2015
«Переезжаю в Кострому…»
Переезжаю в Кострому.
Куда не знаю и к кому…
Не по холодному уму —
В бессилье ватном…
Что селит в сердце страхов тьму.
Без тягомотных «почему?»,
Но с хамоватым «потому!»,
С перчинкой мата.
Как оказалось просто всё ж,
Швырнуть, что в гроб не унесёшь:
Пустых обид погнутый нож
С ненужной гардой,
Придуманную страхом ложь,
Обломанный тобою грош
И ожиданий колких дрожь —
Писк миокарда.
О, это всплеск, а не коллапс!
Вон, видишь, пароход «Карл Маркс»
Отчалит в Астрахань сейчас,
Швыряя в волны
Нелегких дум фальшивый страз,
Что убивают всякий раз
Свободное теченье фраз,
Смешных и гордых.
Парит в пространстве каланча,
Автобус трогает, рыча,
Кондуктор рвёт билет, ворча,
Счастливый, нет ли?
Что сбыл за ломтик калача?
Что разорил, как саранча?..
И нет душе моей врача
Простывшей, бедной.
Сентябрь 2015
«В забытом приюте эпохи советской…»
Валентине Волошиной
В забытом приюте эпохи советской
Обшарпанный стол, обезноженный стул
Настольная лампа на полочке ветхой —
Лет сорок назад прежний мир здесь уснул.
Солдаты войны нам совсем не понятной —
Осенние мухи пред мутным стеклом,
И вид неопрятный постели помятой,
Неловкому взгляду открыт как назло.
Сквозит холодком из-под двери балконной…
И водки сто грамм вожделеет душа.
Всего-то чуть-чуть, без азарта и стона.
Два пальца со дна. И глотнуть не спеша,
Прочувствовав горечь запретного зелья,
Нелепость поступков и зыбкость границ.
И странное чувство: «А здесь-то зачем я?
Средь этих пространств и блуждающих лиц».
…Там Волга течёт, огибая Лунёво,
Набросив халатик осенних лесов,
А мы-то с тобой только повод и довод
Для диспута с Богом,
что жизнь – только сон.
2015
След укуса
Я в принципе на случай не в обиде,
Хоть он жесток бывает и нелеп.
Я многое вживую в жизни видел:
Гагарина, Высоцкого, Пеле.
Застал рассвет и сумерки застоя,
Противный, как касторка, тихий страх,
Провинции несытое застолье,
Глушилок гул на «вражеских» волнах.
Распад последних лет былого века,
И нынешнюю шумную орду,
Я пережил, живу и не уехал
Туда, где жизнь нам грезится в меду.
Любовь я знал какую-никакую,
И глупостей изрядных навалял.
Но смерть людскую не видал вживую.
Хотя собак, не скрою, усыплял…
Колол его не я, – угрюмый парень,
Приехавший к соседям на такси.
Но мой прокушен был до крови палец,
Когда шептал я глухо: «Друг, прости».
Не наш был пёс: соседка попросила
Насильным сном прервать дворняжью жизнь.
Долдонила: «Ни мужа нет, ни сына,
Так ты уж подмогни, и, слышь, не злись!»
«Да я не злюсь, чего уж, по-соседски…
Видал я эту опухоль, кошмар.
Живёт так год? Сильно у парня сердце…
Знакомый в Лосе есть ветеринар».
Зажил давно мой палец злополучный,
Соседка та, должно быть, не жива.
Но помню взгляд собаки мукомучный.
И коготь, рвущий старенький диван.
2015
Топор
Колки ветры революций —
В щель любую залетят.
Слёзы красные прольются,
И на коже заблестят.
Плачь, не плачь, не уголубишь
Птицу хищную обид.
В хрип ори: «Да что ж вы, люди!»
Будешь ими же и бит.
Много в темечке и плоти
Мест, где впору топору
стукнуть. Мне, и вы умрёте.
Стукнуть вам, и я умру.
И в грязи в обнимку лёжа,
Кровь сведя в один поток,
Вдруг помыслишь:
«Может, всё же брать не стоило, браток,
Тот топор, весьма сподручный,
Для убийств под крик “ура!”».
Но, видать, уж очень скучно
Людям жить без топора.
2015
Часовенка души
Покой и свет в душе усталость тела топят
в таинственной реке, текущей на восток.
Потерь, побед и бед теперь не нужен опыт,
В гусиный пруд слились и устье, и исток.
Забота без тревог, веселье без похмелья,
Без пафоса слеза, без злой обиды гнев.
Покойная земля, припал всем телом к ней я,
И строю тёплый кров, сарай, забор и хлев.
Зазубрен мой топор – не там бревно он тешет,
Не точена пила, и рез её не прям.
Проекта вовсе нет, и знает только леший:
А будет ли вообще построен этот храм.
Какой уж храм? Смешно! Часовенка в низине
с иконкой лишь одной «Нерукотворный Спас».
Неужто наш костёр погаснет и остынет,
Который я разжёг, и горстку дров припас.
Течёт поток машин не пафосного вида
На север в Кострому, по бывшей «Костромской».
