Скульптор с Олимпа - Головков Александр 2 стр.


Если бы не пожухлая трава и золото опадающих листьев да красное пламя рябин, неожиданно возникающее там и тут в скверах и вдоль улиц, да ещё – молчание птиц в пору успокоения природы, то вполне можно принять это время, как продолжение летней благодати.

Нужно сказать, что эту благодать осеннюю я представляю, как компенсацию мне, находящемуся в больнице на обследовании сердечных дел. Только не любовных, а физических, в связи с пороком сердца…

Но это грустная история, о которой вовсе не хочется говорить. Благо, что поговорить есть о чем: о том, что ласкает мой взор даже в такой обстановке.

Итак, забудем, что вижу я эти виды из окна больницы, представим, что это такая смотровая площадка, на которую я забрался, чтобы полюбоваться самому и теперь мне захотелось рассказать о тех впечатлениях, которые навеяли мне окрестности Пятигорья.

В этот ранний час вдруг послышалось натужное гудение машины, поднимающейся в гору по одоной из главных магистралей города совсем рядом от этого места.

Вдали за Бештау и Машуком, напротив моего окна, висели две синеватые тучки, растянутые по горизонту. Создавалось впечатление видимого, но далёкого берега, перед которым, на переднем плане будто простирается морской залив из синего-синего воздушного океана.

Под Машуком, совсем рядом, причудливо зацепившись за основание горы стоящие на рейде многопалубные корабли – возвышающиеся высотные здания, строения всевозможных конструкций.

Эта мирная «эскадра» со своей командой в каждой каюте-квартире ещё досматривала последние сны…

Кто-то из её обитателей, однако, уже собирался по своим делам, ожидавшим их предстоящим днём.

Среди всего этого великолепия стояла необыкновенная умиротворённость и торжественность рождения дня.

Солнце уже начинало свою игру бликами на окнах, а на одном − горело золотым свечением от «прямого попадания» луча Аполлоновой колесницы.

Лесистые склоны Машука, с буро-зелёной листвой, говорили о глубокой осени на Кавказе, с необыкновенно тёплым бабьим летом.

Красавицы-рябины в палисаднике – три куста – отвлекали от монументальных видов, также притягивая к себе взгляд.

«Подождите, − мысленно говорю я им, − вы никуда не денетесь, а вот пейзаж океанский, точнее, иллюзия его, скоро могут исчезнуть…».

На фоне этого пейзажа гора Бештау смотрелась надёжной пристанью. А низко парящая птица над ним, кажется орёл, подчёркивала его величественность.

Телевизионная вышка на горе Машуке делала её похожей на величественный маяк. Кажется, вот сейчас с высоты вышки мелькнёт направленный луч куда-то в пространство. Плывите смело корабли, океанские лайнеры. А то – пришвартовывайтесь к нашим берегам, здесь всегда будут рады далеким путешественникам…

Долго ещё я любовался этими «слайдами» природы. Воображение рисовало палубу корабля, а вокруг океанские волны, свет далёкого неба, китовые фонтаны от лоснящихся чёрных тел на горизонте…

Гул машин усилился, послышались звуковые сигналы клаксонов, город просыпался, и вместе с тишиной таяла иллюзия океанского пейзажа.

Я перевёл взгляд на три «костерка» рябин во дворе больницы, кажется, так неуместно посаженных здесь, среди человеческой боли и страданий…

«С другой строны, всегда есть надежда, − подумал я, − как эти три огонька, свечками горящие в Храме облегчения и спасения.

Люди, приходящие сюда, смотрят на них, и они невольно радуют глаз. Ведь это естественная природная красота – грозди налитых, сочных ягод, предназначенных не для самой рябины: осенью и зимой они послужат хорошей добавкой к питанию птиц.

Сама же рябина по молодой наивности будет только рада: придёт весна и вновь могучие силы жизни наполнят живительным соком её ствол. Лопнут дремавшие почки и новые клейкие листочки устремятся к солнцу!

