– Дай денег − куплю, – ответил я Дрону.
– Да купи на свои, чего ты?
– Нету. Вот мелочь только, – я рукой зачерпнул в кармане шорт мелкие монеты и показал их Дрону на ладони. Бумажная десятка осталась лежать в том же кармане.
– А если обыщу, салага?
– Обыщи, – ответил я.
Я знал, что если уверенно о чем-то сказать, то тебе поверят. Дрон тоже поверил и обыскивать меня не стал. У нас так умел делать каждый малыш. Еще бы! Если будешь сопли жевать, то у тебя так все деньги отберут, причем не отберут, а типа возьмут в долг и пообещают при случае сразу отдать. Но ни разу такого еще не было, чтобы старшие возвращали деньги малышам. А напомнишь про долг, так старшие разом тебе по рогам дадут за недоверие. Сказал, старший вернет, значит, когда-нибудь вернет, чего тут переспрашивать?!
Поэтому с Дроном я пошел на тот же старый трюк. Санек Струков говорил, что такая вот уверенность называется блеф. Может, и так. Мы с Дроном стояли на улице, вокруг полно народа, и ничего мне тут Дрон точно не сделает. Вон баба Тамара, которая возле магаза продает семечки стаканами, ему сразу за меня такого леща даст, что у Дрона вся его наркота из-за пазухи вылетит.
Дрон вытащил из штанов сто рублей и протянул мне. Я взял. За сто рублей сигарет-то я ему точно куплю.
– Три пачки, бейби. «Мальборо». Красные, – сказал Дрон. – Я во дворе буду, туда принеси. И сдачу. Гоу!
Я кивнул. Все старшаки у нас курили «Мальборо». Обходились эти сигареты им задорого, но они все равно курили только «Мальборо». Ясное дело, каждый из нас видел крутую рекламу с американским ковбоем. Я, даже когда стрелял уток на «Денди», и то представлял себя не охотником, а ковбоем, который просто решил передохнуть от расстрела техасских бандитов и сходить на природу.
У меня появился план. Я куплю Дрону три «Мальборо», но не в «Юбилейном», где они стоят десять рублей тридцать три копейки за пачку, а добегу до сигаретного ларька в паре кварталов отсюда. Там сигареты всегда стоят дешевле. А сэкономленные деньги припрячу себе. Останется найти лишь сто девяносто рублей для Ромы. Я долго не думал и побежал в ларек. «Мальборо» там стоили шесть рублей шестьдесят шесть копеек. Почти двадцать рублей за три пачки. Десять рублей я запрятал себе в карман, потом сходил в «Юбилейный» и купил все, что требовалось для дома.
Дрон сидел на лавке и ковырял перочинным ножом ногти. Ногти у него были кривые и грязные. Хотя у всех пацанов во дворе у нас были такие ногти. На то мы и пацаны.
Я протянул Дрону три пачки и семьдесят рублей сдачи. Тот не глядя все это добро сунул себе в карман и продолжил делать себе маникюр.
– Все, вали, салага. Или ты спасибо ждешь, бейби?
Я выдохнул и пошел от Дрона подальше. Но тот меня окликнул, прежде чем я успел скрыться.
– Эй, шитхед! Айда сюда обратно. Ты меня «обвафлить» захотел? Башку мне приделать? Где еще десятка? Иди сюда, сука, я сказал!
Я огляделся: во дворе никого не было. До двери моего подъезда бежать было недалеко, но Дрон бегал быстро. Хотя, может, он сейчас вообще не в состоянии бегать. Я оглянулся на Дрона. Тот понял, что я хочу дернуть, и встал со скамейки.
И я дернул. Скорее всего, до подъезда я не успею, там еще дверь надо открыть, но, может быть, меня заметит кто-нибудь из взрослых, и Дрону придется свалить. Я бежал быстро, шурша пакетом с хлебом и конфетами, но Дрон все равно меня догнал, причем даже раньше, чем я дотронулся до подъездной двери. Он схватил меня за шкирку и дернул. Я грохнулся на землю и пару раз кувыркнулся.
– Десятка где, сука?
– Пачка стоит десять рублей, Дрон! – ответил я.
– Не гони!
– Да, десять рублей, сам сходи посмотри.
