Медленно и осторожно чалился он у левого берега реки, прижимаясь к Английской набережной.
Нахальные чайки кружили над белоснежными палубами в надежде схватить на лету какое-нибудь угощение от прибывших иностранцев.
…На стойку офиса частной гостиницы, расположенной тут же, на Английской набережной, прямо напротив причалившего лайнера, лёг французский паспорт.
Его взял в руки уже известный по зимним похоронам в Сестрорецке молодой человек. Тогда он был в косухе и чёрных кожаных штанах. Теперь это – приветливый администратор в униформе отеля, по-российски курносый, рыжеватая шкиперская бородка, веснушки.
– Бонжур, мадам Хаслунд, – приветствовал он по-французски улыбчивую приезжую, заглянул в какие-то бумаги и тут же продолжил (тоже по-французски, предлагается русский перевод). Вас нет в списке участников астрофизического симпозиума…
– Я не только Хаслунд, но и Дашкова, – заметила приезжая тоже по-французски и повторила свою вторую фамилию, – Дашкова.
– Увы, мадам… – виновато улыбнулся администратор, просмотрев ещё раз список. – Но свободные номера есть…
– Я согласна…
– Ваша карта?..
– «ВИЗА карт блё», – гостья – молодая (29 лет), ухоженная женщина в дорожном костюме протянула свою карту. Рыжие кудри её были уложены модно, но строго.
– Мадам, меня зовут Максим Фёдоров… Я в любой момент готов прийти вам на помощь, дать совет, проконсультировать…
– Спасибо! – сказала мадам Хаслунд-Дашкова.
– Дядя Костя! – позвал администратор Максим.
Из служебной двери появился пожилой усатый служащий в расшитой золотом и бисером (стиль «ориенталь») бархатной униформе. Таких слуг для путешественников англичане называют «грумами». А если бы усатый дядя Костя был украшен ещё и пёстрым тюрбаном или чалмой, а на ногах у него были бы синие шёлковые шальвары и чувяки с загнутыми носами, то можно было бы сказать, что гостиница SLONIK надёжно охраняется воинственным племенем «сикхов»…
… – «Людовик Четырнадцатый», – сказал молодой администратор пожилому «груму».
Дядя Костя взял портплед французской гостьи.
– Это всё? – спросил он по-русски. – Другого багажа нет?
– Нет… Остальное недалеко, осталось на корабле… – тоже по-русски ответила приехавшая. – Четыре дня подождёт. Хочется пожить на суше, не качаясь…
И она в сопровождении «грума» дяди Кости исчезла в лифте… …Теперь на стойке появился американский паспорт.
– Гуд морнинг, мистер Хаслунд! – тотчас же перешёл на английский приветливый администратор Максим.
– Хаслунд-Кречевский… – чётко поправил его новый приезжий.
Строгий парусиновый пиджак облегал его высокую фигуру, фланелевые брюки, галстук-бабочка.
– Ваш номер – семнадцать… У вас оплачено… «Всё включено». Вот ваша ключ-карта и бейджик симпозиума… Вы – муж и жена? – полюбопытствовал молодой бородач за стойкой. – Можем предоставить семейный номер… Но с доплатой.
– Мы брат и сестра… – без тени улыбки ответил поджарый, спортивного вида (36 лет) мистер Хаслунд-Кречевский. Получив пластиковый жетон, он взял подмышку свою единственную поклажу – заплечную сумку-рюкзак… И начал подниматься по лестнице.
Как это часто бывает в небольших частных гостиницах, бельэтаж был устлан коврами. На одной из дверей – торговый знак HOTEL «SLONIK». Рядом стояла крупная пёстрая фигура индийского слона из папье-маше – символ отеля. Если кто-то проходил мимо него, слон приветливо качал лопоухой головой с хоботом.
Одна из дверей была приоткрыта. В просторном кабинете «хай-тек» перед мониторами локальных камер наблюдения сидела хозяйка гостиницы – уже известная пятидесятилетняя Светлана Евгеньевна.
