--Ну как Владилен Лазаревич мог так довериться проходимке? А еще говорил, мол, хорошая знакомая,- бушевал Ашурков.- Едва отмазались с узакониванием строительства Центра, как вляпались в другие неприятности. И все по недосмотру генерала.
--А что еще случилось?- участливо поинтересовалась девушка.
Владимир Михайлович внимательно посмотрел на Инну, как будто решал для себя, можно ей доверять или нет. Что-то ему подсказывало, что можно довериться. И его как будто прорвало. Он стал сетовать, что обязанности по обустройству Центра и найму работников обговорили заранее. Креатурой генерала должны были стать бухгалтер и исполнительный директор.
-- С бухгалтером провал явный,- угрюмо сетовал собеседник.- А на должность директора так и не определился с кандидатурой. Намеревался начальника департамента культуры города переманить. Они давние друзья. Но что-то не срослось. Сегодня попросил меня решить эти вопросы. Был злой и не захотел ничего обсуждать.
Потягивая из рюмки коньяк, как бы между прочим спросил Инну:
--Может, у тебя есть кто надежный на примете?
От мысли, которая промелькнула в голове, Инне даже стало и жарко и зябко одновременно. А почему бы и нет? И она, собравшись с духом, неожиданно спокойно сказала:
--Есть бухгалтер. Очень хороший специалист и красивая женщина. С солидным стажем работы на оборонном заводе, и к тому же юрист. По обеим профессиям красный диплом.
Помолчав, дополнила характеристику:
--Честная и принципиальная в работе. Могу поручиться.
Владимир Михайлович заинтересованно посмотрел на Инну. Спросил с некоторой доли иронии в голосе:
--А откуда такие исчерпывающие познания о человеке?
--С детства. Я с детских лет знаю эту женщину. И знаете как лучше поступить, чтобы не пострадало самолюбие генерала? Я дам вам адрес этой женщины, а вы его передайте Владилену Лазаревичу. Пусть сам решит - подходит эта женщина Центру или нет.
--Да ты еще и стратег!-заулыбался Ашурков --Ну что ж, так и поступим.
* * *
С матерью Инна не виделась около месяца. Созванивались. Евгения Федоровна была в последнее время в хорошем настроении. Говорила, что перемены в жизни есть, но какие не раскрывала. Отнекивалась от подробностей коротко:
--Чтобы не сглазить.
Зато Попова часто видела мать вместе с генералом. Догадывалась, что их задумка с Ашурковым сработала. Более того, Евгения Федоровна скорее всего понравилась генералу как женщина. В конце рабочего дня Владилен Лазаревич заезжал за Сладковой и они вместе уезжали или ужинать в ресторан или к ней домой.
Однажды увидела мать в конференц-зале Центра в обществе генерала и Ашуркова. В столице проходил какой-то очень важный форум по линии правительства, на котором ожидалось выступление важных государственных чиновников, и, возможно, даже президента. Местное начальство получило указание собрать весь начальствующий состав, кого не пригласили в Москву, на прослушивание их речей.
Все трое были увлечены разговором, и Инна не стала тревожить их. Тихонько присела сзади.
К ним на шум повернулся какой-то важный военный чин и сделал замечание: дескать, их разговор мешает сосредоточиться. Капитан первого ранга мгновенно вскипел. Еле сдерживая себя, полушепотом спросил:
--А что вы, собственно, собираетесь услышать нового, чего не знаете? Или считаете умным решение толпой просиживать штаны в рабочее время?
--Ну знаете, вы просто обязаны слушать!- повышая тембр голоса до металлического, произнес военный чин.
Лучше бы этого он не говорил. Со свойственной ему горячностью, Ашурков с все возрастающим раздражением стал излагать свое видение организации подобных мероприятий:
--Во всем этом был бы хоть какой-нибудь смысл, если предварительно сделать анализ выполнения предыдущих посланий. И те, кто не справился, завалил дело по природной тупости - не сидели бы в президиуме и в первых рядах. Если же завалили дело по злому умыслу, то вовсе сидели бы совсем в другом месте. Тогда бы не пришлось вместо реальных достижений мультики по телевизору показывать.
Сбиваясь от внутреннего напряжения на страстный полушепот,он продолжил:
--И по деньгам бы неплохо отчитаться, которые выделялись для прежних планов. Где они? А я вам скажу! Их пустили на строительство личных коттеджей, на покупку яхт или просто в наглую своровали и замуровали в фундаменты своих дворцов правящие чинуши.
--Может, вы и правы. Только не вам об этом говорить, товарищ капраз,- с ехидцей в голосе парировал военный чин.
Ашурков, похоже, не обратил внимание на этот выпад собеседника. Но прежней горячности, когда он продолжил говорить, в его голосе уже не чувствовалось. Говорил, как будто беседовал сам с собой:
--Нельзя государственный ритуал превращать в комедию. В пустопорожнее воробьиное чириканье одних и тех же лиц, самой большой новостью в чьих речах становится нумерация очередного года. Не зря только начали говорить, а ползала уже дремлет. Куда полезней было бы обнародовать свои новые фантазии перед телекамерой и выложить в интернет. За домашним чаепитием это безвольное чириканье можно пересматривать и перечитывать хоть по десять раз. Бюджету, кстати, миллиарды сэкономили бы. Нет, все надо делать с помпой, с размахом. Страна беднеет, а они все продолжают учить нас жить...
