- Пусть не эта земля будет мне пухом.
Африканская жара Египта обрушивается, словно волна кипятка. Тело моментально покрывается маленьким и гадкими капельками пота, спина начинает чесаться. Сразу хочется вернуться обратно, в сумрачное и прохладное нутро самолёта, лететь обратно. Увы, так было один раз и только в кино про сумасшедших итальянцев в России. Среди встречающих Антон видит слегка располневшую девицу с рыжими кудряшками. Маленький кулачок сжимает плакатик, на котором большими буквами выведены названия отелей и туроператоров. Антон сверился с путёвкой, подошёл к девице. Вскоре его и ещё полтора десятка туристов сажают в автобус. Пожилой «мерседес» сварливо фыркнул чёрным выхлопом, салон дёрнулся и пыльный пейзаж за окном покатился назад. Египетские шофёры известные на весь мир психи. Болезнь обостряется всякий раз, когда хворый оказывается за рулём. Вдобавок потный дядя завыл радостную местную песенку с горловыми переливами. Под музыкальное сопровождение автобус попёр по раскалённому асфальту, словно бронепоезд с сорванными тормозами под горку. Населённый пункт на «ху» … дальше что-то рвотное … А, Хургада! – встретил запахом близкого моря, тропических растений и вонью прогорклого масла с ближайшего рынка. Возле отеля автобус останавливается. Несколько пассажиров неохотно выбираются из вонючего, но прохладного нутра машины и сразу окунаются в удушающую жару. Сопровождающая кивает, глаза бегут по бумажке, сверяясь со списком. Ни говоря ни слова, ныряет в салон, дверь захлопывается и автобус катит дальше. Растерянные туристы потоптались на раскалённом тротуаре, направились к отелю. Толстые серые стены, маленькие окна и странные выбоины по краям говорили о том, что в недалёком прошлом здание использовалось в качестве полицейского участка или местной тюрьмы. А в чем дело? Шустрые российские бизнесмужики общественные сортиры переделывают под рестораны и что? Антону было глубоко наплевать на тонкости гостиничного сервиса. Взял ключи у портье, показал внушительную фигу подлетевшему мальчишке коридорному и прошёл в номер. Не раздеваясь, упал на кровать и этот суетный мир оставил его в покое на несколько часов.
От пережитых волнений Антон проспал мёртвым сном обед и ужин. Потом наступила влажная ночь, её сменил розовый рассвет, вернулось яркое утро. Только тогда Антон проснулся. Несколько минут лежал на волглых от пота простынях, соображая, где он и как сюда попал. Как только умственное равновесие восстановилось, о себе напомнил желудок. В животе громко квакнуло. Антон торопливо привёл себя в порядок. Интересно, проспал он завтрак или нет? Вообще-то коридорный обязан был доложить, что завтракать подано, но ведь он вчера показал ему фигу … Претензий быть не может!
В гостиничной тошниловке оказалось пусто. В смысле, поесть можно, но за отдельную плату. Путёвка, которую впарили Антону в аэропорту, предусматривала только одноразовое питание. Злой и голодный, Антон вышел на улицу. Покупать еду в гостиничном ресторане он не захотел – слишком дорого. По старой студенческой привычке решил отыскать дешёвую забегаловку. О том, что шляться по улицам в чужом городе, далеко от Родины, может быть опасно, он не думал. Египтяне казались ему чем-то вроде наших базарных торговцев с юга – разговорчивыми, услужливыми и в меру хитрыми. Он как-то не думал, что такими бывают только у нас. У себя в стране это совершенно другие люди. Только попробуйте что-то сделать не так – вам перережут горло среди бела дня и местная милиция никогда не найдёт преступника. Не станет утруждать себя.
