Поцелуй осени. Рассказ. Детектив - Баркер Оуэн Риддл


Поцелуй осени

Рассказ. Детектив

Оуэн Риддл Баркер

© Оуэн Риддл Баркер, 2018

ISBN 978-5-4490-9831-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы приехали вчера утром, и как только вошли в дом, я сразу окунулся в прошлое, в своё далёкое детство.

Я – дома. Знакомый запах гостиной, приятный аромат маминых цветов; всё такой же угрюмый медвежонок на столе, а рядом с ним, на стене, мой детский рисунок на уже пожелтевшей бумаге. Те же стулья, столы, тот же дощатый скрипучий пол – всё так, как и двадцать лет назад.

В комнате был включен телевизор: мои старики каждое воскресенье слушают телепроповеди Грэма Хауэлла. Он, как обычно, прочитал молитву и стал о чём-то говорить. Я сначала ничего не понял, думая о своём, и только через время до меня дошёл смысл его слов: «Братья и сёстры! – начал Хауэлл. – Приближаются два неразлучных друг от друга праздника, посланных нам с небес, чтобы отпели мы молитвы во имя всех святых наших; и почтили память, братья и сёстры, в следующий день, День всех усопших, всех…»

И как же во мне всё сразу заиграло, запрыгало; как глубоко вздохнулось… Закружило. Словно подхваченный осенним ветерком жёлтый лист, я вспорхнул и полетел над золотистыми кронами деревьев. И стал ощущать на себе её нежные прикосновения, её ласки.

Я отключился на время – я был с о с е н ь ю.

Сколько себя помню, каждую осень я приезжаю в Калиспелл. Каждый свой отпуск планирую только на это время года: унылое, прохладное и сырое. И не представляю, как можно расслабиться и спокойно отдохнуть, например, летом, когда стоит невыносимая жара, когда в душных квартирах никому не сидится и все выбираются на улицу. В такое время негде камню упасть: всюду люди, кругом толчея, много приезжих, туристов; парки до отказа забиты отдыхающими, в барах невозможно продохнуть, а о городских пляжах и говорить не хочется.

Всё это не то. Я считаю, это не время для отдыха. Мне нравится поздняя осень, и не где-нибудь, а у нас, только у нас, в Калиспелле, округ Флатхед, штат Монтана.

Какая-то неистовая сила тянет меня в эти края. Здесь я родился и вырос, здесь живут мои родители, здесь мои старые школьные друзья. Но даже не всё это, вместе взятое, притягивает меня сюда. Раньше я этого как-то не замечал, но теперь-то, с годами, я обнаружил в себе страсть, или слабость, что ли, – я люблю лес. И не зимний, не весенний, не летний, а именно лес о с е н н и й.

Ещё на вокзале, стоя на перроне с только что сошедшего поезда, я слышу пьянящий аромат опавших листьев, горьковатый запах грибов; представляю полуголые деревья, с которыми скоро встречусь.

Я з а в о р а ж и в а ю с ь.

В первый день по приезду я отдаю себя родителям: они расспрашивают меня обо всём на свете, а я им долго и подробно рассказываю о том, что со мной происходило за прошедший год. Вечером, обычно, встречаюсь со своими друзьями, которых у меня в этом городке не сосчитать. А на следующий день я встаю рано утром, одеваю охотничьи сапоги отца, тёплый комбинезон, брезентовую накидку на случай дождя, беру с собой рюкзак с провизией и отправляюсь в лес, в этот сказочный золотой мир. Могу бродить по нему целый день просто так, любуясь поистине неповторимой красотой янтарно-жёлтого царства. Бывает, возвращаюсь домой поздно вечером, а то и глубокой ночью (если ночь, конечно, светлая и лунная), но это происходит тогда, когда я очень уж соскучусь по своему лесу. Иногда пользуюсь его подарками: ягодами, грибами, а если решаю взять с собой ружьё, то хоть одного зайца или какую дичь, да подстрелю обязательно.

