Образ
«От великого до смешного шаг один…»
«Отлюбил, отстрадал, отглаголил…»
Поэзия
Проза
Светлана Ангарская
Публицист, писатель, сценарист. Окончила факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова, работала в центральной прессе, на радио и телевидении. Любит путешествовать, а впечатлениями от поездок в разные страны и континенты делится в своих произведениях. Ее герои – люди разных профессий и национальностей, но объединяет их одно – любовь к жизни и страстное желание понять и выполнить свое предназначение на этой земле. Творчество Светланы Ангарской отмечено престижными премиями и наградами: – премия «Орден Добра и Света» (вручается с 2012 года) за успешную творческую деятельность и создание произведений, сюжеты которых настраивают читателя на позитивное восприятие окружающего мира и отражают идеи гуманизма и добра. Фестиваль «Аэлита» 2018 г. за роман «Просветленные»;
– лауреат первой степени в номинации «Большая проза»;
– I Международный фестиваль им. А. С. Пушкина в честь 220-летия со дня рождения поэта. Крым – 2019 г.;
– лауреат Международной премии им. Франца Кафки «За выдающийся вклад в российскую литературу».
Просветленные
…Исследовать и испытать мудростью все,
что делается под небом: есть тяжкое
занятие, которое Бог дал людям, чтобы
они упражнялись в нем…
Часть 1
Суета
Съемочный день в павильоне подошел к концу, и уставшие за долгую смену осветители уже выключали свои софиты, а у него все не было удовлетворения от проделанной работы. Но что толку дальше мучить людей и технику, если что-то, по-видимому, еще не сложилось с этим эпизодом в голове.
Сегодня снимали в декорациях средневекового замка. Тщательно продуманные и довольно мрачные, они были залиты светом сверху, и от него все устали. Без освещения все погрузилось в полумрак. Вокруг было полно неуклюжих, но необходимых атрибутов съемочного процесса: камер, микрофонов, гигантских осветительных приборов, другой техники, бесконечных змеящихся кабелей. Между дублями все участники съемок носились по площадке, стараясь не споткнуться и что-нибудь не опрокинуть. Это отнимало уйму времени, так как людей было задействовано много: кроме основных актеров, техников, операторов, еще и огромная массовка, не отличавшаяся дисциплиной и не имевшая опыта, к тому же наряженная в тяжелые, громоздкие костюмы Средневековья. За смену было отснято почти триста метров пленки: он позволял себе импровизировать. Это будет примерно десять минут экранного времени. «Но будет ли?» – недовольно думал он.
– Все свободны, всем спасибо, – устало сказал наконец Димов и, спотыкаясь, как все в погруженном в сумрак павильоне, направился в зал для просмотра. На съемках он не знал устали: творческий процесс захватывал настолько, что заменял все на свете, но сейчас ему были необходимы положительные эмоции. И их он искал в удачно отснятом материале.
На экране замелькали кадры, которые смонтировали вчера.
«Тени Нострадамуса» – условное название фильма. «Но действительно, пока что только тени», – досадовал режиссер, смотря на свое детище.
– Покажите лучше натуру, – попросил Димов. – Прованс, что ли…
Средневековый городок Прованса, утопающий в зелени платанов, судя по архитектуре, знавал и более счастливые времена. Однако и сейчас довольно потертые, но по-прежнему выложенные орнаментом мостовые – разноцветные звезды, полумесяцы, четкие квадраты, расположенные в шахматном порядке, – выглядели привлекательно. Каждый дом – с внутренним двориком, где бьет фонтан, с красивым белоснежным фасадом, коваными решетками в причудливых узорах и балконами, увитыми виноградом.
В этом райском местечке издавна было три мира: христианский, мусульманский и иудейский. Но на улицах городка все смешалось. Лаяли собаки, шли мулы, резвились мальчишки, нарушали тишину звуки ткацких станков. Чьи они? Какой веры их хозяева? Не все ли равно? Или вон те крестьяне на площади, что разложили свою зелень и фрукты на продажу. Разве будет хуже их виноград, инжир, финики, если узнать, какого они вероисповедания? Так и жили здесь все, похожие в своих заботах друг на друга. И даже одежды носили одинаковые, прованские.
По узкой улочке городка шли двое: уже седоватый мужчина – отец – и юноша, которому было немного больше двадцати, – сын. Неспешно двигалась запряженная парой лошадей повозка, которую направлял юноша, держа под уздцы коня.
Камера все наезжала, приближая лица. Звук был живой, из экономии записанный при съемках. «И неплохой», – удовлетворенно отметил про себя Димов.
