Линде Грэмм отдавал предпочтение, ей доставалось больше еды. Зоуи рассказала, что девушка всегда сопротивлялась его ухаживаниям, а сейчас у неё не осталось выбора. Теперь он часто запирался с ней во второй комнате, где расположилось Его Логово.
После недельного вынужденного заключения надежда, что нас спасут, угасала.
Линда сидела на кровати в большой комнате и, обняв подушку, раскачивалась из стороны в сторону. Напевала что-то, накручивая грязные волосы на палец.
– Что с ней происходит? Она сходит с ума, – прошептала я, поделившись догадкой с Зоуи Мартин.
– Нет, Молли. Линда раньше работала в столовой. Она не пациент. Вот Ромми Уотсен – наш давний больной. Сейчас взгляни на него, никогда бы не подумала, что у него что-то не так с головой. Рассудителен, последователен. Нормальные люди тронулись умом, а душевнобольные просто не рисуют иллюзий.
Поначалу я пыталась считать время, выцарапывая на стене нательным крестиком палочки-дни. Потом как-то попыталась посчитать их. Плакала от отчаяния, видя, что целых семь суток мы здесь, и помощь не приходит. В тесной комнате спали Зоуи, Ромми и мы с Кэрри. Я не могла выносить мычание бывшей пациентки лечебницы, которую никто не помнил, как звали, нытья или ругани Кайла. Из комнаты Грэмма доносились стоны и крики Линды, я не хотела, чтобы Кэрри слышала это.
Теперь убежище стало клеткой, из которой не выбраться. Через девять дней мы стали делить не только еду, постель, обязанности. Некоторые повинности, выписанные неровным почерком хозяина подвала, были не просто тяжёлыми, они стали унизительными. Тогда молчаливым согласием мы выбрали «вождя», а теперь каждый день приносили себя в жертву его ненасытности. Как может измениться человек, если его вырвать из зоны комфорта и дать в руки власть и оружие. Теперь я понимала отчаяние Кайла и радовалась, что извращённый рассудок Грэмма не добрался до Кэрри. Девочка почти никогда не выходила из комнаты, чтобы не попадаться на глаза извергу.
Пожилой афроамериканец Ромми рассказывал Кэрри сказки, она засыпала, слушая бархатный голос рассказчика, и я была очень благодарна старику. Мне жаль было Кайла. Парнишка приехал в лечебницу навестить брата. Когда он понял, что попытки выбраться тщетны, то впал в депрессию, отказывался от еды и всё время молчал, лежал, уставившись в потолок, или начинал плакать. Я опасалась его, уверенная, что он не совсем здоров. «Что делает с каждым из нас страх и замкнутое пространство», – рассуждала я.
Давление Грэмма превращалось для большинства в пытку, я терпела его только из-за Кэрри. Надежда, что кто-то придёт и спасёт нас, стала призрачной. Выбраться наружу невозможно, пока Грэмм, как цепной пёс, охраняет дверь.
Ночью нас разбудил шум. Мы выбежали в большую комнату и услышали, как кто-то пытается открыть вентиляционную решётку.
– А ну, назад! – заорал нам Грэмм. – Не хватало здесь ещё одного нахлебника. – Кто там?! – выкрикнул Грэмм, подскочив к вентиляции. Выставил пистолет перед собой и посветил фонариком в просвет решётки.
– Я сержант спецподразделения. Не бойтесь, у меня нет инфекции, – ответил солдат, – осколком зацепило.
– Ты один?
– Да.
– И о каком заражении ты говоришь?! Там радиация?!
– Дождь, – простонал сержант.
– Что мы будем с ним делать? – озабоченно спросила Зоуи.
– Нахрена он нам сдался! И так жрать нечего! – выкрикнул Кайл.
– Полегче, сынок, – попытался успокоить его старик Ромми, похлопав по плечу.
– Заведи генератор! – крикнул Грэмм и пнул Кайла в бок, парень не двинулся с места. Тогда хозяин подвала ткнул дулом пистолета ему в плечо, и бедняга подчинился.
Тусклый свет вспыхнул жёлтым пятном. Высокий Грэмм подтянулся, вырывая решётку с потолка, и выругался, отбросив её в сторону. В проёме показалось лицо мужчины, который пытался самостоятельно выбраться из вентиляционной шахты. Ромми и я подскочили, чтобы помочь ему вылезти.
Грэмм, кивая, крикнул, чтобы мы вытащили бойца из шахты и отнесли к себе в комнату.