Я встал и начал отряхиваться. Пакет отлетел в сторону, но пока я решил его не подбирать. Дрон толкнул меня еще раз, и я снова упал.
– Не гони, бейби! – заорал он.
Я испугался, что сейчас у Дрона что-нибудь в его наркоманской голове заклинит, и он меня убьет. Нож-то у него был. Он им ногти чистил.
Я встал и во второй раз начал отряхиваться.
– Десять рублей, сука!
Дрон зарядил мне оплеуху, но я увернулся. Он размахнулся еще раз, но тут на плечи ему упал мешок.
Это был Арсен, который снова вышел потаскать строительный мусор. Он увидел меня на земле, подбежал и заехал Дрону этим мешком. Ну, как заехал… мешок-то был тяжелый. Арсен только и смог поднять его и толкнуть на Дрона. Получилось несильно и, скорее всего, небольно, но Дрон присел, а я успел отбежать.
Дрон повернулся к Арсену, еще раз что-то прокричал невнятное и бросился на него. Они покатились по земле, и я увидел, как Дрон просунул руку под голову Арсена и стал сдавливать ему шею. Арсен покраснел.
Я тоже полез в гущу драки, но за спиной кто-то крикнул: «Дрон!», − и мы все трое подняли глаза. У моего подъезда стоял Колян Бажов и тряс спичечным коробком.
Дрона как подменили. Он ослабил захват на шее Арсена, уставился на Бажова и, кажется, никак не мог решить, продолжать ли ему бороться с нами или бежать к Коляну.
– Ну отпусти малышей уже! – крикнул Бажов.
Дрон убрал руку от Арсеновой шеи, матернулся, встал и пошел к Коляну. Тот отдал ему спичечный коробок и что-то сказал. Потом они вместе пошли в сторону «Мадрида». Дрон иногда бывал в «Мадриде», и ему за это ничего от местных пацанов не было. Они знали, что он хоть и из нашего «Тринадцатого», но ни с кем тут не дружит. Хотя и в «Мадриде» он ни с кем не дружил.
Я подумал, что могло быть в спичечном коробке у Коляна, если Дрон так сразу к нему заторопился. Ведь он даже забыл про удар мешком от Арсена и деньги, которые я ему недодал.
Арсен отдышался, и мы помогли друг другу встать.
– Спасибо, – сказал я Арсену.
Он кивнул и медленно отряхнулся. Я осмотрел себя. Пара царапин, отбитый зад и порванный рукав футболки. Ерунда. После боев с «Мадридом» и не такое бывало.
– Ты деньги им заплатишь? – спросил меня Арсен.
– Им? Костику с Ромой?
– Да.
– Ха! Ясный перец! Не отдам три сотни − буду получать от них каждый день. У тебя деньги есть, кстати?
– Я платить не буду. Зачем я буду платить? Мы только приехали. Я ничего не делал.
– Ну… они тебя каждый день рихтовать будут тогда. Костик особенно. Ему деньги нужны. Он их это… на… ну понял, да?
– Тогда я его убью, – сказал Арсен.
Я сначала удивился, а потом засмеялся.
– Они тебя бить, говорю, каждый день будут. Знаешь, как у нас тут бьют чужих? Только зубы летят. Лучше заплатить. Я почти нашел уже деньги, – сказал ему я. Меня почему-то потянуло поговорить.
– Если будут бить, то я их убью, – снова повторил Арсен.
Он еще раз стряхнул с себя пыль, схватил мешок с кусками цемента и каких-то деревяшек и потащил его на свалку.
– Я пойду. Пока, – сказал он мне.
– Помочь, может? – спросил я.
– Нет, я так силу качаю, – ответил Арсен. – Надо много таскать вот так, чтобы как у Рокки сила была.
Арсен ушел. Я повспоминал, кто такой Рокки, сообразил, что это такой фильм про боксера, и сразу забыл о нем. Мне еще деньги надо найти. До вторника всего два дня остается. Рома и Костян все помнят и опоздания с выплатой денег мне не простят. Сразу в морду или один, или другой треснет, и объясняй потом маме, что это я на футболе упал. Четыре раза. У нас все пацаны и так слишком часто на футболе падали.
