Однако увлечь все свое войско на предательство Пашкову не удалось. Крестьяне да холопы от него отшатнулись.
— Не с руки мне за Пашковым идти, — говорил Михей. — Зачем?.. Чтоб опять в кабале мучиться?
— Верно! — поддержали Михея мужики. — С Пашковым идти — в неволю ворочаться. А то и вовсе шкуру спустят, коли зло на нас держат…
В тот же день, 27 ноября, с реки Двины на выручку Шуйскому прибыл большой отряд стрельцов.
А гонцы доложили, что царские воеводы очистили от мятежников Волок Ламский и Можайск. Да еще к Москве двинулась надежная рать смоленских дворян.
Царь созвал военный совет.
— Самый раз настал ударить по Болотникову, — сказал воевода Скопин-Шуйский, — часть войск его на левом берегу. Для нас выгода.
— К тому же, — добавил воевода Туренин, — в Ивашкиных войсках смута началась…
— Откуда знаешь? — спросил царь.
— «Языка» привели. Говорит, как услыхали, что Пашков к нам перекинулся, холопов страх одолел. Сам Ивашка чернее тучи ходит…
— Готовить полки на вылазку! — приказал царь.
Сражение в Замоскворечье Болотников проиграл. Пришлось ему отступить к своему укрепленному лагерю в село Коломенское.
А еще через несколько дней к царю Василию пришло мощное пополнение — смоленские и ржевские полки.
Все свои войска царь двинул на Коломенское.
Но лагерь Болотникова оказалось не легко взять. Там были не только земляные укрепления, но и удачно примененная придумка, которую назвали «обозом».
Что же это такое «обоз»? А вот что. Собрали сотни саней, телег и повозок, поставили их в два-три ряда одни на другие. Затем плотно набили сооружение соломой и стали обливать водой. На морозе все это затвердело словно камень.
Три дня били из пушек царские войска по «обозу», разбить не смогли.
Секрет укрепления выдал один дворянин-перебежчик. Он посоветовал стрелять огненными ядрами.
После такого обстрела лед стал таять. Болотников с большими потерями ушел на Калугу.
ДРОВЯНАЯ ГОРА
Царь Василий послал под Калугу своего брата Дмитрия с повелением: «Добить Ивашку Болотникова». Но вскоре в Москву пришла весть: побитым оказалось войско Дмитрия.
Тогда царь отправил под Калугу второго брата Ивана с тремя полками и пушками. Тот хотя и осадил город, но взять никак не мог. Стены Калужского острога были не из камня, а из дубовых бревен. Бревна, толстые и тяжелые, сложили в несколько рядов, скрепили. Даже пушечные ядра не могли разбить такие стены. Пробовали стрелять по ним из «огненных» пищалей, но защитники быстро тушили возникавший пожар.
Тогда воеводы решили устроить возле стен города великий пожар. Чтобы выполнить задуманное, они заставили мужиков из окрестных деревень валить лес, рубить его на дрова и подвозить на санях к лагерю.
И вот со стен острога увидели осажденные, как стала вырастать на некотором отдалении дровяная гора. Быстро росла эта гора, потом начала понемногу двигаться к стенам острога.
Как же она двигалась? Да очень просто. Ратники, которые прятались за дровами, все время перекидывали поленья. С каждым днем ближе и ближе подступала гора к стенам Калуги. Стрелять по ней со стороны острога было бесполезно: никого не видно.
Болотников вовремя разгадал план царских воевод. Он собрал приближенных и сказал:
— Коли воеводы подведут дровяную гору под стены да зажгут, мы пропали. А потому сидеть сложа руки да смотреть, как та гора к стене идет, не будем. Есть у меня дума, как погубить дровяную гору.
В ту же ночь надежные люди начали рыть подкоп под стеной в сторону дровяной горы. Среди них был и Михей Долгов. Никто не знал, для чего роется тот подкоп, но чувствовали, что дело им доверили большой важности.
Болотников сам не раз спускался в подкоп, замерял аршином его длину, иногда требовал, чтоб все затихли: прислушивался.
А дровяная гора уже близко подступила к стене острога. С беспокойством смотрели на нее осажденные.
Но вот Болотников остановил землекопов:
— Хватит. Дальше не ройте.
Потом он велел сделать конец подкопа просторным. Когда и это было выполнено, Болотников распорядился, чтобы в подкоп закатывали бочки с порохом.