Кто давно её знал, тот бы подтвердил, насколько она всегда была энергичной, любопытной, инициативной. В данный момент она прижимала плечом к уху модный айфон. Пила кофе… Рядом стояла рюмка с ликёром «Бейлис».
Через приоткрытую дверь ей было видно, как по коридору проходили вновь приехавшие гости международного симпозиума.
Госпожа Хаслунд-Дашкова вошла в свои апартаменты. Балдахин над постелью, золочёная мебель, картины в тяжёлых рамах на стенах, антикварный таз с фаянсовым кувшином на мраморном туалетном столе, плотные портьеры на двух окнах, полумрак.
Новая гостья раздвинула портьеры. Стало светло. За окнами – громада «Принцессы Грейс».
Смеясь, вновь приехавшая вышла в коридор гостиницы, позвала:
– Антон!.. Ты где? – заморская гостья вдруг перешла на русский.
…Угрюмый Антон стоял в двери тесного, обитого пластмассовыми панелями спального места, где за голубой пластиковой занавеской угадывалась душевая.
– Я вижу, хорош этот ваш симпозиум… Оставался бы на пароходике…
Бросалась в глаза очевидная разница в оплате этих двух апартаментов – роскошь за «наличку», скудость казённой оплаты.
– Дом с привидениями должен стоить дороже, как сказал кто-то из англичан, – рассмеялась сестра.
Настроение американца было явно испорчено.
– Вспомни, Антон, невзгоды в Гарварде…
– Катерина, звони матери, – прервал ее Антон.
– Пойдём в мой замок Синей Бороды… – позвала она брата и по пути в свой номер начала звонить по мобильнику.
Зазвучали сигналы из телефона – один, другой, третий… * * *
…Где-то далеко от гостиницы откликнулся гаджет в белом блестящем корпусе, в нём зазвенела ответная реакция – четвёртый, пятый…
…Это был лежавший на кухонном столе рядом с кофейником мобильник, на экранчике которого появилось имя «Катя»…
P. S.
Мы ещё часто будем использовать этот «монтажный» приём в нашем повествовании, ибо вы читаете не просто «повесть», а «киноповесть».
Наша надежда – это когда-нибудь вам показать, как всё происходило, а вам увидеть.
– Ну что?.. Как мать? – спросил Антон, стоя посреди средневековой роскоши.
– Не отвечает… Я же вчера с ней разговаривала… Странно.
– Посылай письмо…
Антон надел очки и начал изучать треснувший старинный рукомойный кувшин на мраморном туалете. Потом перешёл к потемневшему от времени пейзажу с пиниями на склонах Везувия.
– Написала?.. Читай.
– «Мамочка! Мы, к сожалению, приехали раньше времени и, оказывается, только на три или четыре дня. У Антона симпозиум. Цейтнот. А ты где?.. Катя».
…Этажом ниже в кабинет хозяйки гостиницы вошёл молодой бородатый администратор. По тому, как он вальяжно сел на диван, положив ногу на ногу, было видно, он не простой служащий отеля.
– Симпозиум оформил? – спросила Светлана Евгеньевна, взяв из рук Максима список, и стала внимательно его изучать…
– Кто такая Дашкова? – в голосе хозяйки гостиницы проснулся интерес.
– На самом деле она Хаслунд… Я поселил её у «Людовика Четырнадцатого»… Она оплатила, не моргнув глазом, по «ВИЗЕ карт блё».
– Вот как… Она, что ли, из Франции?.. А кто такой Кречевский?.. Почему он тоже Хаслунд?
– Они брат и сестра.
– Вот как!.. Интересно… Как выглядят?.. Похожи?.. Возраст?..
– Не первой свежести… – пожал плечами администратор Максим, встал и вышел из кабинета.
Как только дверь за ним закрылась, Светлана Евгеньевна немедленно взялась за свой айфон:
– …Аркадий Савельич?.. Это Света Фёдорова, ваш любимый отель SLONIK… Кажется, на ловца и зверь бежит…
В трубке стал слышен громкий голос знакомого по сестрорецкому кладбищу господина Бруевича:
– Здравствуй, Слоник!.. Слышу волнение… Возьми себя в прелестные ручки…
Слоник от души рассмеялась – ей нравился этот старомодный комплиментарный тон старика Бруевича.
