«От литургии слову верных…»
От литургии слову верных
мелькают городские сны,
поскольку в веке двадцать первом
в Москве не слышно тишины.
Молитве немощной внемли!
Забыт и быт седой, и вечер хмурый
там, где история Земли –
война цивилизации с культурой.
«На экране звездного окна…»
На экране звездного окна
замерла небесная символика.
Сутки прочь. И солнце, и луна
крутят исторические ролики.
Луч звезды – серебряной осы –
жалит зрение,
а где-то в отдалении
движут ночь настенные часы –
сердце механическое времени.
«Я не один, и правит мной…»
Я не один, и правит мной
в стране молчания и пенья
хранитель – ангел неземной –
пособник тихий вдохновенья.
Слова – заведомая ложь,
и не озвучить на бумаге,
что говорят весенний дождь
и молний синие зигзаги.
В полях уснувшие ветра.
Наполнит ум молчанье это.
Над лесом светит до утра
златая лунная монета.
Переплелись и явь, и сны,
и мир укрыт ночною сенью,
где голос древней тишины
пророчит радость воскресенья.
Осень
Покой и мир наводят сон
в пространстве бытовых укрытий.
Ведут хрустальный перезвон
дождя сияющие нити.
Часов ленивых долог ток,
и небосклон, где птичьи стаи,
так упоительно глубок,
романы осени читая.
«Душа и дух в земной таятся клети…»
Душа и дух в земной таятся клети,
сменяет время солнце и луну.
Церковное встречая новолетье,
листва живит шуршаньем тишину.
Рождество
Чиста природа в январе:
река, замерзшая до донца,
и зелень елей в серебре
в пространстве золотого солнца.
Дыханье мира улови,
стихий таинственно родство.
Пурпурной жертвою любви
душа омыта в Рождество.
Воспоминание о будущем
Я ищу из насущного мига побега
с вдохновеньем в душе или без,
в то прошедшее, где под алмазами снега
грезит счастьем готический лес.
«В окне не видно горизонта полосы…»
В окне не видно горизонта полосы,
сгущаются невежество и темень.
Пробили полночь суетливые часы,
и смерть есть остановленное время.
Априори
Содержит истина иллюзию пространства,
и циферблат есть только символ круга,
что в вечность вводит призрачные цифры.
Перед лампадой
Перед лампадой образ грозный.
Вражду умирить попроси,
где ветерок колышет сосны
и кружит ястреб в небеси.
И сердце трепетно дрожит,
разбужено крестовым жестом,
и безобразие души
молчит пред мирным совершенством.
Обетованье не обманет,
сойдя в кладбищенскую сень –
там Царства Божьего сиянье
переполняет каждый день
«Царственный лик…»
Царственный лик
тих в мире печали и темени.
Брошенный миг,
круги на поверхности времени.
«Царство храма цветёт лепестками огня…»
Царство храма цветёт лепестками огня.
Я Христа именую по отчеству.
В сновидениях ночи, в сиянии дня
мы едины в своём одиночестве.
«Тонка связующая нить…»
Тонка связующая нить,
тоска сменяется печалью.
Апостол Пётр прозвенит
во тьме заветными ключами.
Исчезнет сумрачная тень,
блеснёт прекрасное мгновенье.
Апостол Павел каждый день
пророчит радость воскресенья
Елена Егорова
Дзержинский
Руководитель литобъединения «Угреша»
Пушкин – родовой москвич
С какою тихою красою
минуты детства протекли…
А.С. Пушкин
Первый вздох поэта, первый шаг
Древняя столица принимала.
Гения от бед оберегала
Православная её душа.
Годы детства с тихою красою
Здесь текли, здесь музы первый клич
Слышал Пушкин – родовой москвич,
И Москву любил он всей душою.
Московские этюды в чистых тонах
1
Над Москвою солнце ясное
Поднимает алый лик.
Осветилась площадь Красная
Светом утренних молитв.
В красных водах отражаются
Башни красные Кремля,
И румянцем наливаются
Купола, колокола…
Храм Блаженного Василия
В алой ферязи зари.
Небосвод над всей Россиею
Красным маревом залит –
Будто скверна очищается
Кровью жертвенной Христа,
И над миром воцаряется
Заревая красота.
2
Май на Руси – зелёно-голубой,
Необычайно ласковый и яркий.
И чувствуется Божия Любовь
В травинке каждой, веточке, фиалке…
Листвы вуаль – как нежные мазки
Светло-зелёной чистой акварели.
