Однако, несмотря на интереснейшие беседы в Орлике, мы спешили заехать в тайгу, и поэтому, не дождавшись встречи с главой администрации района, который в это день был предельно занят, мы после обеда уехали в посёлок Саяны, расположенный от Орлика километрах в сорока, ниже по течению реки...
Олег Иванов, наш давний приятель, у которого мы обычно оставляем машину, предупредил своих домашних о нашем приезде, и пообедав у него в доме, мы на нашей "Ниве", отправились к Анатолию, родственнику Олега, на заимку, стоящую на берегу большой реки, незамерзающей даже зимой.
Попив у Анатолия чаю, с домашней выделки, густыми как сметана сливками, мы переоделись, прихватили рюкзак и оставив свою усталую "Ниву" во дворе, пересели на "Уазик" Анатолия и проехали в устье Хойто - Оки, где в зимовье и собирались пожить несколько дней...
Зимовье оказалось хорошо срубленным, просторным домиком, поставленном на высоком берегу реки, на краю большой альпийской луговины, спускающейся в долину. С собой мы принесли металлическую печку и поставив её на место, простившись с провожатыми, остались одни...
Идя в зимовье по тропинке, Анатолий показал нам сидьбу, с которой они два года назад, у остатков задавленной медведем коровы пытались его скараулить. Попытка оказалась неудачной, но медведь, пришёл к задранной корове как только охотники перестали его поджидать, и доел задранную им жертву...
... Растопив печку и напилив дров на несколько дней, мы сварили еду и при свете свечи поужинали, выпив традиционные сто граммов за удачное водворение в этом замечательно красивом месте.
За рекой, над таёжным склоном, над нами, на уровне двух километров восьмисот метров, дымилась снежной позёмкой вершина хребта, а вправо и вверх, уходила узкая таёжная долина, по дну которой бежала быстрая шумливая речка, кое - где, как перемычками уже прихваченная льдом...
Утомлённые долгим днём наполненным переездами и встречами, мы рано легли спать.
Ближе к утру, выйдя на минуту из зимовья, я увидел за порогом белую пелену падающего снега и одинокие деревья, грустно качающие безлистыми вершинами. Тревожно свистящий в ветках сильный ветер, дул из ночной мглы и шум реки под берегом, прерывался по временам беспокойным, жалобным поскрипыванием полу поваленной лиственницы...
Проснувшись ещё затемно, мы подогрели чай и позавтракав с бутербродами, собрали рюкзаки, прихватили ружья и по свету, но при продолжающемся снежном буране, отправились обследовать окрестности...
Поднявшись по конной тропе до следующего полуразрушенного, старого зимовья, мы, разведя большой костер и пообедали, обсуждая маршрут на завтра.
Снег продолжался и уже насыпал слой сантиметров на двадцать. ..
Возвратившись в сумерках в зимовье, я обессиленный упал на нары и в полузабытьи дождался ужина.
Жизнь в городе лишает нас привычке к тяжёлой ходьбе по лесным неровным тропам, и я чувствовал себя разбитым и усталым.
Толя сварил ужин, вскипятил чай и поужинав, лёжа на спальниках мы долго вспоминали лесные походы, которых за плечами было несчитанное количество...
Толя вспомнил, как он начинал свою лесную жизнь, собирая камедь - лиственничную смолу, в глухих медвежьих местах в районе Байкала, в короткие перерывы в основной работе, - он был главным архитектором проекта, в институте.
Вспомнил один свой заезд, в котором познакомился с местным бурятом Гришей, имевшим двух замечательных зверовых лаек, "ставивших" - останавливающих ему за зиму, несколько сохатых, которых охотник и отстреливал, неспешно разыскивая собак и осторожно подходя к зверю под лай своих помощниц.
Толя вспомнил о добытом медведе, которого убил из под этих собак гость Гриши, молодой охотник.
Дело было так, - позёвывая, рассказывал Толя...
- Собаки отыскали, ещё по чернотропу берлогу и залёгшего в неё медведя. Когда охотник, бродя по незнакомой тайге случайно вышел на лай, думая, что собаки поставили лося, он вдруг увидел берлогу под выворотнем, из которой у него на глазах выскочил небольшой медведишко и кинулся за собаками. Охотник стоял буквально в двадцати шагах от берлоги и не знал, что ему делать, когда разъяренный медведь, возвращающийся в нору заметил его. Деваться было некуда, и охотник выстрелил, вначале пулей, а потом когда медведь пробовал подняться после попадания пулей, картечью.
Медведь завалился в кусты и ошеломлённый охотник, понял, что он добыл медведя...
Толя и Гриша, уже ночью в сопровождении удачливого охотника застрелившего медведя из двустволки двадцатого калибра, пришли к берлоге и разделав зверя, вынесли мясо в зимовье...
... На улице выла снежная вьюга, а в домике было тепло и Толя, неспеша попивая чаёк, рассказывал эту историю с замечательными подробностями...
Он вспомнил, что собаки были неказистыми и очень тощими, так что с первого взгляда можно было спутать их с дворняжками...
Я заснул уже в конце рассказа и мне приснился сон о дальневосточной тайге, о стадах диких косуль пасущихся на лесных опушках, о море, которое грозно шумело у подножия невысокого холма...
Проснулся я от шума за стенами зимовья. Выйдя на улицу, почувствовал пронизывающий холод и постоял слушая гул деревьев вокруг. А вернувшись, лёг досыпать - в такую погоду, в тайге нечего было делать...
Только к двенадцати часам дня ветер немного стих и мы отправились вверх по пади, в надежде встретить следы оленей или лосей. Но снег продолжал сыпать с серого мрачного неба и видимость была почти нулевой.