Эх, жаль, что на такую красоту у меня нет с собой фотоаппарата…

Октябрь 2010 г.

Новогодний прикол

То, о чём сегодня пойдёт речь, могло произойти где угодно и с кем угодно, особенно когда в подобном коллективе есть такой моторчик, как наш Колян.

Ему было за тридцать, официально он звался Николаем Кирьяновичем, имел должность специалиста по маркетингу. Мы его называли просто Коляном, а то и Приколяном.

Итак, Новый год. Последние хлопоты, авральные дела в издательстве.

В своём коллективе мы ежегодно проводили корпоративы прямо в офисе. Закупали продукты, ёлку.

Николай составил нечто вроде сценария. Он был прирождённым юмористом. В голове держал тысячу и один анекдот. Ему бы писать смешные рассказы, истории, но на это у молодого человека не хватало желания или терпения.

Наш коллектив подобрался, что называется, – винтик к гаечке. Все знали друг друга давно, дружили семьями, помогали друг другу.

Пришли на корпоратив семейные пары и те, кто гуляют сами по себе.

Уселись за большой праздничный стол, на котором манили запахами аппетитные закуски. Там было от незатейливых бутербродов с колбасками, икрой и зеленью, до стандартного в нашей стране «национального» блюда оливье.

И далее по списку: салаты, соленья, огурчики, помидорчики, капустка хрустящая, грибочки маринованные, аппетитные балыки, шашлыки и прочая, и прочая…

Солидно и разномарочно возвышались бутылки со спиртными напитками.

Ёлка празднично сверкала гирляндами огоньков. Наигрывал популярные песенки музыкальный центр.

Но вот убавили громкость музыки, послышался властный голос шефа:

– Внимание, господа! Мы все с вами теперь господа, – шутил наш «ген-дер» – генеральный директор Валерий Саныч. – Я вас всех где-то…

А где?.. – он поглядел по сторонам, потом наклонился и заглянул под скатерть праздничного стола. – Да здесь! – Уверенно показал он жестом, обводя присутствующих, – всегда люблю и обожаю!

И на правах, мда… вашего доброго ангела хочу поздравить дорогих и незаменимых с наступающим Новым годом!

А теперь перейдём непосредственно к празднованию.

Я с удовольствием слагаю с себя благородную долю тамады и передаю её в руки нашего мда… Николая Кирьяновича. Прошу жаловать! а любви к нему нам не занимать.

Колян, облеченный полномочиями «самого», сделал шутливое лицо и изрёк:

– Друзья, оставим церемонии, объявляю программу нашего вечера.

Первое. Для всех присутствующих вменяется обязательная непринуждённость и непременная доброжелательность. Весь вечер на арене и за этим столом с вами – ваш Приколян.

Делать разрешается всё, что не запрещается. Для вас сегодня играет наш духовой… музыкальный центр. Танцы-манцы, разрешаются зажиманцы, но не более…

Шутки, смех обязательны. И многое ещё чего. Скажу по секрету: перед боем курантов вас ожидает сюрпрайз – смертельный номер под куполом!

Ничего не бойтесь, слушайте меня, и мы доживём до Нового года!

И понеслось – тосты и выпивки, танцы, шутки, анекдоты и разговоры. На пике празднества, ближе к полуночи, многие уже не слушали Коляна. Он тоже не особенно старался держать внимание на себе. Танцевал с одной миловидной сотрудницей незамужнего состояния Юлечкой-корректоршей, втайне питавшей надежду, что Николай обратит, наконец, на неё серьезное внимание и создаст в родном издательстве ещё одну семейную ячейку.

Настенные часы показывали «без пяти Новый год».

Извинившись перед Юлей, Николай обвёл взглядом сотрудников. В его глазах появилась решимость, быстро подошёл к столу, вилкой постучал по бокалу:

– Дорогие мои! Как поётся в известной песенке: «Пять минут, пять мину-ут…»

Пора к столу. Но прежде, чем зайдёмся в радостном вопле в честь Нового года, я предлагаю обещанный сюрприз. Прошу кавалеров наполнить бокалы, каждый должен откупорить по бутылке с шампанским.