Так под дровяной горой и под царскими ратниками, что скрывались за ней, образовался огромный пороховой погреб.
В одну из ночей Болотников взорвал начиненный порохом подкоп.
Сразу же после взрыва он вывел свое войско из города и, пока враг не успел опомниться, ворвался в его лагерь.
Восставшие нанесли еще одно поражение царским воеводам.
Однако Болотников не ушел из Калуги после этой успешной вылазки. Воинской силы у него было значительно меньше, чем в полках Шуйского, что стояли неподалеку. Поэтому он пока не мог рассчитывать на победу в открытом бою. Пришлось ему ждать подмоги.
ИЗ КАЛУГИ В ТУЛУ
На выручку осажденному Болотникову направил свои войска «царевич Петр».
Скажем сразу, никаким царевичем этот «Петр» не был. «Петром», сыном царя Федора Ивановича, провозгласили его казаки, вместе с которыми он гулял по Волге. Казаки решили, что за хорошим царем (то есть за «Петром») народ смелее пойдет против плохого царя — Шуйского.
В мае 1607 года «царевич Петр» вновь подготовил поход к осажденной Калуге. Царь Василий велел вывести полки навстречу. И вот в селе Пчельне произошло сражение. Закончилось оно полным разгромом царских войск. Ратники, оставшиеся в живых, «с великим ужасом прибежали в свой лагерь под Калугу».
Узнав об этом, Иван Болотников ударил по войскам, что оставались возле города. Нападение было столь неожиданным, что воеводы Шуйского враз «устрашившись, ударились в бегство».
Так, несолоно хлебавши, отступило царское воинство от Калуги. Иван Болотников ушел со своими отрядами в Тулу, где соединился с войском «царевича Петра».
Тула была намного крепче Калуги. Помимо дубового острога в Туле имелся еще и прочный каменный кремль, стены которого могли надежно укрыть большое войско.
К этому времени у Шуйского служилых людей оставалось мало, платить им было нечем. Царь пошел даже на такую меру: велел отбирать у церквей и монастырей серебряную утварь, чтобы переплавить ее и пустить на чеканку монеты. Да и холопам, покинувшим войско Болотникова, обещал дать волю.
Вот бы воспользоваться трудным положением царя Василия и двинуться походом на Москву! Но момент был упущен. Шуйский успел собраться с силами, и его воеводы нанесли восставшим два поражения — на реке Восьме и реке Вороньей, после чего осадили Тулу.
ПОСЛЕДНЯЯ КРЕПОСТЬ
Крепким орешком была Тула. А ведь не только в Туле мятежный народ собрался. В руках у восставших были и другие города. «Нет, — думал царь, — сперва нужно с Тулой покончить. Там зачинщики сидят. Оттуда все зло происходит. Все войска нужно бросить на Ивашку Болотникова».
30 июня царь вместе со своим двором, отборными полками и обозом, набитым всякой снедью, прибыл под Тулу. Теперь город был осажден мощными силами. На левом берегу реки Упы под стенами острога стояли Большой, Передовой и Сторожевой полки. Пушки были расположены по обоим берегам, и это позволяло простреливать город с двух сторон.
И все же сколько ни палили пушки и сколько ни пытались ратники взять город приступом, ничего не получалось. Шли своей чередой дни, недели. Вот и месяц минул, а толку не было. Царь Василий злился. Ему казалось, что воеводы нарочно тянут время, что навредить хотят. Он приказал никого не пускать к себе в шатер, увеличил возле себя число стражников.
И вот доложили царю, что просится к нему боярский сын Иван Кравков.
— Что ему надобно? — нахмурился Шуйский.
— Хочет слово — молвить.
— Пусть через людей передает.
— Говорит, только государю скажет, потому как дело больно важное.
Царь велел обыскать боярского сына — нет ли у него при себе ножа — а затем пропустить.
Иван Кравков вошел, поклон почтительный отвесил.
— Сказывай! — Шуйский смерил его тяжелым взглядом.
— Придумал я, как учинить погибель…
— Кому?.. — вздрогнул царь.
— Туле. Пониже города надо бы на реке плотину поставить… — Кравков примолк, несмело взглянул на Шуйского.
— Сказывай, сказывай… — Царь в нетерпении шагнул к нему.
