За два дня до отъезда Саша предложил подбросить нас до дома на своей машине, у него оказывается была машина! Жигули. Очень даже неплохо. Мы, конечно же согласились. Чревато это было только одним – ребята уезжали на день раньше, чем заканчивалась наша путевка. Это была совсем не большая жертва. Так мы дружно отправились в Москву. Я – с чувством полного удовлетворения от отдыха, Саша мне нравился, я нравилась Саше. В общем цель поездки была достигнута. У Машки взаимной любви ни с кем не вышло, но она тоже была довольна проведенными каникулами, тем более, что все-таки в Москве у нее был какой-никакой друг.
Мы ехали мимо заснеженных подмосковных лесов, смеялись и, наверное мечтали, каждый о своем.
* * *
Ну эта-то живет просто в соседнем подъезде. Самое простое. Шастает туда-сюда – утром в институт, днем – из института. Некоторых вычислить было так же несложно. Большая часть по-прежнему шаталась по нашему району. От школы пока далеко никто не съехал. Я завел картотеку. В уме! Ну в том, что они считали у меня отсутствовало. Писать на всякий случай не стал. Сложно всех упомнить. Два класса – А и Б. Черт их подери. Шестьдесят с лишним человек. Не фунт, блин, изюма. Но цель была – все, все до одного. Другое дело торопиться некуда. Вся жизнь впереди, типа надейся и жди.
Исключать никого было нельзя. Ну чтоб никому опять же обидно не было! Так что всех надо учесть, всех.
Февраль, 1990
Я пребывала в состоянии влюбленности. Мы уже месяц встречались с Сашей, и я не смела верить своему счастью. Моя жизнь стала делиться на его звонки. Хорошо, что он звонил часто! А то я бы сошла с ума от нетерпения, ревности и еще черт знает чего. Я видела все Сашины недостатки – а их было немало. Но меня не смущала пока еще его пассивность, прижимистость, желание в будущем есть мной приготовленную кашу на завтрак (на тот момент ее ему готовила бабушка). Последнее меня смущало почему-то больше всего. Моя совиная натура никак не могла позволить, чтобы я встала рано утром и приготовила мужу кашу. Ладно бы что-нибудь типа творога просто быстренько вынуть из холодильника и поставить на стол. Тут же требовалось совершить более сложные действия, да еще и встать раньше, чтобы успеть все это сварить.
Тем не менее, весь этот месяц я жила под лозунгом «Жизнь – хорошая штука!». Я старалась не замечать того, чего мне не хотелось замечать и это до поры до времени удавалось.
* * *
Значица, соседка моя ходит, мимо: «Привет!» И в подъезд. В коротких юбках, каблучищами цокает. Хотелось как-то ее закадрить, но она смотрит мимо, как будто я стена. Парень ее возит на Жигулях. Думает круто. Но она не первая будет. Не. Живет рядом. Не денется никуда. Там есть более интересные экземпляры. Одна вот переехала в тьму-таракань, на самую окраину. Но там зато и попроще – народу мало, вечером темень. Начал вспоминать, чего она мне плохого сделала. Ну списывать не давала. Это факт. А не давала списывать, значит уже повод есть.
Март, 1990
Что происходило в марте? В марте я начала обращать внимание на других мужчин. Я еще не знала, что это первый признак того, что любовь моя к Саше остывает. Просто, подумала я, весна пришла.
Весна обычно приходит на нашу Родину не с первыми грачами, прилетевшими с юга, а с праздником 8 Марта. Первые цветы, первые теплые лучи солнца, дурманящий весенний воздух. Втроем – я, Саша и Руслан – топаем 8 марта в Большой театр. По стечению обстоятельств сидим мы в восьмом ряду: я в середине, по бокам два друга. Уже на первых минутах балета буйны головушки склоняются с обеих сторон на мои плечи. Я старательно смотрю на сцену, но когда молодые люди начинают похрапывать, я дергаю плечами, они вздрагивают и перестают храпеть. Впрочем, вскоре они снова засыпают, и весь сценарий повторяется снова.