– Как вы и говорили, у нас, действительно, тут по соседству, на Конногвардейском, начинается какая-то очередная научная движуха. Много иностранцев, и там затесались какие-то Дашковы – то ли из Штатов, то ли из Франции…
– Надо же!.. – Бруевич явно веселился. – Ловцы… Звери… Движуха… Пароходы… Неожиданно!
Потом голос в трубке стал серьёзным:
– Евгеньевна, пришли кого-нибудь из классово близких.
– Хорошо, сейчас пришлю Максимку…
– Или нет, я сейчас сам заскочу.
Светлана Евгеньевна взяла со стола фотографию в рамке, стоявшую в окружении семи нефритовых слоников «счастья», долго смотрела на неё, грустно улыбаясь.
Это был портрет Вадима Дашкова – молодого, смеющегося… Такой же портрет был зимой на Сестрорецком кладбище.
Секунду помедлив, Слоник убрала фотографию в ящик стола. * * *
…Момент наступления вечера в это время года в Петербурге трудно заметить – белые ночи!
На Английской набережной, где когда-то стояла Англиканская церковь Иисуса Христа, – она же Нижняя Береговая набережная, она же Галерная, она же Исаакиевская, она же Красного Флота и куда нынче причалил океанский лайнер, было светло как днём.
Иллюминация – знак праздника и гостеприимства!..
…Брат и сестра Хаслунды вышли из гостиницы SLONIK на свежий речной невский воздух. Прошли мимо ещё одного расписанного индийского слона на крыльце, символизирующего охрану дома, а также мудрость, величие, добродушие, энергию и удачу. Брат задержался возле стоявшей у входа видавшей виды серой «Волги».
– Наш «Форд» середины пятидесятых, – показал на машину Антон.
– Тут по-русски написано «ГАЗ», – прочла сестра.
– …Или канадский «Шевроле», – предположил старший брат, не приняв во внимание слова Кати.
Взгляд Кати остановился на ярком глянцевом журнале в его руках.
– Постой, постой… Откуда это у тебя?.. – она взяла в руки периодическое рекламное издание. – И что такое «Вторичка»?
– Вероятно, от слова «второе», второй раз, секонд-хенд. В чём проблема?
– Посмотри на обложку…
…«ARCHIVES – ВТОРИЧКА» назывался журнал, и на его обложке было помещено крупное цветное фото старого европейского сельского особняка.
– Это же наш с мамой дом под Дюнкерком…
– Действительно, похож… – кивнул Антон.
– Правда, фото какое-то старое, сделанное, как видно, до появления нашего «Бистро».
– Таких домов там много… – успокоил сестру Антон, собираясь выбросить журнал в урну, но Катя его остановила:
– Постой-постой… – и положила «Вторичку» в свою сумку.
…Юлия Ивановна Дашкова в шелковом гофрированном халате тоже пила кофе с гренками в своей крохотной кухне без окон, когда резко, по-старинному, зазвонил городской телефон с диском. Она взяла тяжёлую трубку:
– …Гостиница «Мяу».
– Гав-гав! – ответила трубка, и послышался смех.
Юлия Ивановна терпеливо дослушала раскаты смеха, не прерывая весельчака.
– Не нахожу ничего смешного… – вежливо сказала она. – Да, приют… Да, ветлечебница… Да, для кошек, а не для собак… Да, «Мяу»!..
Юлии Ивановне за семьдесят, она погрузнела, не так подвижна. Но свежа лицом – долгие годы регулярного ухода, отсутствие семейных хлопот, эгоизм… Всё это дало положительный результат. Она была полна энергии и инициативы.
Теперь её потревожил дальний сигнал мобильного телефона. Он, судя по звуку, находился в другом конце квартиры. Юлия Ивановна перешла из кухни через спальню в гостиную. Обе эти комнаты являли собой яркое и пёстрое зрелище.
На столе, на шкафах, комодах и полках были разложены несколько разнокалиберных лукошек, плетёных корзин, коробок. Все они были заботливо утеплены и красиво оформлены шерстяными платками, шалями, свитерами – пёстрыми и ярко-цветными – разным цветом для каждого гнезда. Вокруг бегали котята, а в самих гнёздах дремали солидные постояльцы.