Звери в такую погоду лежат в укрытии, экономя силы и энергию.
...Поднявшись по петляющей по правому склону тропе, мы остановились рядом с большим выворотнем и соорудив жаркий костёр пообедали, запивая бутерброды горячим крепким чаем. Снег сыпал с неба и подхваченный ветром у земли, закручиваясь струйками с шипением таял в желто - алых языках пламени...
На противоположном склоне стоял серой щетиной лиственничник, кое - где перемеживаемый зелёными зарослями кедрачей. Выше, начинались каменистые заснеженные осыпи с редкими маленькими ёлочками, в морщинках земли.
Картинка была масштабно - величественная, но мрачноватая...
Вернулись к зимовью уже в сумерках и поужинав при свече, выпили водочки и взбодрились. Я вспомнил горы Хамар - Дабана, где мы с другом были на глухарином току...
...Ночевали тогда у большого костра и среди ночи, просыпаясь от холода слышали стук переваливаемых на осыпи, камней. Это медведь ходил по склону чуть выше нас и разыскивал бурундучьи норки, в которых эти шустрые зверьки хранили запасы кедровых орешков...
Тот поход мне надолго запал в душу, как часть весеннего, первобытного счастья силы, молодости и красоты пробуждающейся природы. Тогда я впервые услышал таинственные звуки древней глухариной песни и очарованный на всю жизнь всем увиденным и прочувствованным, превратился в таёжного путешественника...
... А Толя, словно подхватив мои воспоминания рассказал, как несколько лет назад, они вчетвером, на конях, ездили на охоту в горы...
По приезду в Базовое зимовье, они разделились на группы и стали обследовать окрестности.
У них была лицензия на медведя и потому, Толя с утра до вечера ездил вдоль таёжной горной долины и высматривал медведей, в это время нередко выходящих на открытые склоны "пастись" на весенней травке - ведь медведи всеядные животные...
И вот, уже под вечер, он увидел между скал крупного, почти чёрного медведя. Оставив лошадь внизу, задыхаясь от волнения и усталости, он поднялся на хребет и выглянув из за скалы, увидел медведя, стоящего на луговине, внимательно принюхивающегося в его направление. Толя немного испугался, но когда медведь валкой рысью направился в его сторону, прицелился и выстрелил. Медведь рявкнул, всплыл на дыбы и тут Толя выстрелил второй раз. Зверь повалился в сухую траву и застыл, а Толя ещё не веря, что добыл Зверя, по дуге подошёл к медведю и тронув кончиком сапога шерстистый бок, понял, что тот не оживёт уже никогда...
- Это замечательное чувство волнения и страха перед опасностью, преодоление этого страха, составляет основную причину притягательности охоты и связанных с нею путешествий - закончил свой рассказ Толя.
- Именно на охоте, я впервые понял величие и равнодушие к человеку природы, впервые стал думать о том, что скрывается за этим грозным молчанием и решая эту загадку, вот уже который год путешествую, в поисках ответа...
Я молчал вспоминая свои походы и неожиданные, иногда смертельно опасные встречи с медведями. Несколько раз мне приходилось отстреливаться от нападавшего хищника, и только наличие оружия спасало меня от смерти...
...Третий день нашего присутствия в Саянской тайге, начался как обычно. Проснувшись первым, я вылез из спальника, оделся, обулся в холодные сапоги и взяв котелки, пошёл за водой на реку, где увидел свежие, ещё утренние следы рыси и рысёнка, которые наверняка учуяли запах дыма из трубы в зимовье и долго ходили вокруг, пытаясь определить степень опасности этого запаха.
Погода выправилась, но солнца на сером, облачном небе пока не было, хотя видимость улучшилась. Попив чаю и позавтракав, мы пошли вверх, в сторону, больших марян, лежащих справа по склону. По пути мы пересекли следы парочки косуль и выйдя на крутой, ровный луговой подъём, вдалеке, за кустами увидели пасущихся полудиких лошадей...
Пройдя ещё метров пятьсот, пересекли следы крупного волка, поднимавшегося в гору широкой мерной рысью.
Тут мы разошлись: Толя пошёл налево, по следам косуль, а я направо, в сторону речной долины. Выйдя не перешеек между маряной и зарослями молодого лиственничника я увидел, что в сторону упавшего, с корнем вырванного дерева, скачет что-то незаметно - белое, с чёрным пятнышком на хвосте.
Я остановился, пригляделся и различил гибкий силуэт горностая, в белой нарядной шубке и черными бусинками глаз на маленькой, с острыми ушками, головке.
Он залез под корневище упавшего дерева, но когда я поскрёб палкой по стволу, зверёк появился на поверхности метрах в пяти, и долго с любопытством всматривался в мой неподвижный силуэт.
Так мы и разглядывали друг друга в течении нескольких минут. Через время, поняв что я ему не опасен, горностай, мелькая чёрным кончиком хвоста, выделяющегося на фоне заснеженной поверхности склона, помчался дальше по своим делам...
Пройдя ещё с километр, я увидел далеко вверху, на большой вершинной маряне тёмные фигурки пасущихся сарлыков - домашних яков - которых здесь содержат в полудиком состоянии. Они видят своих хозяев очень редко, в основном весной и летом, а остальное время проводят на горных пастбищах, рядом с дикими зверями.
Шерсть на яках черная, длинная, копыта острые и при нападении медведей или волков они, сбившись в круг, выставляют вперёд опасные рога, пряча внутри круга телят и молодых животных. Сарлыки выживают в самые жестокие метели и морозы, и к весне возвращаются на луга, вблизи хозяйских стойбищ...