Могучие старейшины Москвы –
Дубы столетние – и те зазеленели.
Весь мир живёт в плену зелёных грёз
И надевает юные одежды.
Исполнен бирюзовый взгляд берёз
Молитвенного света и надежды.
И колокольчиками в свежих зеленях
Пичужки перед Господом звенят.
3
Белая облачность. Голуби белые.
В чистом снегу дерева поседелые.
К рощам крадутся туманы белёсые
И обвивают их белыми косами,
И разливают своё молоко
Над безмятежной Москвою-рекой.
Дали родные, дороги и башни
Словно расписаны белой гуашью.
Белы берёзы у белой стены
В царстве спокойствия и белизны.
Белая роза – узор на стекле.
Белая церковь на белой земле.
И Богородицы белый Покров
Виден сквозь дымку молитвенных снов.
4
Зимние сумерки – тень синей птицы,
Что в синем воздухе тихо кружится.
В синих сугробах – сапфирные крошки.
Синь силуэтов на лунной дорожке.
Всюду синеет искрящийся иней.
Синие блёстки в глазах твоих синих.
Синяя птица крылом осенила
Нас, улетая в ночные чернила.
Синь исчезает. Темнеет вокруг.
В небе плывёт полумесяца струг.
В свете его серебрятся кресты.
Россыпи звёзд – неземной красоты.
Крепок морозец. Соборов святыни
Сириус нежит лучом светло-синим.
5
Над Москвою золотые купола
В светозарном нимбе солнечных лучей.
Осень злато расплескала-разлила,
По лесной стране затеплила-зажгла
Сонмы золотых берёзовых свечей.
А канва озёр расшита, как парча.
Солнца огненные блики – как стежки.
Брызжет волн янтарных пена на причал…
Русской осени пресветлая печаль
Растеклась над полотном Москвы-реки.
В небе бело-золотые облака.
И, насколько охватить способен глаз,
Даль полей родных безмерно широка.
И знаменье крестное творит рука
На России золотой иконостас.
В кремлёвских садах
Мягкий осенний свет.
Солнышка нежный лик
К жёлтым ветвям приник.
Тает печали след.
В сердце родной Москвы
Встали берёзы в ряд,
Факелами горят.
Пламя златой листвы
К горестям жжёт мосты.
Светится глубь аллей.
И на душе теплей,
Помыслы вновь чисты.
В стразах лучистых рос
Розовые кусты.
Осень творит холсты,
Полные нежных грёз.
Золотом занесён
Сад возле стен Кремля…
Бога душа моя
Благодарит за всё.
Марина Зайцева (Гольберг)
Москва
Москва
Москва!
Незыблемый Царь-град,
Ты из глубин веков
Выводишь вновь–
Как на парад –
Все сорок сороков
Величественных ясных глав
Святых твоих церквей.
Твой твёрдый дух,
И добрый нрав
Всё крепче и сильней.
И твой гостеприимный дом
Для всех друзей открыт.
Любой приезжий
Счастлив в нём –
На том Москва стоит.
Но те, которые с мечом
Возникнут у ворот,
Мы строй сомкнём –
К плечу плечом–
Дадим всем отворот.
По вечерней Москве пешком
По вечерней Москве нарядной,
Оступаясь на каждом шагу,
От Смоленской до Баррикадной –
До метро в гололёд бегу.
Мимо Новоарбатских высоток,
По бульвару Новинскому вдоль
И сияющих окон-сотов –
Пешехода я выбрала роль.
Проще было бы сесть в автобус,
Мне до цели – минут пяток.
Но верчу я Москву, как глобус,
Бодро – с запада на восток.
Город стелется контурной картой –
Я проспекты шагами черчу.
И по синей наледи марта
Каблучками не в такт стучу.
Москвичей дружелюбные лица
Как спасательный круг, ловлю.
И я каждый твой день, столица,
В сердце, словно в копилке, коплю.
Саврасов
Копировать – какой уж раз… – о устала
Дрожащая художника рука.
В промозглость и заплёванность подвала
Опять весна смотрела со станка.
Как высоко оттаявшее небо!
(Он глухо кашлял в гробовой ночи,
А на столе – стакан да корка хлеба…),
А там – хлопочут первые грачи.
Свернул в рулончик холстик сыроватый,
Творение недорого ценя
И снёс его на рынок виновато
Чтоб, не торгуясь, сбыть за штоф вина.
А над Москвой стояла злая стужа.
В лицо ему летел колючий снег.
Певец земли, забытый и ненужный,
Мечтал светло и горько о Весне.