– Пусть поживёт. Любопытно, что он расскажет нам, – в глазах санитара появился интерес, он убрал пистолет, а потом, словно спохватившись, резко подскочил к раненому, начал обыскивать его. Оружия у солдата не было.
– Надо помочь ему, – осторожно проговорила Зоуи, она не хотела спорить с Грэммом, вчера он ударил её за непослушание.
– Да, Грэмм, – добавила я, – если он выздоровеет, то сможет рассказать, что случилось там…
– Заткнитесь! – рявкнул Грэмм. – Я сам решу, что с ним делать! Всем спать, недоноски!
Незнакомец стонал и что-то бормотал, мы уложили его на кровать Ромми. Сержант был ранен и твердил, что не заражён.
Мы с Зоуи ждали, когда заснёт Грэмм, и тихо наблюдали за раненым. Лампочка под потолком тускло мерцала. Верзила санитар захрапел. Я смочила тряпку и протёрла лицо солдату. Доктор Мартин нашла в его рюкзаке аптечку, там были разные лекарства. Зоуи отыскала антибиотики и сделала инъекцию солдату.
– Жара у него вроде нет, – я потрогала ему лоб, наблюдая за действиями Зоуи. – О каком заражении он говорил?
– Пока не понимаю.
Когда все проснулись, Грэмм увеличил обороты генератора, лампочка загорелась ярче, и Зоуи смогла внимательно осмотреть раненого. Она увидела кровь на броннике и попыталась снять его. Солдат застонал и открыл глаза.
– Давай, Зоуи, я помогу тебе, – Ромми расстегнул ему бронежилет.
– У него осколочное ранение. – Доктор Мартин приподняла сержанта. – Осколок попал под бронник, в районе груди, и, кажется, вышел чуть ниже подмышечной впадины, – она слегка надавила пальцами на рану. – Но это не смертельно. Самое главное, чтобы не было заражения. У него есть дезинфицирующее средство, обработаю раны и сделаю перевязку.
– Сначала пусть расскажет, что происходит наверху! – недовольно бросил вошедший Грэмм.
– Он сейчас без сознания, ему требуется хотя бы пара дней, тогда парень сможет нам рассказать, что там происходит, – тихо ответила доктор Мартин.
Грэмм, сжав губы, махнул рукой и выругался.
«Надеюсь, этот солдат не принёс сюда заражённый воздух, – размышляла я, – и, Господи, он поможет нам выбраться».
Несколько дней тянулись мучительно долго. Мы ухаживали за раненым, который ненадолго приходил в себя и был ещё слаб.
– Сейчас выходить на поверхность опасно, – подал голос солдат на третий день. Мы столпились вокруг, а Ромми позвал остальных. – Атака началась внезапно, и кто противник, неизвестно. Потом начался ливень, нам сообщили, что он и принёс инфекцию. Только слишком поздно, не все это сразу поняли. Дождь так же быстро закончился, как и начался. Когда меня ранило, я был в здании больницы. С людьми происходило странное, мокрые они вбегали внутрь. Падали и корчились, словно с неба лилась кислота. Поэтому я не решился выходить наружу. Умирали они долго, как будто задыхались, харкали кровью, а потом бились в судорогах. – Он говорил медленно, делая длинные паузы. – Не знаю, что это было. Последний раз вышел на связь, и командир штаба сообщил, чтобы я ждал эвакуацию. Никто не появился, и мне пришлось, посмотрев план здания, искать вентиляционную шахту. Я подумал, что в бомбоубежище есть люди… и не ошибся, – солдат взглянул на Грэмма, потом в сторону Зоуи. – Здесь в аптечке кое-что есть для перевязки, лекарства.
– Я всё нашла и уже обработала раны. Ты уверен, что не заражён, раз говоришь, что смерть пришла с неба, с дождём? – спросила Зоуи.
Он замолчал, не зная, что сказать, а потом сжал пальцы:
– Я не стал бы вас подвергать опасности. После ранения прошло около сорока восьми часов. Сколько я был в отключке?
– Трое суток, – ответил Грэмм, скрестив руки на груди.
– Думаю, симптомы бы дали о себе знать.
– Хорошо, если ты говоришь правду, – усмехнулся хозяин подвала. Он вытащил пистолет и склонился над сержантом.
– Хорошая пушка, – кивнул Грэмму раненый. – В подвале опасная штука. Рикошет, как поцелуй Бога.
Грэмм хрипло рассмеялся, поцеловав дуло пистолета, а потом направил его в сторону бойца.
