого-то времени размеры и цвет его яйца вернулись к более-менее человеческим стандартам, но вот форма, как он утверждал, так и осталась квадратной.
Что и послужило тому, что никто более не помнил, что звали его Борькой, как и меня; отныне для всех он был Квадратное Яйцо.
Прихожу я как-то домой и вижу – за столом заседает военный совет – Лео и Квадратное Яйцо. Я хотел тихонько пройти к себе, но меня попросили присоединиться к заседанию.
Голова Яйца и без того несколько деформированная, стала конусообразной. Но не так как вы подумали – широкой частью вверх, как случается иногда у гениев с супер-развитым черепом и небольшим подбородком, а наоборот, лоб впал как бы вовнутрь, а подбородок выдвинулся вперёд – одним словом видно – расстроен чем-то человек.
– В чём дело? – интересуюсь.
– Этот – далее следовало около десятка прилагательных, не самых приличных и одно существительное, тоже не самое – ОН хочет посадить меня в тюрьму!
Это было что-то новое. Обычно дело заканчивалось либо оскорблениями, либо мордобоем, а чаще – и тем, и другим.
– Тебя? В тюрьму? За что можно посадить в тюрьму такого кристально чистого человека как ты?
– Абсолютно не за что! – согласился он, не расслышав иронии в моих словах.
Из дальнейших сбивчивых объяснений можно было понять следующее.
Квадратное Яйцо работал шофёром такси (surprise, surprise!16) и сегодня вернувшись со своей смены он поехал к своему сменщику отдавать машину. В голову лезли приятные мысли типа: "Мы славно поработали и славно отдохнём!" Однако славного отдыха не получилось.
Кроме сменщика там были и другие шоферюги, а также владелец такси, у которого Квадратное Яйцо его рентовал. Он-то и заметил вмятину на бампере его машины. А на предложение заплатить за неё, ответил не только категорическим отказом просящему, но и оплеухой ему же.
– Да ты только пойми, – горячо убеждал меня Яичко, – за такую мототу он у меня попросил триста. Да мыслимо ли такое терпеть? Да за триста я акуле зуб из глотки выдерну…
– Оставь бедную акулу в покое. Хватит с тебя одного хозяина… Кстати, зубы у акул растут во рту, как и у тебя, а в глотке у них можно найти только любителей акульих зубов.
– Я, конечно, немного погорячился, но кто бы мог вытерпеть такое? Я же всё-таки живой человек…
– Да-да, ты абсолютно прав, конечно, это смягчающее вину обстоятельство. Вот если бы ты был мёртвым, тебе бы было гораздо легче перенести подобное оскорбление.
– Лучше бы я его сразу же убил, – гнул своё Квадратное Яйцо, – никто бы меня тогда не таскал в суд и не отнимал бы моих честно нажитых…
– В общем так, – срезюмировал прения Лео. – Опять придётся идти и отмазывать тебя, дурака. Боже, как мне это уже надоело! Пойдём Барсик, – обратился он ко мне, – попробуем как-нибудь увязать и этот блудняк. Это в последний раз мы идём тебя вытаскивать, – уже обращаясь к Квадратному Яйцу, – а в следующий раз подпрягай для этого акулу с выбитым зубом…
– Да какой же тут может быть следующий раз? Да пусть у меня лучше руки оборвут вместе с котлами и перстнями, чем я ещё когда-нибудь, кого-нибудь, за что-нибудь…
– Сиди здесь и жди нас, пока мы не вернёмся – прервал его клятвы Лео. – И чтобы никаких телефонных звонков и никаких выяснений… А если уж так надо с кем-то поделиться своим горем, так вон стоит бутылка коньяка, а вон рюмка… Тоже, кстати, не налегай особо…
Владелец такси встретил нас не сказать, чтобы радушно, но и не враждебно. Шея и плечо его были перевязаны и край лилового пятна багровел в местах, не закрытых бинтами. Его лицо было несколько перекошено, то ли вследствие полученной травмы, то ли от природы. Его жена, увидев нас зашипела:
– Вон они, дружки этого убийцы. Будь с ними поосторожней, Дима, а то и они тебя чем-нибудь грохнут.
Её лицо при этом перекосилось ещё больше, чем у её мужа. "Замечательная пара" – подумал я.
– Иди к себе в комнату, Зина, – поморщившись буркнул таксовладелец своей жене и сразу перешёл к делу.
– Я всё понимаю – сказал он – мотаться по городу в трафике17, день и ночь – ты кого-нибудь не вставишь, так тебя вставят. Что тут говорить? Такова шофёрская жизнь! Но вмятина сама-то не выпрямится, её нужно выправить и, соответственно, за это заплатить. Я ему предложил на выбор – или дай мне триста баксов, я её отремонтирую у своих ребят, да и дело с концом, или, если думаешь, что сможешь это сделать дешевле – вперёд и с песней, но ремонтируй в свою смену и плати за это сам.
– Вполне демократично, – заметил Лео. (Его понятия о демократии были довольно своеобразны. Своей недавней подружке он тоже давал выбор: "Если хочешь, милая, то в рот, а не хочешь – тогда в попу" – и тоже считал это самым высшим проявлением демократии.)
– Я тоже так считаю, – сказал владелец, – но ваш друг сразу полез в бутылку. Он стал вопить о том, что, когда он взял машину, она уже была с вмятиной.
– Тогда ты не должен был брать машину, и в этом случае за вмятину платил бы твой сменщик, – сказал я ему. Тогда он стал вопить громче и заявил, что он уже целую неделю ездит с этой вмятиной.
– Значит уже целую неделю ты мне должен деньги, – ответил я ему. Поскольку набор его аргументов был, видимо, исчерпан, ваш друг перестал вопить, а зарычав как янычар, наверное чтобы взбодрить себя, с размаху треснул меня своим рюкзаком… Уж не знаю, что он в нём носит, кирпичи или оловянные квадратные яйца, но если бы я не увернулся и удар бы пришёлся мне по голове, вы бы сейчас говорили не со мной, а с моей женой, которая в этом случае уже была бы не женой, а вдовой…