Впервые именно там в Большом я начинаю чувствовать, что Сашка меня раздражает. После спектакля он провожает меня домой, и мы договариваемся на следующий день пойти в гости к его другу, у которого девятого день рождения. И вот на друга-то в качестве другого мужчины я и обратила внимание. Он тоже проявил ко мне интерес, и мы проболтали полночи, в то время как Саша спал глубоким сном в соседней комнате. Я понимала, что это было началом конца.
Сашка обиделся на меня за подобное предательство, но тем не менее мы довольно мирно на следующий день разъехались по домам…
* * *
«Молодая девушка была убита в своем подъезде поздно вечером. Убийство совершено тяжелым предметом. От одного удара по голове девушка скончалась на месте задолго до приезда скорой помощи, которую вызвал один из жильцов, зашедший в подъезд после прогулки с собакой. По его словам, никого подозрительного рядом с домом он не видел. Мотивы преступления выясняются.» (Газета «Вечерние новости», 29 марта, 1990 г).
Апрель, 1990
К дню рождения Ленина мы подошли во всеоружии – и я и Саша, оба были готовы расстаться, но серьезный повод все не подворачивался. Мы по инерции встречались, сидели в кафе, болтали, правда уже без прежнего энтузиазма. Мы понимали, что со дня на день что-нибудь да случится. Не может не случится. Мы либо сильно поругаемся, либо просто что-то третье, стороннее вмешается в нашу жизнь и заставит расстаться.
На самом деле повод у нас был. Мы прекрасно целовались, но далее дело никак не шло. Не шло, во-первых, потому что было негде. Во-вторых, даже если и было где, у нас ничегошеньки путного не выходило. Точнее у Сашки не выходило. На тот момент я считала, что в мою задачу входит только лежать тихо-мирно в постели.
У Саши в апреле тоже, как и у Ленина, был день рождения. Я купила ему огромного белого мишку. Мишку дарить было жаль. И это тоже было признаком угасающей любви – разве любимому человеку может быть жаль дарить подарок?
Еще в апреле я съездила в гости к подруге в Химки. Так как это расстояние немалое, то и ездила я к ней редко. А тут решила все-таки выбраться. С Наташкой мы ели пироги, болтали и гадали. Мне были нагаданы перемены и хорошие известия. Ну что ж, будем ждать…
Как-то раз поздно вечером Саша подвозил меня до дома. Он как всегда остался в машине ждать, пока я дойду до своего подъезда. Путь был недолгим, буквально несколько метров, но я умудрилась посреди дороги все-таки застрять – встретила своего одноклассника Женьку. Мы начали разговаривать, Саша соизволил вылезти из машины, чтобы поинтересоваться все ли в порядке. Я крикнула в ответ, что все ОК и мы продолжили болтать о наших одноклассниках, учебе и прочей ерунде.
На следующий день после практики, на которую дружно ходила наша группа в одну из спецшкол, я пошла к Аньке шить юбку. Шить я категорически не умела, но Аня умела все (правда это все она делала средненько, но зато «умела»). Мы бодро строчили на машинке, что-то мерили, соединяли и конечно же болтали. В какой-то момент я вспомнила о вчерашней встрече с Женей и рассказала о ней Аньке.
– Дааа, – протянула она задумчиво, – Женя ооочень даже симпатичный мальчик.
– Разве? – я никогда Женю не воспринимала как симпатичного мальчика. Ну учился с нами довольно-таки тихий Женя, средненько так учился. Не очень-то я его и замечала в школе.
– У него же голубые глаза и длинные ресницы, фигура хорошая, ну одним словом он симпатичный, – завершила Анька свое не очень длинное описание, откусывая зубами нитку.
Я задумалась, представила себе Женьку. Действительно, брюнет с голубыми глазами и хорошей фигурой. Действительно ничего. И я согласно покивала головой.
* * *
Нет, некоторые у нас ходили оказывается в армию. Удивительное дело. Как они там выжили, очкарики эти? Я поставил первую галочку. Просто все было сделать. Железку обернул в тряпку и бум по голове. Все, каюк. И пошел домой. Железку положил в клетчатую сумку, с которой на рынке чуваки ходят. Нормально на метро доехал. Но далековато она все-таки жила. Еле успел на пересадку до закрытия.