– И сколько этот вирус будет жить?
– Я не знаю. Возможно, неделю, а может, и месяц.
Мне показалось, что у Грэмма какой-то интерес к бойцу, и наделась, что он не станет убивать его. Появление солдата, как свет в конце тоннеля. Мы с Зоуи надеялись, что парню вскоре станет лучше. Только с его помощью мы могли выбраться на свободу.
Я обняла дочку, скрывшись в тёмном углу. Тусклый свет освещал середину комнаты, где собрались жители подземелья.
С начала бомбёжки прошло три недели. Как-то в нашу комнату вошёл Кайл, его пошатывало, глаза стали мутными, а руки дрожали, он поднёс бутылку с водой к губам и криво улыбнулся:
– Кроме Ромми, здесь ещё есть пациенты? – он мотнул головой в сторону старика. – Они могут стать опасными.
Мы переглянулись с Зоуи, но промолчали, Кайл рассмеялся, а потом бросил пустую бутылку в сторону Ромми. Негр сжался, но не стал ничего отвечать несчастному парню. Это место ломало всех, кого-то быстрее, а кто-то цеплялся за жизнь. Наверное, мне было в чём-то легче, я жила ради дочери. И именно Кэрри давала силы не сдаваться, а думать, как не погибнуть в грязном подвале, как выбраться наружу.
– Знаешь, Молли, – поделилась догадками Зоуи, – вода скоро закончится, нам и так уже не хватает припасов. Во всяком случае, так говорит Грэмм. Это место пропахло не только нечистотами и смертью, здесь зарождается безумие.
Нет ничего хуже сумасшествия, которое пробуждается в мыслях человека. Оно опасное, непредсказуемое, словно внезапное цунами, а безнаказанность развязывает руки даже тем, кто вчера был твоим другом. «Психи снаружи, они бродят там, озлобленные и голодные, – меня передёрнуло от того, что я представила, – они могут добраться до мамы». На глаза набежали слёзы, но я проглотила комок в горле, бросив взгляд на сержанта. – «Что, если в этом бункере мы все сойдём с ума? Если этот день и наступит, мы уже не заметим разницы, кто вчера был нормальным, а кто слетел с катушек»!
– Не всё потеряно, этот военный справится с ним.
– Ты хочешь открыть двери и выбраться? – спросила я, посмотрев в сторону Зоуи, прижимая к себе Кэрри.
Женщина кивнула, бросив взгляд на солдата.
– Он поможет нам. Где-то должна быть армия, нас спасут. Ведь так?
– Нет, девочки, – подслушав разговор, ответил сержант. – Все, кто попали под дождь, мертвы, – произнёс он
– А что это за инфекция? – поинтересовалась Зоуи, уверенная, что вояка рассказал не всё.
– Теперь все станут зомби? – вдруг спросила Кэрри. Я, удивлённо взглянув на неё, грустно улыбнулась.
– Я не видел ничего такого, – пожал плечами солдат. – Курить хочется. Я бы только ради этого выбрался. – Он потёр колючий подбородок и посмотрел на нас с Кэрри.
– Как же малышке здесь?
– Мама рядом, и я в безопасности. – Кэрри забралась к нему на колени и обхватила худенькими ручонками шею, что-то прошептав на ухо. Губы мужчины тронула улыбка.
Обхватив себя за плечи, я стояла у стены в полутьме, окидывая взглядом убежище и людей, которые медленно теряли рассудок. Я выучила каждую трещинку этого места, но предсказать действия всякого находившегося здесь было невозможно. Боязнь замкнутого пространства или что-то иное происходит со всеми нами.
Грибок, покрывающий стены, низкий потолок делали это помещение давящим, походящим на склеп, где лежат мертвецы.
Грэмм начинал каждое утро с молитвы, хотя Бог не одобрил бы его поступки. Серый медицинский халат на хозяине подвала сидел как мешок и напоминал рясу священника прихода Сатаны. Покрытый пятнами балахон бывшего санитара стал напоминанием о прошлой профессии Грэмма, теперь, разглядывая его, я чаще представляла, как должен выглядеть фартук мясника.
Теперь в убежище всё шло по его правилам. Правилам Грэмма. Солдат обещал, что уйдёт, когда ему станет лучше. Мне казалось, он уже давно мог встать на ноги, но словно копил силы, чтобы расправиться с Грэммом, иначе отсюда не выбраться. Зоуи кивала ему, уповая вырваться на свободу.
