Ловушка захлопнулась. Исход боя был предрешён. Несколько офицеров, сопровождавших карету, сорвались с места и, выхватив из ножен, сабли с криками «За императора! За Францию!» поспешили на помощь. За ними тут же последовали все остальные.
…Исход боя был предрешён…
– Господин маршал, позвольте и мне, – ездовой умоляюще смотрел на Бертье.
– Это твой выбор. Да, хранит тебя «Всевышний».
Ездовой приготовил пистолет и направился в сторону боя.
– Стой! Вернись! – Бертье спешился, снял свой походный небольшой кожаный мешок, сбросил лежащий на холке коня тулуп, и передал повод подошедшему ездовому.
– Имя твоё, солдат?
– Бертран, ездовой гвардейского полка армии императора Франции Наполеона!
– Удачи тебе Бертран.
Подоспевшее к французам неожиданное подкрепление немного смутило их противника, но ненадолго. Его превосходящие по численности силы и хитрый манёвр сделали своё дело: французы сначала поодиночке, а потом и группами, стали бросать на снег оружие и сдаваться на милость победителя.
Вернулся один из адъютантов. Он прижимал к груди правую руку, из большой резаной раны обильно сочилась кровь,
– Всё кончено господин маршал, – он сделал попытку произнести ещё что то, но вдруг потерял сознание и соскользнул с седла.
Бертье снял со своей шеи белый офицерский шарф, свернул его и прижал к ране пытаясь остановить кровь.
– Пьер! Помоги мне! – они втащили раненого внутрь кареты, – Останови кровь и перевяжи рану.
Бертье поднял упавший на пол кареты окровавленный шарф, хотел передать его Пьеру, но передумал и взглянул на императора. Наполеон сидел, откинувшись на мягкую спинку сиденья, не принимая никакого участия в происходящем. Лицо его было бледным, глаза прикрыты слегка дрожащими веками.
– Сир, Вы не могли бы обмотать голову вот этим?.. – поверьте мне, это единственная возможность избежать плена, если не изменит нам удача.
Не произнеся ни слова, Наполеон протянул руку к шарфу, лицо его ещё более побледнело, ни кто, как он, не представлял всей серьёзности случившегося.
Бертье отшвырнул в сторону треуголку, сорвал эполеты и ордена, отстегнул шпоры и забросил всё это подальше в сугроб. Поднял тулуп, отряхнул его от снега и одел, глубоко запахнув полы. Собрался уже влезть на козлы, как заметил группу всадников, приближающихся к карете.
Впереди на танцующем под ним породистом скакуне восседал совсем ещё молодой мужчина. На голову была глубоко надвинута шапка из рысьего меха. Торчащие из-под неё пышные бакенбарды, вздёрнутый нос, закрученные кверху усы, отрастающая борода и сабля в руке рисовали Бертье образ разбойника-партизана, и лишь распахнутый полушубок являл глазу голубой гусарский мундир.
Потому, что сопровождающие гусара всадники следовали чуть поодаль сзади, Бертье легко определил в нём главного среди прочих. Достав из мешка треух и, держа его в руке, сделал несколько шагов навстречу и опустился на одно колено перед гусаром,
– Господин офицер отдаём себя в ваши руки и надеемся на вашу милость. Я интендант, я не держал в руках оружия и не убивал русских солдат, я сопровождаю раненого племянника, он единственный сын у моей сестры, я обещал ей позаботиться и защитить его. – Произнёс Бертье, надеясь, что офицер понимает его французскую речь, – Пощадите нас и разрешите двигаться далее, возьмите всё, что у нас есть, но только проявите милосердие…
– Поднимитесь! Мы не разбойники. Тем более не воюем с ранеными и пленными, – произнёс офицер по-французски, сильно грассируя, – Отворите Дверцу.
Бертье, внутренне содрогаясь, стараясь не показать ни малейшего признака волнения, открыл дверцу кареты.
Конец ознакомительного фрагмента.