На работу хожу. Мать сказала, хватит на диване лежать. Жрать надо. Сама ходит на свой завод, а там уж давно денег не платят. Какая, блин, разница, на диване лежать или на завод за так ходить. Но меня тут пристроили электриком в ЖЭК. Из меня, конечно, электрик, как балерина. Но ничего, ходим с Палычем. Палыч пьет беспробудно, но зато в электрике соображает. Он мне говорит, чего куда тыкать. Я тыкаю.
Май, 1990
Случилось это в общем-то буквально через пару-тройку дней после описываемых выше событий, но формально все-таки уже наступил месяц май. Было очень жарко, я сидела на балконе в красной майке и короткой джинсовой юбке и пила специально доведенный до состояния «холодный» чай. Готовых холодных тогда в продаже еще не было, и они совсем нескоро появятся. Лет через десять как минимум, а то и больше.
Мне было лень шевелиться. Слава богу, этого и не требовалось – на дворе стояли майские праздники. Зазвонил телефон, не мобильный, обычный. До мобильных было, конечно, не десять лет, но тем не менее…
Звонил Женька! Это ж надо. Я обрадовалась, потому что уже посмотрела несколько раз наши школьные фотографии и полностью согласилась с Аней по поводу его внешности. И даже успела посожалеть, что сразу это не просекла и как-то по особому не повела себя при нашей встрече. А тут такое совпадение – он мне все-таки звонит!
Я радостно щебетала в трубку о том, что у меня все в порядке, а на вопрос о том, чем я сейчас занята, бодро отрапортовала, что особенно ничем. Женька отреагировал правильно и пригласил сходить в кафе-мороженное.
Ради этого пришлось пожертвовать спокойным сидением на балконе. Был брошен на полчашке чай, быстренько была помыта голова, подкрашено лицо и только одежда осталась прежней (на мою красную майку и короткую юбку мужчины всегда реагировали отлично). Женька жил от меня в двух шагах, поэтому всю операцию я провела в рекордно сжатые сроки.
Во время нашей последней встречи Саша сказал мне:
– Я чувствую, что ты больше не хочешь со мной встречаться. Если это не так, то позвони мне в течение недели. Если ты не позвонишь, то я буду считать, что мы расстались.
– Хорошо, – ответила я.
Теперь, спеша на свидание с Женькой, я считала себя девушкой свободной – в течение означенной недели я Саше не звонила, а значит, мы расстались.
В тот день Женька мне понравился еще больше. Я оценила по достоинству его голубые глаза и то, как он ими на меня смотрел. Вечером я поспешила сообщить Машке о новой влюбленности, не поленившись дойти до ее дома через несколько кварталов.
– Ну ты, мать, даешь, – вздохнув прокомментировала мой рассказ подруга, продолжавшая периодически встречаться со своим бедным студентом, – впрочем я не удивлена.
Машка была не удивлена, так как считала меня ветреной особой. И мне никак не удавалось доказать ей, что совсем это не так! Просто не попался мне еще, видимо, мужчина, которого бы я сильно полюбила. Так сильно, чтобы встречаться с ним долго.
В мае от любви отвлекало только одно – учеба. Я пыталась сдать все, какие только возможно предметы досрочно, получив «автоматы», но это хоть требовало и меньше усилий, чем сами экзамены, но тем не менее каких-то требовало. Женька звонил, мы встречались, я бодро отвечала на семинарах и параллельно думала о том, куда бы поехать летом.
* * *
Соседка моя теперь встречается еще и с Женькой из нашего же класса. Удобненько-то как! Сразу двое. Женька, надо сказать, парень крепкий, но тут надо будет, раз – неожиданенько. Впрочем, они подождут. Нашел еще из района съехавших. В уме всех держу. И сразу так не буду по башке еще кого-нибудь бить. Пусть забудется тот случай. Хотя все в разных районах. Не сообразят. Связь не установят. Меня не зря по башке били в армии. Толк вышел. Сейчас иногда еще током бьет. Не всегда могу нормально тыкать, куда Палыч велит. Иногда бьет. Но не сильно. Нормально. Может тоже даже полезно для ума и общего здоровья.
Июнь, 1990
В сессию мне оставалось сдать всего два экзамена. Я пыталась не расхолаживаться и готовиться. Женька отчасти мне в этом помогал, так как у него-то была вся целиком сессия впереди, и встречаться очень часто нам не удавалось.