Найти «едальню» оказалось проще простого. Сразу за отелем начинается торговая улочка. Закусочные и чайные располагаются буквально на каждом шагу. Антон вошёл в первую попавшуюся, купил кусок жареного с перцем мяса неизвестного животного и лепёшку. Проглотил не глядя, залил пожар в желудке стаканом колы. Он совершенно не обращал внимания на окружающих – ну, как будто у себя дома. Наивный учитель истории и конченый игроман со стажем даже не предполагал, что его скромной личностью кто-то заинтересуется в этой полудикой стране. Расплатился, вышел на улицу. От скуки решил прогуляться по торговым рядам, благо, они отсюда и начинаются. Миновал несколько лавок с блестящим барахлом и яркими тряпками. За спиной нетерпеливо звенит колокольчик. Антон отступает в сторону, оглядывается. Дочерна загорелый парнишка в грязных шортах и жёлтой майке с рыжими разводами тянет за собой тележку. Египтянин жизнерадостно кивает, худое лицо кривится в улыбке. Появляется неровная полоса жёлтых зубов с ясно видимыми пустотами, словно некто повыдёргивал лишние клыки. Так поступают уличные дрессировщики обезьян, которых многие наверняка видели на улицах курортных городов. Чтобы мартышки не кусались. Тележка уличного носильщика вместительная. Кусок ткани свернут в рулон, аккуратно уложен на дно. Весь погруженные в свои нелёгкие мысли, Антон отступает ещё и почти прижимается спиной к прилавку торговца дешёвым антиквариатом. Сзади что-то дребезжит, раздаётся звонкий стук, будто яблоко падает на металлическое блюдо. Слышится разгневанный возглас. Антон оборачивается, дабы как-то объяснить, что он не виноват, носильщик тут телегу прёт, как танк … Нечто тёмное и пахнущее, как дохлая ворона, летит прямо в лицо. Антон инстинктивно уворачивается, но поздно. Мокрая тряпка ляпает по лицу, словно пощёчина, запах мертвечины становится невыносимым. Какая-то жидкая гадость стекает по щеке, распаренную кожу щиплет и жжёт огнём. Антон тут же хватает какой-то кувшин, замахивается и … силы оставляют его. Медная посудина с узким горлышком падает обратно на прилавок, колени подгибаются. В это минуту тележка останавливается, сильные руки толкают слабеющего Антона и он без сил валится на жёсткое дно. Свёрнутая в рулон холстина стремительно разворачивается, мелькают худые руки носильщика и вот уже тележка укрыта туго натянутым полотном. Посторонний наблюдатель даже не поймёт, что под холстиной лежит человек. Носильщик подхватывает перекладину, тележка постукивает колёсами по мостовой, катится дальше. Вокруг десятки людей, но все отворачивают морды и никто ничего не видит.
Пришёл в себя от резкого запаха бензина. Сразу открыл глаза. Совсем рядом видит чьи-то босые ноги, грязные, вонючие и с длиннющими ногтями. Сильно трясёт. Антон кричит срывающимся голосом:
- Офигели, уроды!? Я подданный …
Сокрушительный удар кулаком в лицо повергает его в шоковое состояние. Опять накатывает волна нестерпимой вони, боль от удара исчезает, сознание гаснет.
Очнулся второй раз на каменном полу. Почувствовал жалящую боль от острых камешков, тупую жёсткость верёвок на руках. Медленно открыл глаза. Памятуя о болезненном ударе, сжался. Взглянул исподлобья. Вокруг никого, прохладный полумрак и слабый запах прелой травы. Осмелев, Антон садится, верёвки сваливаются с рук за спиной. Он удивлённо опускает глаза – перерезаны! Но вспыхнувшая было надежда гаснет – вокруг каменные стены и только высоко над головой неровный круг белого неба. Поднимается с пола, пальцы касаются шершавой поверхности стены. На полу, в сторонке, лежит охапка серой травы. Ещё он обнаружил глиняный горшок с прочными рукоятками и широким горлом. Гадкий запах сразу объяснил предназначение посудины. Антон ещё раз посмотрел вверх. До края метра два, не меньше. Стены обработаны грубо, но выступов, даже небольших, нет. Словом, из ямы не выпрыгнуть, не вылезти. Сбил ногой траву в кучу, сел. Левая половина лица ноет, особенно больно двигать челюстью. И глаз вроде хуже видит. Словно в щель. Пальцы ощутили припухлость размером с половинку абрикоса. Во рту постоянно вкус крови, приходится все время сплёвывать. Два зуба шатаются, в третьем нет пломбы – выпала. Однако других повреждений нет, кости целы, шкура не порвана. Антон немного повеселел. Он не раз читал о том, как террористы похищают зарубежных туристов с целью выкупа. Но это, как правило, происходило с европейцами или американцами. Они побогаче, их правительства чувствительнее, так что бандиты могут рассчитывать на неплохой бакшиш. А с русского чего взять? Кто за него заплатит? Правительство? Или может быть, очередной Великий Кормчий, что сидит в Кремле? А может, меценат какой? Покупают же они старые горшки, которые неизвестно для чего использовались, статуэтки из обожжённой глины, мазню древних рисовальщиков. Эта дрянь, именуемая предметами искусства, имеет ценность только для тех, кто тонет в роскоши и богатстве, кому золотой унитаз с компьютерной подтиралкой кажется недостаточно изысканным, кому обычных пяти чувств мало, надо бы ещё двенадцать, а то впечатлений не хватает. Богатые барахольщики. Лучше бы в нанотехнологии вкладывались, а то ведь неровен час, опять станем рабами. Только на этот раз не татаромонгол, а вовсе нелюдей из-за океана.