Я специально припас целый ящик, не скупитесь – всем хватит. Повторяю, каждый должен открыть свою бутылку.

Время, время, джентльмены, – снова постучал он по бокалу для тех, кто замешкался. – Бутылку поставьте перед собой. Начинаем открывать, не церемоньтесь, пожалуйста, один раз в год бывает Новый год. Пробки в потолок, нАчали!

Подвыпившие мужчины, поддавшись общей эйфории, спешно откручивали проволочные держатели на пробках, послышалась канонада: золотисто-пузырчатые струи устремились в потолок.

Колян пошёл дальше: выстрелив пробку, он направил створ бутылки, как ствол брандспойта на стоящих напротив и, встряхивая, прижимая отверстие пальцем, стал поливать всех, как это делают на пьедестале почёта победители авторалли после награждения.

Послышался визг, крики, кто-то полез под стол, кто-то пытался отвести «дуло» от себя, но вот полетела ответная струя в Коляна. Все, как безумные, поливали друг друга.

Это длилось минуты три. В тишине громко ударили настенные часы с боем. Народ замер. И тут Колян воскликнул:

– Шампанского дамам! Что же вы, господа?! Забыли о Новом годе? Загадываем желания и подымаем бокалы за то, чтобы наша жизнь в следующем году была такой же фонтанирующей, радостной и счастливой! Гип-гип – ура! Троекратно, все вместе, ну!

Грянуло троекратное «Ура-а-а!!!»

С последним ударом кинулись обниматься, поздравлять друг друга. Праздник покатился дальше, тосты, хохот и всё остальное по полной программе – широко и раздольно.

А мне вдруг подумалось, что, может в таких вот моментах и проявляется то, что иностранцы называют «загадочной русской душой…»

Махара

Впервые я приехал на Кавказ в августе середины семидесятых годов прошлого века. Шёл по улицам курортного городка, и повсюду у частных домовладений с плодовых деревьев свисали, падали на землю и на асфальт спелые сливы, груши и яблоки.

Меня это поражало, поскольку я приехал в отпуск из Сибири, и у нас там ничего подобного нет, такое обилие пропадающего добра, здесь никого не интересовало: падает, гниёт, его топчут. Украдкой поднимая спелые плоды, обтирал их ладонью и ел.

Я приехал погостить к родственникам на месяц из шахтёрского городка, где восемь месяцев зима и холода, и всё, как в чёрно-белом кино: белый снег, который, не успев лечь на землю, становился чёрным из-за вечно дымящихся терриконов из-за летевшего пепла, оседающего повсюду. Пепел забивался в двойные рамы оклеенные бумагой окна, к весне его набиралось до половины, ухудшая освещённость помещений.

В семидесятые годы у нас в магазинах не найти было на прилавках фруктов и многого чего днём с огнём, что лежало свободно в магазинах курортных городов Кавминвод. Здесь продавались колбасы, сыры и другие деликатесы. Что ещё удивительно, было множество различных вин: «Улыбка», «Каберне», «Кагор», «Портвейн», «Чёрные глаза»…

О существовании многих вещей, живя в Сибири, я даже не подозревал. У нас там на прилавках стояла только водка, «Шампанское». Пиво «Жигулёвское» на улице − бочковое на розлив. В ресторанах ассортимент конечно побогаче, но часто ли рабочий человек мог позволить себе отобедать в таком заведении?

Друг попросил привезти сухого вина с Кавказа, я спросил: «Оно что порошковое, как горчица или молоко?»

«Нет, − ответил он, − приедешь, увидишь…»

Конечно, не все были такие «дикие», как я, но и они не все могли пользоваться дарами юга…

Приехал я, однако, не только посмотреть как люди живут, а с прицелом: чем чёрт не шутит, может, удастся перебраться в эти благословенные края. Никто меня с семьёй не обрекал на вечную жизнь под небом Сибири, хоть и прекрасной по-своему, но хотелось чего-то более тёплого…

Родственница моей жены Вера Григорьевна работала главным бухгалтером Пятигорской маслосырбазы. Благодаря этому обстоятельству во время моего отпуска открылась потрясающая возможность ознакомиться гораздо глубже и ярче с уникальной природой Кавказа.