Тем не менее, мне как-то не думалось. У нас шла вовсю поцелуйная стадия, поэтому думать я могла денно и нощно только «о нем и о нем». Я лежала на своем диване и слушала музыку. В основном Цоя. Он барабанил мне по мозгам звездой «по имени Солнце» и меня это почему-то настраивало на романтический лад. Я гоняла пленку туда-сюда, так как на другой стороне был записан первый диск, а он мне нравился меньше. Приходилось, дослушав до конца вторую сторону, перематывать все назад. Но это было не страшно – несколько минут тупого рассматривания магнитофона – и вот «стоп» и поехали снова-здорова. Еще, конечно, хорошо романтически лежалось на диване под «Наутилус». Бутусов очень надрывно кричал в микрофон «Я хочу быть с тобой и я буду с тобой!», и мне хотелось плакать в подушку от неразделенной любви. Любовь, правда, была разделенной, но взрыднуть все равно хотелось. Учебники валялись нетронутыми…
В конце месяца мы наконец вздохнули свободно – все, что нужно было сдано, и мы получили свои честно заработанные каникулы. Еще раз обмусолив все возможные варианты отдыха, остановились на Дагомысе. Нам показалось, что это круто. Денег, правда, хватало только на поезд в плацкарте и съемную комнату – на авиабилет и дом отдыха мы не рассчитывали. В тот момент нас уже потряхивало друг от друга конкретно. С Сашей мне целоваться нравилось, но не более того. С Женькой же было трудно не перейти к «более того» сразу, без особых прелюдий.
В девушках я уже не ходила чуть меньше года. Вся наша теплая компания лишилась невинности примерно в одно время и по одному сценарию. Сценарий был прописан для нас Анькой, которая провозгласила в свое время, что невинность надо терять к двадцати годам, не позже. А самое главное, терять ее надо было с тем, кого не очень сильно любишь, чтоб потом с ним на всю жизнь не остаться – с этим первым и не дай бог последним. Мы посмеялись и … так все и сделали. Не нарочно, просто так вышло.
У меня, например, случился курортный роман, который закончился ровно с окончанием отдыха. Я честно рассчитывала, несмотря на Анькины предупреждения, на продолжение, но его не случилось. Сама Анька выбрала из своих многочисленных кавалеров самого на ее взгляд опытного, да еще и наименее в нее влюбленного. Она открыто ему объявила о своих намерениях сделать его своим первым мужчиной и, захватив из дома чистые трусики, поехала к молодому человеку домой. Машка долго чего-то мудрила, но потом к осени призналась, что и она уже того-с, не девушка. Ухажер тоже исчез в неизвестном направлении.
С тех пор повторения сексуального опыта не случилось. Да и до Саши я особенно ни с кем не встречалась серьезно, а с самим Сашей как-то не сложилось.
Теперь проблема была опять в том, что негде. Женька жил с мамой, я с родителями. И все как-то не складывалось освободить помещение. Даже если все «шнурки» куда-нибудь сваливали, по каким-то причинам явки проваливались. Мы так и останавливались на целовании, сильном целовании и совсем уже сильном целовании. Далее либо неожиданно возвращались родители, либо в дверь звонила подруга, либо случалось еще какое-нибудь стихийное бедствие. Учитывая тем более не очень частые капитальные отлучки старших товарищей из дома, картина складывалась неприглядная.
Ну и мы, конечно, волновались перед поездкой. Все-таки почти целый месяц вдвоем, первый раз, можно сказать кинутые на произвол судьбы. Дома мы оба, естественно, наврали, что едем с друзьями в большой компании. В эту компанию вошли все известные нам особи мужского и женского пола, чтобы потрафить родителям обоих полов. В моей компании, в частности, якобы присутствовала Машка (уезжавшая в то же время с родителями в Светлогорск), Анька (уезжавшая чуть ранее нас в Болгарию) и Марина (остававшаяся в Москве, но жившая совершенно в другом районе и вообще малознакомая моим родителям). В Женькиной, конечно, находился ближайший друг Илья, а также Андрей и Дима. Координация их перемещений была уже на совести Женьки. Совершенно точно уезжал Илья. Он вместе с нами прибыл на перрон, но только отправился со своими институтскими друзьями не до Сочи, а куда-то в сторону Крыма.