Так вот. Подбери сопли, фуфел, кому ты на хрен нужен! Наверно, начитался газет, в которых регулярно сообщается о растущих золотовалютных резервах матери родины. О нефте-газодолларах, которые текут в страну бурлящим потоком. А может, ты читал обращение Президента к Федеральному Собранию, где красиво сказано о социальных обязательствах, о людях? Это пиар, кегля. И рассчитан он не на людей, а на электорат. То есть на стадо баранов с правом голоса. Если бы ты хоть раз посмотрел на это самое «фед. собрание» в прямом эфире, то заметил бы, как много сонных морд в зале. Некоторые куняют, даже не стыдясь камер. Им все равно, че там и кто там шлёпает губами в микрофон. Потому что исполнять они будут не то, что оглашается на всю страну, а то, что пришлют спецпочтой, с фельдъегерем. Вот эти приказы выполнят точно, быстро и в срок, а иначе голову снимут. Конечно, не в прямом смысле. Ну, например, пилот губернаторского вертолёта – экстра-класса лётчик, не какой нибудь практикант! - вдруг не увидит провода высоковольтной лини электропередач, которые тут уже сто лет висят. Вот не заметит и все! И комиссия экспертов из Москвы подтвердит: да, не заметил. А вертолёт был исправен, вот и бумаги есть соответствующие … Нет, тот, кто сидит в Главном кресле, искренне верит в то, что говорит. Наверно. Он и вправду хочет, чтобы все было именно так, как написано. Но те, кто в зале и те, кто за ними, делать ничего не будут. Не надо им. Они и так хорошо устроились в жизни и менять ничего не хотят. А работать … Есть подчинённые, за это деньгу получают.
В отверстии наверху мелькнула тень. Округлый предмет, похожий на тарелку, шлёпается на пол. Куски разлетаются по всей яме, один падает прямо на колени Антона. Это кусок чёрствого хлеба. Круглый предмет – засохшая лепёшка. Антон брезгливо нюхает – пахнет плесенью и навозом. «Обойдусь пока», - решает он и кусок летит на пол. Круг света над головой темнеет, яму заполняет мрак. Сверху доносится далёкий лай собак, визгливые голоса детей, потом все стихает. Незаметно для себя Антон засыпает.
… режущий уши вопль прерывает сон. Странное завывание, похожее на рёв ишака и визг свиньи одновременно, будит Антона и заставляет его вскочить на ноги. Раздаются весёлые выкрики и смех. Уже рассвело и Антону хорошо видно, как от края ямы убирают раструб громкоговорителя. Появляется смуглое лицо, счастливая улыбка растягивает щербатую пасть до ушей. Гнусавый голос произносит на корявом русском:
- Вставай, рашка! Спать многавредна!
