- Да, в метро много разного народу ездит, - с готовностью подхватила я. - Такие портреты попадаются, что боже мой.
-... портрет русской аристократии XVIII века, - обиженно завершил он, подняв брови. - Который раз вы не даете мне закончить!
- "Ты мне сказала, что я плохо кончу, а я тогда еще не начинал!", - весело пропела приятельница, появляясь в дверях.
-... не даете закончить мысль, - закруглил Александр Наумович и оскорбленно замолчал.
Мы с приятельницей переглянулись.
- Стало быть, галерея не ваша? - разочарованно протянула я, теряя интерес. - А чем вы занимаетесь, вообще-то говоря?
- Ах, у меня очень прозаичный бизнес, - грустно улыбнулся Александр Наумович. - Он не имеет ничего общего с искусством и миром прекрасного.
- Автозаправка, что ли? - предположила я.
- Вы весь вечер пытаетесь говорить о скучных вещах, - пожал плечами наш гость. - Предлагаю сменить тему.
- Дождь пошел, - сказала приятельница, выглянув в окно. - По лужам видно. Ливень. А ты, Саш, где машину оставил?
- А какая у вас машина? - заинтересовалась я, подойдя к окну. - Вон та, черненькая?
- Я свою машину продал, - ответил Александр Наумович.
- И стоило битый час спорить про метро! - возмутилась я. - Конечно, это были вы! Машины у вас нет...
- Саша, если ей и удастся заткнуть рот, - сказала приятельница, указывая на меня пальцем, - то только поцелуем.
- Пусть Настенька говорит, я не возражаю, - элегантно выкрутился он.
- Ты как себя ведешь? - зашипела мне приятельница, когда мы остались одни. - Он утонченный светский человек, не привык к такому обращению! Немедленно смени тон, или мы поссоримся.
- Ты сама просила быть с ним похолоднее, - начала оправдываться я.
- Но я не просила ему дерзить! Он влиятельный человек, Левке заказы подкидывает, и я не хочу, чтобы... Словом, ты поняла. Веди себя отстраненно, но не грубо.
- Если ты находишь, что я не могу сказать что-нибудь умное, - надулась я, - мне проще совсем замолчать.
Как мы расстались
Вскоре к нашей компании присоединились двое - вернувшийся со съемок Левка с охапкой сирени ("А у нас так заведено!", - засияла приятельница. - "Каждый день он дарит мне цветы! Просто так, без повода!") и пассия Александра Наумовича, представленная как Анька.
- Анька звонила, - интимно сообщил Александр Наумович. - Забежит на минутку. Она в салон опаздывает.
Воображение мигом нарисовало мне престарелую хозяйку картинной галереи по имени Анька. Я открыла рот, чтобы обратиться за уточнениями и тем самым добавить последние штрихи к ее портрету, но вспомнила про обещание помалкивать и рот закрыла.
Появление Аньки сопровождали чарующие трели мобильника. Она пробыла в нашей компании не более получаса - в облаке духов и перезвона мелодий, поминутно отвечала на звонки, не забывая каждый раз извиниться и одарить всех улыбкой.
Она щебетала, переливалась, искрилась, не сходя с места, и будучи чрезвычайно приятной женщиной, утомила всех чрезвычайно.
- Я полетела, - звенела она колокольчиком на пороге, чмокая приятельницу в щечку. - Пока-пока.
В дверях Анька подозвала к себе Александра Наумовича.
- Саша, не шали, - и она шутливо погрозила ему пальцем, почему-то выразительно скосив глаза на меня.
У меня появился еще один повод нарушить обет молчания, но я воздержалась, за что мне честь и хвала.
Было уже очень поздно, от коньяка слипались глаза, и приятельница постелила мне на диване в гостиной. Вместо одеяла пришлось укрыться ковром с вышитыми зебрами.