Неправдой снов теперь мне кажутся обиды,
Да были ли они? Прошли. Как в детстве корь…
2015
Route 66
По мотивам песни Бобби Трупа,
прославленной исполнением The Rolling Stones
На шестьдесят шестом маршруте
Койота трупик в стороне…
И понимаешь, как до жути
Далёк тот мир и странен мне.
Тот мир, в котором ночью кто-то
Под восклицание «My God!»
Прервал мгновенно жизнь койота,
Его таинственный поход
Куда-то вдаль к помойке щедрой,
Где под рекламой «Pizza Hat»
Полны остатков сладких недра,
Вкусней енотов во сто крат.
Тут мне не жить средь улиц чистых,
Пронумерованных навек,
Где городки персон на триста,
Где незнакомый человек
Предупреждает незнакомых,
Что на деревьях есть клещи,
И ты уж, please, приятель, дома
Свой кожный панцирь обыщи.
Тут тараторят на невнятном
Английском – сроду не поймёшь.
На жабрах здесь у рыбки пятна —
Блюгеля, колкого, как ёрш.
Поток машин неторопливый
Меж светло-серых мостовых,
На них народ, мечтой счастливый,
К которой сызмальства привык.
Он мыслит мерами иными:
В пакетик – фунт, а в бак – галлон,
Он в час наматывает мили,
Давя дорог своих бетон.
Не поминают Бога всуе,
А просто знают, что есть Бог —
Те, кто живёт в земле Миссури,
Среди равнин, холмов, дорог…
Коламбиа, Миссури
Октябрь 2016
Бескрылый пегас
Никто не пишет хвалебных рецензий…
Нет, я не в смысле особых претензий.
Ведь труд мой – на вирши чужие пялься,
попутно мни фаланги фраз и пальцев!
Ищи слова и соблюдай манеры,
Рожай строку, рифмовку и размеры.
А нужен ли букет шипастых мнений?
Никто не скажет ведь: ну, брат, ты гений!
Или хотя бы, что ты новый Бродский.
Ну, если только выпивши. Да Бог с ним…
Ведь главное на этом мундиале
сыграть с самим собой в большом финале.
На гамбурской арене приз известный:
шлепок по ляжкам, вскрик «О да, прелестно!
Какой же ты, засранец, сукин сын!»
И вновь впрягайся, не жалея сил
в телегу грязную, воняющую дёгтем.
И ты скребёшь затылок ломким ногтем:
хомут ободранный, истертые оглобли,
ноябрь дождливый, седоки продрогли…
А ты по грязи тянешь неподкован,
к неверным чудесам неведомым и новым,
придуманным тобою, тем и дорогим…
Ведь было всё написано другими
давным-давно, в других краях и лучше,
Но тянешь ты: а вдруг счастливый случай….
…Да, хлопал я себя по ляжкам жёстким,
лишь пару раз, не больше. Да и Бог с ним!
Целее будут ляжки и ладони…
Какой же шрифт мне выбрать? Да! Бодони!
2016
Друзьям
Спускаются неслышно белизною ваты
Седые волосы на сгорбленные плечи,
Иных уж нет из нас, погасли тихо свечи —
Семей своих и наши горькие утраты.
Мы были стайкой в этом мире разобщённом,
Шарами на столе вселенского бильярда,
В границах рамки треугольной в месте старта
Игры неспешной между ангелом и чёртом.
Мы были вместе все. Делились ли последним?
Излишним – да. А там – как выпал
жребий-случай.
Неразрешимой тайной интеллект не мучай:
Небытие сберёт всех беспощадным бреднем…
Что может молодость? Лишь то, что знает старость:
На пол подстеленной соломы жидкий ворох,
Мышей сомнения противный тихий шорох,
И горьковатый вкус того, что не досталось.
Запас минут растратим с миною беспечной,
Не осенясь крестом небесного сиянья.
Нам выходить, друзья: платформа «Северянин»…
А кто за нами, тем – подальше, до конечной.
2016
«Каждый жил, как он умеет…»
Каждый жил, как он умеет,
по прожитому – имеет:
то промеленное мелет,
то просеянное сеет;
удивляется – не зреет
колос в поле и хиреет.
Ну, а кто-то взял – и смеет
бросить в топку, чем владеет.
«Он безумное содеет», —
осуждают фарисеи!
Или мрак решил рассеять
Тем костром, где был сожжён…
2016
«Могу ли от себя сбежать…»
Могу ли от себя сбежать —
без чемодана, что без ручки?
И бросить с полдороги жаль —
да где же купишь, что получше?
А города, похоже, есть,
где чемоданы обновляют!
Решиться бы да улететь…
Но грозы! Рейсы отменяют.
Сплошное «cancel» на табло,
забит буфет аэропорта…
И чемодан забыт назло
себе, упёртому до чёрта!
Туманы, наледи и смог —
больна нелётная погода.
Прощанья неизбытый срок
и пограничников кордоны…
Не слышен «цвяк» печати их,
и паспорт мой давно просрочен.
Давай-ка на своих двоих,
к груди прижав свой узелочек,
где смена ветхого белья,
да кружка-друг в разводах чайных…
Так значит вот цена моя?
Информативно. Но печально.