Девчонок у нас во дворе было мало. Ну как мало? Они были, но наши ровесницы собирались в свои маленькие кучки и с пацанами совсем не общались. Играли в свои дурацкие дочки-матери, выбивалы и прочую ерунду. А те, кто постарше, или болтались со старшаками, или гуляли с пацанами из школы.
Мелких девчонок у нас было пять или шесть. Старших – двенадцати и тринадцати лет – две. Маша и Лена. Они жили в доме напротив моего, учились в тридцать четвертой школе и были очень красивыми. Так думали все малыши и я. Очень-очень красивыми.
Машке было двенадцать, она была темноволосая и худая. У нее были богатые родители. Мы с пацанами часто видели, как она садилась в «мерседес» и уезжала с родителями на дачу. Или не на дачу. Куда-то уезжала. На «мерседесе». У наших родителей ни у кого «мерседеса» не было, и мы считали Машкину семью очень богатой, а значит, и саму Машку – недружелюбной и «на сложных щах». Просто так снежками в нее не кинешь. И в бадминтон не сыграешь. Из всех нас лишь у Жирика отец ездил на тачке − девяносто девятых «жигулях», но девяносто девятые «жигули» и «мерседес» – машины разные, и поэтому Жирик при Машке тоже стеснялся и заикался.
Ленка была проще. Ей вот только исполнилось тринадцать, семья у нее была как и все наши, и машины у нее не было. Но Машка и Ленка дружили. Они учились в параллельных классах и ходили в школу вместе. Наши пацаны пытались ходить в школу с ними, даже носить их портфели и по-всякому набиться в компанию, но получалось не очень. Машка просто строила хмурую рожу, и у пацанов все желание дружить пропадало. Один лишь Санек Струков умудрялся ходить с Машкой или Ленкой из школы, да и то только тогда, когда девчонки уходили из школы раздельно.
– А я целовался с Машкой, – сказал нам как-то Диман, но никто ему не поверил.
– Да отвечаю! Сегодня. Я с ней со школы шел, а потом ее родаки попросили арбуз купить. Я ей помог донести и поднять. И вот она мне такая: «Спасибо, Дим». А я ей: «А мне мало!». Она: «Что мало?». А я: «Спасибо мне мало». Говорю: «Давай целоваться!». И она огляделась и поцеловала меня. Прямо вот сюда, – Диман ткнул пальцем в свою верхнюю губу.
– Да гонишь ты, Троцкий, – сказал брату Санек. – Сегодня арбузов у нас не стояло.
Арбузов сегодня и правда не было. Их обычно привозил в прицепе мужик на «жигулях» и продавал по рублю за килограмм. Прямо во дворе. Рядом с тем местом, куда приезжала мусорка. Я сам часто гонял к нему за арбузом.
– Да мы за «Юбилейный» аж ходили. Там сегодня машина стоит. Я минут десять тащил этот арбуз. И вот награда!
– Гонишь, гонишь, – повторил Санек.
Мы все покивали. Никто, понятное дело, не поверил Диману, что он, одиннадцатилетний малыш, поцеловал двенадцатилетнюю такую клевую Машку, но сомнения и зависть оставались. Вдруг и правда целовал? Засранец мелкий!
Машка и Ленка нравились всем. Но во дворе гуляли они или вдвоем, или со старшими. Сидели на лавках, смеялись, носились друг за другом. Все малыши лишь поглядывали и пускали слюни…
Я из окна увидел, как к нашему подъезду подъехала соседская машина. Она была с прицепом, доверху набитым арбузами. Железно, это соседи из Соль-Илецка приехали. Соль-Илецк – это маленький город, который находился где-то недалеко от нашего. В Соль-Илецк в июле и августе все ездили за арбузами. Там их много росло, и все были вкусные.
И я кое-что придумал. Сейчас соседи будут таскать свои арбузы на третий этаж, а я вызовусь им помогать. Глядишь, и дадут за помощь рублей десять. Главное − несильно в помощники напрашиваться, а то станет понятно, что я денег хочу.
Я надел футболку и шорты, влез в кроссовки, крикнул родакам, что пошел гулять, и спустился вниз на улицу.
Соседи как раз начали по одному доставать арбузы из прицепа.