— Вода поднимется — в городе потопление станет.
Царь прошелся взад-вперед по просторному шатру.
— Толковые слова говоришь, боярский сын, — сказал он, остановившись. — Ступай, службу твою я не забуду.
В тот же день на реке Упе начали по приказу царя строить плотину. Закончена она была через два месяца.
А в городе дела были плохи. Народ голодал. Да тут еще потопление: вода поднялась, улицы и дома, что были пониже расположены, оказались под водой.
Начали посадские люди, холопы да крестьяне роптать, кое-кто стал требовать, чтоб открыл Болотников ворота.
— Нет больше терпенья, — говорили они, — мало того, что с голоду пухнем, да еще в воде сидеть приходится.
Иван Болотников вышел на городскую площадь. Гул людской утих.
— Ведомо мне, — начал Болотников, — что терпите вы во всем нужду великую. А за что терпите?.. Не ради меня. Но за ту вольную жизнь, которую добывать вы пошли, оставив дома жен и детей. Ради этого поднялись вы против господ своих, не щадя жизни. А у меня с вами одна доля. Мне больше вашего не нужно. И нужду я с вами терплю одну и ту ж. И ем не больше вашего…
— Дак без хлеба-то и вовсе помрем! — крикнули ему из толпы. — Дальше-то как же?
— Ищите зерно в домах у богатеев, — отвечал Болотников, — у дворян и бояр. Все, что найдете, делите меж собой. — Он помолчал и вдруг крикнул: — Ежели этого не хватит, убейте меня и съешьте! Но город сдавать не позволю!
Тишина наступила на площади, как в поле в морозный, безветренный день.
Снова заговорил Болотников:
— Я ваш вожак, ваш воевода. Коли доверились мне — не роптать. Да еще вот что прикиньте: дело к зиме идет. Станет река — а там, глядишь, прорвемся с боем. Не впервой из осады выходить…
Зашумел народ:
— Будем с тобой до конца!
— Умрем вольными людьми, а не под господскими палками.
— Чего помирать?.. Одолеем!.. — крикнул Михей Долгов.
…А между тем положение царя Василия опять ухудшилось. Все чаще и чаще приходилось ему отводить отряды и полки из войска, что стояло под Тулой, и посылать их на усмирение других городов. Но не только это ослабляло воинство Шуйского. Ратники устали от долгого стояния.
Созвал царь бояр да воевод на совет. Решено было вступить с Болотниковым в переговоры: коли сдаст он Тулу, то Шуйский обещает всем тульским сидельцам жизнь и свободу, в том числе самому Болотникову и «царевичу Петру».
Вожаки восстания тоже задумались: и так и эдак прикидывали царское условие. Наконец Болотников сказал:
— Шуйский хитер, как старая лиса. Но и сидеть здесь — верная для нас погибель. Покуда помощь придет, перемрем тут все до единого. Коли мы с войском нашим из Тулы уйдем, сбережем людей. Войско целым останется. А сейчас биться с Шуйским негоже: у него сил впятеро больше. Пусть он клянется, что сдержит свое обещание.
В лагерь к Шуйскому были посланы люди Болотникова, и царь при них дал торжественную клятву выполнить свое обещание.
10 октября Тула открыла ворота. Сразу же Болотников и «царевич Петр» были позваны к царю. Выехали они со своей свитой. Но свита оказалась заранее подкупленной. По дороге «царевича Петра» и Болотникова связали и связанными доставили к Шуйскому.
Но расправиться с ними на месте царь не посмел: отряды мятежников еще находились при оружии, и свидетели его клятвы были живы. Поэтому Шуйский распустил всех холопов и крестьян восвояси, а сам уехал в Москву. Вскоре туда же были привезены в оковах Болотников и «царевич Петр».
— Этого повесить у Данилова монастыря, — указал царь на «царевича».
Болотникова же велено было тайно отправить в Каргополь, где его ослепили, а после бросили в реку Онегу.
В далекой северной стороне погиб в одиночку вожак восстания Иван Болотников. Но имя его еще долго гремело в народе. Ибо не просто так, не восвояси разошлись люди Болотникова: каждый из них успел подышать вольным воздухом, успел познать силу свободы.
Не удалось Болотникову скинуть господскую власть. Но не зря прокатилось его восстание по Руси. Поняли люди: за волю и землю нужно бороться.