По пути домой Ашурков был мрачен и не разговорчив. На все старания Инны расшевелить его отмалчивался. Хмурился. Было видно, что он непрерывно о чем-то усиленно думает. Не зная что предпринять, Инна прислонилась к нему и тоже притихла. Потом вдруг вспомнила слова Ашуркова про "воробьиное чириканье" и невольно рассмеялась.
Мужчина заинтересованно взглянул на нее. Продолжая посмеиваться, Инна рассказала про случай в сквере с воробьем, свидетелем которого стала, когда тот, после своего недолгого торжества над вороньей стаей, свалился в свежий помет. И попыталась руками изобразить, как воробей хлопал крыльями, выбираясь из дерьма. Ей казалось это смешным. Но против ее ожидания, Ашурков только грустно улыбнулся.
--У людей все иначе. Прежде чем самим упасть, такие воробьи свалят в дерьмо всю страну.
* * *
Мало что изменилось в настроении Владимира и дома. К еде он так и не притронулся, хотя Инна как могла, уговаривала его. За минувшее время она неплохо изучила его вкусы и привычки, старалась во всем угодить.
Владимир Михайлович уже несколько раз и весьма настойчиво предлагал ей переехать жить к нему. Но Инна не торопилась. Она знала, что совсем недавно в его доме хозяйничала другая женщина, и ей не хотелось, чтобы вольно или невольно мужчина сравнивал их. Тем более, что еще раньше он выставил из дому жену, с которой прожил больше десяти лет. Молодой женщине, как оказалось, частенько было скучно, когда он уходил на подлодке в автономное плавание, и она находила развлечение на стороне. Инна понимала, эта рана вряд ли затянулась до конца, и потому просила Ашуркова не торопить ее с переездом. Ей и так было хорошо с ним, как никогда и ни с кем раньше.
--Может, хоть чашечку кофе выпьешь?- предложила Инна.
Владимир полулежал на кровати, откинувшись на подушки. Заложив руки за голову, неподвижным взглядом смотрел в одну точку. На предложение никак не откликнулся. И только, когда Инна уже почти скрылась в дверном проеме на кухню, неожиданно спросил:
--Ты тоже меня считаешь мошенником, как многие другие?
Девушка аж застыла на полушаге. Ей вдруг стало ясно, что ехидный ответ военного чина о том, что не ему, Ашуркову, рассуждать о порядочности, ядовитой стрелой проник в сознание и не давал покоя. Она поспешила обратно в зал. Села на кровать, припала к мужчине. Ей хотелось найти те слова, которые бы не прозвучали фальшиво и успокоили. Но не успела их произнести, как Владимир заговорил сам.
--Это мою лодку они списали,- произнес он с каким-то внутренним надрывом.- Никакой модернизации ей не требовалось. Просто кому-то в министерстве и в администрации захотелось побольше урвать в личный карман. Вот и решили дважды общипать государство: получить деньги за якобы модернизацию, а потом продать за рубеж и списать. И у них почти все получилось. Но тут вмешался я.
--Будучи в Москве, случайно узнал, что деньги, выделенные на ремонт, по документам уже освоены. А это означало одно: участь моей лодки была решена - или вечно ржаветь на берегу, или уплыть за рубеж, плавать под флагом другого государства. Оказалось, что этот канал воровства очень хорошо отлажен на государственном уровне.
Ашурков отстранил от себя Инну, встал с кровати. Прошелся по комнате взад-вперед, иронично-вопросительно спросил:
--Ты что думаешь - вывести из боевого дежурства атомную подводную лодку, начиненную ракетами, можно, сидя здесь, на окраине страны? И это сможет сделать какой-нибудь капитан первого ранга вроде меня?
Мужчина мрачно усмехнулся:
--Как бы не так! Все тайные и явные механизмы воровства отрабатываются там, в столице, в министерствах. Но людям это невдомек. Поняв, что сделка уже свершилась, я поставил условие: вырученные деньги от продажи моей лодки останутся в нашем городе. Пригрозил через средства массовой информации разворошить их осиное гнездо.
--И знаешь, они испугались,- насмешливо и одновременно грустно произнес он после небольшой паузы.- Приняли мои условия. Поначалу не поверил в свою победу. Такое обычно в тех кругах не прощают. Но меня, кажется, простили. А тут вовремя подключился Владилен Лазаревич. Через подчиненную ему фирму ОАО "Военно-морское строительное управление Инвест-Проект" заключил договор с корейцами, а потом решил и все другие вопросы по собственности и содержанию Центра. А я в глазах общественного мнения с боевого офицера-подводника превратился в соучастника воровского сообщества.
Выговорившись, Владимир устало присел за стол.Не глядя на Инну, попросил:
--Неси свой кофе пока совсем не остыл.
Сделав глоток, подвел итог сказанному:
--Так что Центр эстетического воспитания это нечто вроде памятника боевой подводной лодке. Для меня во всяком случае.
После этого разговора все изменения в своей жизни Инна стала воспринимать по-другому. Исчезла угнетающая двойственность происходящего. С одной стороны, нравилось ее нынешнее положение, но не покидало ощущение, что вошла она в новую жизнь через запретную дверь. Теперь настроение круто изменилось. С особым энтузиазмом взялась за новое для себя дело. Сразу восприняла свое назначение несколько шире, чем просто занятия с детьми в классе. Устраивала музыкальные вечера отдыха для офицеров и матросов. Находила время и навещала подразделения, искала военнослужащих с музыкальным образованием или хотя бы с желанием учиться музыке, пыталась привлечь офицеров и солдат к участию в художественной самодеятельности. Делала это увлеченно, исключительно по своему желанию.