Юлия Ивановна, усевшись на свой любимый старый велотренажёр, строго оглядела себя в огромном настенном зеркале и приложила мобильник к уху.
– Да, слушаю… Ой, Светочка!.. Ой, Слоник мой дорогой! Ну, что, какие новости?..
Кадр из «Семейной кинохроники» 1990 г. – «Перестройка»
…Проводив гостей, с которыми была шумно, сытно и пьяно отмечена защита диссертации Юлии Ивановны, усталые Вадим Дашков и его супруга сидели в креслах по разные стороны тёмной комнаты. За окном назойливо мигала цветная реклама, стало скучно и пусто…
– Юля, почему у нас нет собаки? … Или хотя бы кошки.
– Этого только не хватало!
– Уходят люди, и в доме такая пустота.
– А что тебе мешает? Надо меньше болтать и больше работать…
– Я работаю.
– Не просто работать, а постоянно понимать свой потолок.
– Как ни поднимай, а потолок всё равно один – дубовая крышка…
– Что за гадости к ночи!..
Юлия Ивановна продолжала крутить педали велотренажёра, не отрывая мобильника от уха.
На рабочем столе в окружении нескольких котят стоял мужской фотопортрет в рамке красного дерева… Это всё тот же Вадим Дашков. В углу портрета – чёрная траурная лента…
– Какой журнал? – не понимала Юлия Ивановна. – Что привёз Бруевич?.. Какие Дашковы?.. Где?.. У тебя?.. Покажешь?..
Крутя педали велотренажёра, она долго слушала, что ей сообщал мобильный телефон.
– Только не надо! Твой Максик – он не Дашков, он – всего лишь Фёдоров… Это я – Дашкова, я!.. – нервно настаивала Юлия Ивановна. – …Даже не разведённая, представь себе! За это время пару раз меняли паспорта, но я везде – Дашкова… Скажи мне лучше, будь другом – что ты теперь затеяла?.. Прямо на обложке?.. Цветное фото?..
…Хозяйка гостиницы Светлана Евгеньевна встала, подошла к двери своего кабинета и плотно прикрыла её.
– Это фото – то ли французского, то ли бельгийского дома Вадима – на обложку делал сам Бруевич. И не только на обложку. Там внутри ещё несколько фоток, – сказала она. – Правда, какие-то совсем свежие… Как после ремонта…
– Чья интрига?.. Какая цель? – продолжала недоумевать хозяйка ветеринарного приюта «Мяу!».
– Я тут ни при чём… – чётко сказала трубка.
…Конногвардейский бульвар (бывший бульвар Профсоюзов, бывший Благовещенский, бывшая Адмиралтейская часть) в Петербурге начинается с огромного здания Манежа (бывших казарм лейб-гвардии Конного полка, бывшего гаража НКВД), превращенного в новейшие времена в выставочный комплекс с многочисленными аудиториями и залами для всевозможных мероприятий социального, научного и культурного свойства, для престижных выставок и вернисажей.
Бульвар по обе стороны открывается двумя «Колоннами Славы» с фигурами богини Ники – подарок короля Пруссии Фридриха-Вильгельма Четвёртого императору Николаю Первому.
Манеж окружён сетью гостиниц – от самых элитных («Астория», например) до частных и мелких (SLONIK на Английской набережной).
…В буфете гостиницы SLONIK царствовал дядя Костя в расшитом золотом индийском колониальном камзоле. Он поставил перед Катей и Антоном чашки, кофейник с утренним кофе и кувшинчик со сливками. Каждую чашку украшала эмблемка маленького пёстрого слона.
– А круасаны? – спросила французская гостья.
– Круасанов у нас не бывает, – ответил дядя Костя. – У нас пирожки…
– Какие?
– Мини… Есть с капустой…
– С капустой? – скривился Антон.
– Есть ещё с брусникой, с черникой и чёрной смородиной.
– Очень интересно, – сказала Катя. – Можно всё попробовать?