Сверху обрушивается длинная палка с поперечинами. Деревянные обрубки привязаны проволокой, держатся крепко. Осторожно, чтобы не сорваться, Антон выбирается из ямы. Встающее из-за неровного горизонта солнце хлещет по глазам ослепительной пощёчиной, Антон поспешно отворачивается. Жёсткие пальцы сжимают воротник куртки вместе с волосами, следует рывок и Антон падает лицом в грязь. Раздаются смешки, несколько камней падает совсем рядом. Резкий выкрик обрывает смех. Антон поднимается с земли. Рот полон вонючей глины, над бровью саднит порез, первые капли крови текут прямо в глаз. Но, едва он становится на четвереньки, мощный удар ногой подбрасывает его и Антон катится по земле, едва не теряя сознания от боли. Небо и земля несколько раз меняется местами. Антон садится и судорожно отползает подальше от того, кто так жестоко ударил. Он пятится, быстро перебирая руками, загребая пыль задом, лицо искажено страхом и болью. Опят слышен смех - не то детский, не то женский. Спина упирается во что-то твёрдое, в затылок остро тычется камень или сучок, хрен знает. Наконец, удаётся открыть глаза и Антон оглядывается. Он внутри дома без крыши, так показалось вначале. Потом догадался, что это двор такой, со всех сторон огороженный глиняным забором. В середине чернеет дыра, торчит палка с перекладинами. Площадка невелика, примерно десять на десять метров. Одна дверь. Сейчас она распахнута, из тёмного прямоугольника выглядывают смеющиеся детские лица. В нескольких шагах от Антона стоит смуглый человек в просторных штанах и рубахе. Ткань когда-то была белой, сейчас покрыта жёлтыми пятнам высохшего пота и разводами грязи. Торс перепоясан накрест пулемётной лентой, штаны заправлены в ботинки с высокими берцами и толстенной подошвой. Носы блестят металлом. На несуразно маленькой голове тюрбан цвета весенней травы. Лицо наполовину закрывают солнцезащитные очки а-ля Миша Джексон. Жиденькая бородка заплетена в косичку и забавно трепыхается при каждом шевелении челюстью, словно мокрый кошачий хвостик. Неизвестный выдувает бледно-розовый пузырь жвачки. Он лопается и, словно гигантская сопля, виснет на рыле. Губы складываются в огузок и жвачка с шумом втягивается в рот. Неизвестный жирно причмокивает. Опять раздаётся странный вопль. Только теперь он звучит намного тише и откуда-то сверху. Антон искоса бросает взгляд. Из-за кромки забора видна башня, шпиль. Орут оттуда.
- Ты кто такой? – спросил Антон. – Что надо?
- Твой дело молчи. Панял, пёс? – прогнусавил в ответ очкастый.
Антон взглянул внимательнее. Нос незнакомца искривлён этакой скобкой и чуть вдавлен. «Сифилитик, что ли? – встревожено подумал Антон. – Или просто в рыло дали как следует? Не заразиться бы тут». Он слышал от знакомых, что бывали в африканских странах, какие тут случаются эпидемии, сколько людей болеет СПИДом, лихорадкой Эболи или гепатитом С. Отсутствие достаточного количества воды, невежество населения и полное пренебрежение гигиеной превращает любую африканскую страну в настоящую «чумную провинцию». Можно подцепить такую заразу, о которой наши врачи просто не знают. Лечиться будешь до конца жизни. Из дверного проёма послышался шум, прозвучали резкие выкрики. Чумазые детишки мгновенно исчезли, словно испарились. Во двор выходят два негра. Оба с автоматами, лица скрыты красными шапочками, натянутыми до подбородка, в отверстиях блестят глаза. Голые торсы разукрашены замысловатой татуировкой, странными значками. Вместо штанов просторные цветастые юбки. Белые кроссовки надеты на босы ноги, бантики шнурков затейливо колышутся в такт шагам. Следом важно ступает какое-то … блин, чудак на букву «м» в перьях! Тоже в юбке, только оранжевой, белых полусапожках. Выпуклый животик располосован татуировкой, торчит пупок, как детская соска. На голове – Антон не поверил глазам! – хоккейный шлем, грубо выкрашенный зелёной краской. Из макушки торчит пучок жёлтых перьев. Прозрачная защитная маска тоже выкрашена, но так, чтобы можно было видеть, а вот черты лица остались неразличимы. Широкий пояс и пистолет в белой кобуре завершают облик.
Если бы не оружие, Антон счёл бы вошедших людей психами. Он почувствовал, как уголки губ растягиваются в улыбке против воли. Вспомнил, как совсем недавно его били и пинали. Улыбка скончалась, ещё не родившись. Ряженые придурки подходят ближе. Бодигарды в юбках становятся по бокам, стволы калашниковых глядят Антону в лицо. Из-под хоккейного шлема раздаётся бормотание на незнакомом языке. «Очки» тут как тут, подобострастно переводят, мешая русские и английские слова :
- Ты плен забит. Твой имья, мэйл.