Закрыв глаза, я отвернулась к стенке. Слышу, как кричит безумный Ромми, подозреваю, что Грэмм делает с ним. Обняв Кэрри, понимаю вдруг, что становлюсь похожей на Линду, которая раньше других отказалась бороться. Мысль, что будет с дочерью, если меня не станет, заставила сжаться пружиной. Я поднялась, поджав колени к животу. Спрашиваю себя, сколько прошло дней. Счёт времени потерян. Зоуи прошептала, что генератор скоро сдохнет.
– Когда погаснет свет, мы похороним себя заживо, только уже по-настоящему, – проговорила она.
Иногда бесило, почему этот военный не вмешивается в разборки Грэмма. Мерзавец запер четверых в душевой, сообщив, что от них мало толку. Это решение он принял единолично, и мы боялись спорить с ним. Линда тихо сходила с ума, как и Кайл. Безобидный старик Ромми, рассказывающий сказки, в чём провинился перед ним? Женщина, не назвавшая своего имени, высохла, как мумия, и просто лежала целыми днями, даже не вставая в туалет. Оправлять естественные надобности приходилось в душевой, где всё равно никто не мог искупаться, вода в трубах давно закончилась. Люди походили на тени, и я знала, что за запертой дверью их ждёт смерть.
Изгои не сопротивлялись и не пытались выбраться, они тихо умирали. С жалостью представляю, как Линда подходит к крану и пытается потрескавшимися губами вытянуть хоть каплю воды. Как Ромми гладит её по спутанным волосам. Несколько дней из душевой доносилось его тихое пение. Мы перебрались в большую комнату, чтобы прежнее обиталище стало туалетом. «Боже, неужели я могла раньше представить, что привыкну к этой дикости, к вони, грязи и прочему, что происходит здесь»!
– Грэмм, мы пока ещё люди, и нельзя так поступать с ними, – выразила я протест. В моём голосе не было вызова, но великан расценил это по-своему, лишив меня суточной нормы еды и велев отправиться с ним в его комнату. Я не сопротивлялась, боясь, что он выместит злобу на Кэрри. Грэмму нравилось, когда ему подчинялись.
Голод уже не так мучил, теперь я понимала, что в нашем положении смерть будет страшная. Сначала радуешься, что тебе удалось спастись, не жалуясь на жуткие условия. Потом, когда душевая становится склепом для обречённых, а не местом, где можно смыть с себя грязь, ты снова говоришь себе, главное мы прожили ещё один день, важно, что Кэрри здорова. Когда еды почти нет, сил остаётся только лежать на жёстком топчане, пропахшем ужасом и болью, и тихо радоваться, что твой ребёнок рядом, что он жив.
Теперь нас пятеро – я, Кэрри, Зоуи, солдат, который не назвал имени.
– Почему нас так мало? – спрашиваю я. Вижу сидящего около двери Грэмма. Он сцепил пальцы на животе и мутным взглядом рассматривает оставшихся заложников подвала. «Почему? – простой вопрос больно застучал в голове. Я коснулась лба. – У меня жар. Или это просто кажется?».
– Они в душевой, – тихо проговорила Зоуи. – Разве ты не помнишь, что он сделал с ними? Грэмм сказал, что они мусор, и не хочет, чтобы мы делились пищей с ущербными.
– Что?! – меня пробрала дрожь, и в то же время гнев начал растекаться по жилам, как раскалённый металл. – А как же раненый солдат?
– Ему хватило ума не связываться с ним. Этот боец – наша последняя надежда, – прошептала Зоуи. – Он выжидает, набирается сил.
Я взглянула на неё и не узнала. Тридцатилетняя женщина превратилась в старуху. Под глазами залегли тени, скулы теперь стали резко очерченными, губы потрескались, голос хриплый, дрожащий. Боже, зачем умирать здесь, точно мы приговорены к пытке голодом и унижениями? Это размышление пришло внезапно, хотя я уже допускала мысль о побеге. «Бежать от чего и куда? – спрашивал внутренний голос. – Бежать от смерти в неизвестность, чтобы найти ещё более жуткую смерть. Почему солдат ждёт, почему он не убьёт Грэмма, который жесток ко всем нам»?
– Мама, я хочу кушать. – Голос Кэрри заставил задуматься, что пора действовать. Сейчас мы ждали. Каждый своей смерти, а не спасения, чтобы потом стать пищей для тех, кто выживет. Я была уверена – так и будет. И эти гниющие тела в душевой приготовлены для «вожака», который давно потерял рассудок.