Компания переместилась на кухню, оставив меня наедине с телевизионным пультом, и пощелкав несколько минут, я блаженно смежила веки. Зебры покоились на мне велюровой горой. У самого подбородка стояла маленькая стопочка, на дне которой еще плескался глоточек коньяку. Я покачивалась в облаке неги.
Неприятное ощущение, что над головой что-то висит, заставило меня открыть глаза. Надо мной возвышался Александр Наумович, его глупое усатое лицо в полумраке гостиной казалось смешным и страшным одновременно. Он пребывал в поисках внутреннего сосредоточения, свойственном всем пьяным людям, которые стараются удержаться на ногах.
- Что вы здесь делаете? - я села, поджав ноги и натянув зебр до подбородка. И не дождавшись ответа, предположила привычное:
- Пристаете ко мне?
- Да ладно, - сказал он грубо и без приглашения рухнул на диван, отдавив мне ноги.
- А где коньяк? Пролился? - зловеще осведомилась я. - Стопка на мне стояла.
- А ты не устала еще всех строить и допросы устраивать? - Александр Наумович перешел на "ты" и, развивая события, потянул ковер с зебрами на себя.
Приятельница ошиблась: он не полез целоваться, а начал с противоположного моего конца, заключив в объятия пятки.
- Вы бы хоть предварили свои действия словами, - возмутилась я, выставляя локоть. - А еще называетесь служитель муз.
- Когда молчишь, ты мне гораздо больше нравишься, - бормотал он, пытаясь набросить ковер мне на голову.
Спихнуть ночного визитера с дивана оказалось делом нелегким, тем более что сила его страсти ощущалась через толщину бухарского ковра, а я боялась поднять шум.
Меня спас Левка, который возник в дверях и щелкнул выключателем.
- Что случилось? - спросил он, сощурившись на свету. - Что за возня?
Он был в трусах до колен, на груди его болталась камера.
- Прощаетесь, что ли? - зевнул он. - Давайте щелкну вас на память. Рядом сядьте.
- Ближе не подвинусь, - хмыкнула я, наблюдая, как Александр Наумович маскирует ковром признаки неравнодушия к моей особе.
- Настька, улыбнись, - призвал Левка. - Что как не живая-то?
- Я эту фотку все равно выброшу, - хмуро сказала я. - Потому что я там получусь как крокодил.
- Через месяц у нас фотовернисаж "Африка далекая и близкая", будем выставлять, - хохотнул Александр Наумович. - Подпись: "Зебры и крокодил".
- На метро не опоздайте, - огрызнулась я.
Визит Александра Наумовича перебил мне сон. Я долго ворочалась, глядя в потолок, потом встала, завернулась в ковер и пошла на кухню.
Левка спал, уронив голову в мойку, где громоздилась гора тарелок. Подружку я нашла спящей в постели, вокруг нее на подушке были разбросаны гроздья сирени. Она настолько напоминала мертвую панночку из "Вия", что я похолодела и тронула ее за плечо. Приятельница вздрогнула и открыла глаза.
- Что это у тебя, сирень везде? - прерывающимся от страха голосом спросила я. - Зачем?
- Да это все Левка виноват, - зашептала приятельница. - Цветы покупает, а ставить некуда. Сколько раз прошу купить вазу. Коньяк недопили, не выливать же! В доме даже банки нет! Куда я сирень поставлю?
- А в кровать зачем положила? - не поняла я.
- Понюхать взяла, - объяснила приятельница. - И задремала. А Левка где?
- На кухне спит.
Она сгребла в охапку мятую сирень.
- Ты его любишь? - грустно спросила я.
- Левка очень талантливый, - поморщилась приятельница. - Честное слово.
Комод и туалетный столик в их спальне были заставлены фотографиями изможденной женщины с четко очерченными морщинами, складками на носу, темными кругами под глазами и ненавистью во взгляде. Никто на свете, ни злейшая подруга, ни родная мать, никогда и ни за что не признали бы в этой старухе мою цветущую приятельницу с ямочками на щеках.
- Да, он гений, - эхом отозвалась я.