– Дядя Гена, помочь вам?
Сосед, хороший дядька, держал в руках два арбуза и ждал, пока его семья – жена и дочь − откроет ему дверь в подъезд.
– А, Марик. Привет. Подержи-ка дверь. Вот. Спасибо.
Дверь я подержал, и сосед пошел наверх. Когда он снова спустился, я все еще стоял возле его машины и ждал распоряжений.
– Раз ты здесь и дел нет у тебя, то помоги, – сказал сосед и вручил мне арбуз.
Я с радостью его подхватил и пополз на третий этаж. Арбуз был тяжелый. Килограммов на семь.
Так мы по очереди совершили ходок двадцать. Я запыхался подниматься на этажи и весь вспотел − хоть выжимай.
– Вот держи, Марик, – сосед вынул из кармана брюк десятку и протянул мне.
Я поотнекивался, но больше для вида. Десять рублей «пропали» у меня в кармане.
– И арбуз себе возьми, – добавил сосед. – А то мы лопнем есть столько.
Я занес арбуз домой и поменял мокрую футболку на новую сухую.
– Марк, выходи! – раздалось под окнами.
Кто-то звал меня гулять. По голосу – то ли Жирик, то ли Санек Струков. Не разобрать.
Я выглянул в окно. Жирик. Да, Санек никогда в окна мне не кричал, он всегда поднимался и звонил в дверь. А Жирик кричал.
– Пойдем купаться, – сказал Жирик. – Заодно расскажешь, что у вас с Дроном тут за драка была.
Я вышел, и мы пошли на Урал.
– А откуда про Дрона знаешь?
– Мать вас видела. Спросила, что это за мальчик такой большой с вами гуляет.
– Мальчик Дрон, ха! Да он докопался просто. Ну, как обычно, знаешь, Дрон докапывается, – сказал я.
– Знаю.
– Арсен помог.
– Да ладно?! Этот?
– Ага. Нормальный пацан, как оказалось. Интересно, он денег надыбал уже для Костяна? – спросил я сам себя вслух. Жирик пожал плечами.
Мы шли по дороге мимо нашего футбольного поля и детского сада. Поле было справа, а садик – слева. За полем был спуск к Уралу – длинная ржавая лестница с маленькими ступеньками. Зимой, когда ступеньки засыпало снегом, мы катались с нее, как с горки. Очень быстро. Но очень опасно. Лестница была непрямая, с изгибами, метров семьдесят, и если не успеешь вовремя вписаться в ее изгиб, то треснешься о стойки перил так, что больше не встанешь. Скорость была огромная, а стойки − железные. Я трескался. Да впрочем, каждый пацан хоть раз, да трескался боком или спиной о нашу лестницу. Боль такая, что как будто переломались все кости. Просто лежишь и орешь. Подбегают пацаны, пытаются тебя поднять, а ты отбиваешься от них, потому что встать не можешь, и орешь. Минут через пять отпускает. Нет, болеть-то, конечно, болит, но, оказывается, кости не сломаны, и ты можешь стоять. Наши вставали, отряхивались, отхаживались, но в этот день больше не катались.
Летом эту лестницу старшие используют как наказание. Ловят заблудившегося у нас во дворе чужака, забирают у него деньги, сажают на фанеру и сталкивают вниз по ступенькам. Если чужак ловкий, то он успевает схватиться за перила, соскочить с фанеры и не кувыркнуться до самого берега Урала. А если − тюфяк, то летит он по всей лестнице, отбивает себе все, что только можно, и уходит в слезах и с синяками. Много у старших есть способов мучить чужаков.
Мы с Жириком прошли мимо футбольного поля. Навстречу нам шли две девчонки. Мы пригляделись. Точно, Машка и Ленка. Похоже, что шли они с Урала. Купались. На них были шорты и кофты, волосы все растрепанные и мокрые.
Вообще, никого из девчонок с нашего двора одних на Урал не отпускали. Но Машка и Ленка иногда сбегали без спросу и разрешения. Пару раз я видел их плескающимися со старшими пацанами. Но сегодня они ходили на Урал одни. Никого из старшаков рядом не было.
– О, Марик и Лешка, – сказали они, когда нас увидели.
Конец ознакомительного фрагмента.