– Так ты говоришь, будто действительно предвидел чуму в Монпелье? – спрашивал юношу Исаак. – Но разве Господь не сказал: «Не ваше дело знать время и сроки»? Не случайность ли твое предсказание, Мишель?
– Может быть, конечно, один Бог знает, что такое вечность света, – начал было соглашаться молодой человек. Однако, подумав, возразил: – Но ведь Бог же и одаряет этим светом избранных, не объясняя его природы.
– Ты считаешь себя избранным Богом? – удивился отец.
– Ну вот, посмотри, – сказал сын, остановившись у окраинного двора. – Здесь и сейчас рождается новая жизнь, и будет это мальчик, о котором, может, в будущем заговорит мир.
Во дворе дома и вправду наблюдалось какое-то движение, слышались встревоженные голоса, и вдруг выбежал молодой мужчина и кинулся прямо к ним.
– Умоляю, врача! – волновался он. – Жена оступилась, и начались преждевременные роды! Одолжите свою повозку, наши-то в поле.
– Он уже здесь, – спокойно сказал Мишель. – Я врач, – пояснил он встревоженному мужчине. – Ведите к роженице.
– О Боже, как Ты милостив! – пробормотал тот и с радостью повел молодого человека в дом.
Отец устроился во дворе со стариком-хозяином и, пока Мишель помогал новорожденному увидеть свет, пил ароматный чай со свежими прованскими травами. Двор был просторный, с фонтаном, у его прохладной струи на красиво выложенном узорчатом полу стоял стол для чаепития. Вокруг пышно цвели розы, а у забора тянули вверх нежные головки левкои и мальвы. Сидеть здесь, даже на южной стороне, было очень хорошо благодаря огромному платану, могучему дереву, по-видимому, уже старому. Ствол в обхвате имел не меньше трех метров, и крона накрывала весь двор, давая ясную тень, умеренно профильтрованную светом. И поскольку сиеста составляла важную часть летней жизни Прованса, столь разумно посаженное дерево во дворе было большой удачей. Неспешно беседуя, гость и хозяин вспоминали молодые годы.
– Моя жена долго не могла разродиться, как я ни молил Бога, – рассказывал Исаак, – и тогда, отчаявшись, я дал клятву, что приму христианство, если родится здоровый ребенок.
– Ну и что, приняли? – спросил хозяин дома, перекрестившись на икону, что висела над входом.
– Так вот же мой сын, врач теперь хороший, хоть и молодой еще. Его и родила тогда жена; почти сутки мучилась, бедная – крупненький оказался очень. Помог Христос, Ему теперь и верим.
В тех краях случаи перехода из одной веры в другую были не редкостью, и выкрестов имелось немало, поэтому такой клятве здесь никто не удивлялся.
Но вот раздался крик младенца: судя по всему, роды закончились успешно, и хозяин, радуясь первому внуку, принес кувшинчик с вином.
– Выпьем, крестный, – радостно сказал он, обращаясь к Исааку. – Теперь так тебя буду звать, ведь не зря же Бог нам послал вас прямо к порогу и в самое время.
– Что же, выпьем по такому случаю, – поддержал его отец Мишеля и, потягивая хорошее вино, принялся философствовать: – Вот жизнь, ну, казалось бы, из ничего берется и ничего не стоит, а ведь ничего нет на свете, что стоило бы жизни…
– Да, – согласился хозяин, – нет такого, что бы можно дать взамен. Хоть и не всегда сладко на белом свете, да только нет ничего лучше радости бытия. Вот наработаюсь так, что ничего уж, казалось бы, не чувствую, а приму стаканчик – и снова хорошо, – откровенничал провансалец. – Воздух, море, хорошее вино – чего же еще желать? А если и дети хорошие, а потом внуки… Нет, жить хорошо…
На пороге дома появился счастливый молодой отец, он гордо нес своего первенца на руках. Следом шел, улыбаясь, Мишель.
А в том, что это был мальчик, Исаак уже и не сомневался. Вот ведь какой дар у его сына, а не только золотые руки врача!
– С матерью все в порядке, вот только отвар сделайте, – сказал Мишель, протягивая рецепт. – Пусть попьет, чтобы инфекции не было да кровотечение не началось.
И когда их повозка, щедро нагруженная дарами счастливых хозяев, тронулась дальше, Исаак не утерпел и все-таки спросил:
– Как же тебе удается так предвидеть события?
– Не знаю, отец, я ведь особо и не стараюсь, просто, по-видимому, считываю идущую ко мне информацию. А вот кто ее посылает, и сам спросить боюсь…