* * *

Наш бело-синий старенький ПАЗик медленно и натужно ехал по горному серпантину, поднимаясь всё выше и выше. Цель путешествия − малоизвестный перевал среди бесконечных красот кавказских гор Гондарай-Махар, местные его называли просто − Махара.

Ехали мы не к перевалу, а в живописное место долины Махар-Су, где протекала горная река. Почему-то называли её истоком Кубани. Может, это был один из них, впрочем, для меня это было не столь важно, я приехал не за географией, а за впечатлениями.

В горной реке, бешено стекающей с гор, водится форель, а в самой долине, говорят, встречаются бурые медведи.

Местные пастухи здесь пасут баранов на сочной траве у суровых хребтов, стоящих словно нарты-исполины. Выше на их отрогах водятся гордые туры, яки, полудикие коровы, лошади, козы.

В «ПАЗике» нас ехало человек десять, за давностью лет всех не припомню, с нами были два карачаевца, а также мои родственники Вера Григорьевна с мужем Борисом Тихоновичем.

Ради Веры Григорьевны, собственно, и был устроен её друзьями из Нальчика двухдневный пикник с ночёвкой. Я удачно вписался, как родственник, в эту тёплую компанию. Ехали ещё несколько коллег Веры Григорьевны и соответственно сотрудники карачаевцев из Нальчика.

Всё было заранее продумано и снаряжено по высшему разряду – гостеприимство, как известно, на первом месте у горских народов. Перед поездкой был зарезан и освежеван молодой барашек, приготовлена фляга айрана (кисломолочный напиток) и другая провизия. Также – палатки, спальные мешки.

Впереди ПАЗика, словно прокладывая курс, карабкался, сопровождавший нас ГАЗ-69. Назначение его в нашей экспедиции я понял позже…

Из окон уютного автобуса мы смотрели на потрясающие окрестные виды.

Справа вверх уходила горная крутизна, поросшая кустарником и деревьями, слева − то открывалось, то пряталось глубокое, поросшее леском ущелье, со дна которого доносился шум несущейся горной реки.

Дорога поднималась серпантином всё выше и выше.

Двигатель старенького ПАЗика, казалось, из последних сил тащил себя и пассажиров.

Мы несколько раз останавливались у бьющих сероводородных нарзанных источников. Одни были холодны и вкусны, мы их набирали в бутыли, от других же сильно отдавало тухлыми яйцами – сероводородом, но они целебны, и мы умывались их водой.

Немного не доехав до пункта назначения, оставили «ПАЗ» с шофёром на площадке и стали пешком подниматься выше за ГАЗ-69, ему и такие кручи нипочём.

После получасового подъёма, оказались на сравнительно ровной площадке среди высоких елей и пихт у излучины реки.

Все устали, таща рюкзаки и амуницию. Присели отдохнуть.

Вскоре наши друзья из Нальчика развели костёр, я пошёл собирать хворост и ветки, кто-то устанавливал палатки. Каждому нашлось дело.

Собирая сушняк, я наткнулся на огромный гриб мухомор. Ничего подобного не видел раньше, он поражал размерами, огромными красными горошинами на шляпке и толстой белой ножкой. Всё это выглядело как искусственное, вылепленное и нарисованное, но яркое и даже аппетитное. Я взял гриб с собой, и все путешественники также удивились этим лесным чудом.

На месте стоянки работа по приготовлению пикника шла полным ходом.

Здесь наши друзья были не первый раз, откуда-то появилась широкая доска, на которой женщины стали резать хлеб. Мужчины открывали консервы.

Гвоздём программы ожидался карачаевский шашлык. Это не совсем тот шашлык, что мы привыкли видеть и готовить в городских условиях.

Конец ознакомительного фрагмента.

Назад