Я всегда приезжаю в конце октября, когда листопады в самом разгаре. Уже через неделю-полторы лес стоит полуголый. К ноябрю почти все деревья наполовину сбрасывают свои одёжки, оставляя лишь на самых верхушках жёлто-бурые шапочки. Когда идёшь по лесу в эту пору, то даже через сапоги ощущаешь под ногами мягкий, как перина, красно-жёлтый ковёр из опавших листьев. Смотришь на эту россыпь и невольно вспоминаешь прошлое, ну, по крайней мере, не всё прошлое, а весь безвозвратно уходящий год. И тогда весь этот влажный, лиственный ковёр кажется каким-то загадочным и мистическим местом, в котором собираются все годы, месяцы, дни и секунды ушедшего времени. Как не вернуть нам наших прожитых дней, так не вернуть и листья деревьям. Я часто философствую на эту тему, когда иду по ковру уходящего времени. А какие яркие краски можно увидеть на этих лиственных коврах! Особенно под клёнами: здесь каждый красно-оранжевый лист, как маленькое солнышко слепит глаза. Буйство красок напрягает зрение, привыкшее полгода до этого созерцать тёмные, успокаивающие зелёные тона… Тишина! Какая в это время года в лесу тишина! Словно всё живое вымирает до весны. Единственные нарушители спокойствия: дятлы, вороны и сороки, но, как мне кажется, они нисколько не портят её, а наоборот, только украшают – ведь согласитесь, скорее щебет жаворонка или пение иволги поздней осенью был бы там некстати. К концу осени грибной сезон заканчивается, хотя, если быть повнимательнее и хорошо присмотреться, то можно различить ещё множество рыжих и коричневых шляпок, спрятавшихся под опавшими листьями и веточками от голодных глаз человека. Только опытный грибник со стажем сможет обнаружить эти укрытия, если его не опередят наши лесные друзья: белки или ежи. Но, обычно, любителей грибов в ноябре редко когда встретишь: конец осени – пора ненастная, сырая и прохладная, и мало кому по нраву. А я всё равно иду в лес, даже если моросит дождь. Естественно, когда пускается ливень, то ничего интересного такая прогулка не предоставит. Ну, а если так, изморось или мелкий дождик, то для меня он не помеха, уверяю. Мне даже нравится ходить по склизким листьям, которые парят и благоухают терпким ароматом прелости, и которые постоянно прилипают к сапогам; и как ты не старайся их стряхнуть, ничего не получится – они намертво приклеились к резине. После дождя – да и во время него – запах в лесу становится каким-то особенным, неповторимо приятным, несравнимым ни с какими «Ревлонами». Вокруг, как полированные, блестят мокрые стволы деревьев – лес умывается и очищается от знойного и пыльного лета. После дождя, на следующий день, весь лес погружается в белую дымку – туман. Лес тогда засыпает на весь день, а то и на дольше, укрывшись белым покрывалом, под которым видимость не больше трёх-четырёх ярдов, а местами и того меньше. Иногда туман бывает до того густой, что даже невооружённым глазом видны маленькие кристаллики – капельки-песчинки, которые еле-заметно поднимаются от земли, растворяясь где-то вверху; а некоторые, более тяжёлые и крупные, оседают на ближайших ветках и, собираясь в капли, снова возвращаются на лиственный ковёр. Когда проходишь сквозь такой туман, создаётся впечатление, будто идёшь сквозь дымчатые стены: туман как бы слоями висит в воздухе: в одном месте он гуще, плотнее, в другом его меньше или вообще нет. Однажды в такую погоду я оступился и чуть не свалился в небольшую ямку, благо, вовремя успел остановиться… Да и заблудиться не долго в туманную погоду. В этом случае, я беру с собой компас, хотя лес наш знаю, как пальцы своих рук.

В общем-то, тут на долго не потеряешься. Хоть в ясную, хоть в пасмурную погоду кто-то в лесу или поблизости да будет: охотники, егеря, те же любители грибов или просто отдыхающие, такие как я, например. К тому же, в десяти-пятнадцати милях от Калиспелла находится Национальный парк Глейшер – один из тысячи живописных уголков Америки, где бережно хранится вся божественная красота, которую создала матушка Природа. Между парком и городом проходит автомагистраль номер 2Е, на которой постоянное движение транспорта; и эта трасса, в особенности её шум и гул машин, может послужить ориентиром для заплутавшего в лесу человека. А если взять севернее, оставив на востоке Глейшер, то через несколько десятков миль, за лесистыми холмами и скалистыми нагорьями, окажешься на границе с Канадой. Так что, кто-нибудь обязательно найдёт потерявшегося. Надо только не паниковать, вот и всё. Лес не враг – он сможет з а щ и т и т ь заблудившегося.

Живёт в наших краях такая легенда. Давным-давно, когда жили здесь индейцы шайенны, наши холмистые леса Монтаны они называли с в я щ е н н ы м и. Правда или нет, но до сих пор считается, что лес не любит людей жадных, коварных и нечестных. Поверье такое пошло: если кто-то не вернулся из леса, значит что-то нечистое было в том человеке. Говорят, лес может л ю б и т ь, но немногие удостаиваются его любви, а только те, кто сам его свято любит. Такой человек жил среди индейцев. Он каждый день ходил в лес, каждый день с ним общался и каждый день он был счастливей всех счастливых. И жизнь он прожил долгую и здоровую. Прознал про это вождь его племени, позвал к себе в вигвам, и спросил: «Брат мой, скажи мне, правда ли то, что ты уходишь в горы и разговариваешь с деревьями?» – «Правда», – отвечал счастливый воин. «И то что они тебе отвечают, тоже правда?» – «Да». – «И ты не придумываешь всё? Ведь деревья безмолвны, как камни.» – «О, нет! Лес живой, как ты и я, вождь. Он умеет любить и говорить ласками…» – «Это всё?» – «И наделять силой и счастьем.» – «Но ты живёшь как все, имеешь не больше, чем твой брат. В чём же заключается твоё счастье?» – «В радости нового дня, в красоте мира, в любви к жизни.» – «Что надо, чтобы слышать голос деревьев?» – «Надо любить его…» – «Но я люблю нашу землю, люблю наши скалы и лес… Почему же я болен и чувствую горесть и усталость?» – «Он сам выбирает себе друга, – отвечал индеец, – если только сердце его и совесть чисты, а любовь к лесу искренняя. Такого человека лес почувствует, поцелует и счастьем обольёт его жизнь.» Говорят, что на следующий день вождь ушёл в лес за счастьем и не вернулся. Кто знает, возможно совесть его была нечиста или любовь к лесу неискренна.

Такая вот легенда передаётся из поколения в поколение. И вы знаете, я ей верю… Верю в то, что лес м о ж е т любить. Во время лесных прогулок я что-то такое ощущаю, правда-правда. Иногда я даже что-то слышу. Я тогда как заново рождаюсь. Конечно, это может показаться странным или смешным, но это так. А вот то, что лес может и н е л ю б и т ь, – пожалуй, тоже правда, хотя и горькая.

Завтра вот праздник, о котором по телевизору напоминал Хауэлл… Я вспоминаю детство.

Мы часто бегали в парк Глейшер на «заработки», – было нам тогда по восемь-десять лет. Обычно туда мы ходили пешком, а иногда ездили на велосипедах. Но на колёсах сложнее было добираться, потому что приходилось пробираться по узким каменистым опасным тропкам, усыпанным большими камнями, преграждавшими путь, или по крутым и обрывистым склонам холмов. Можно было ездить и по дороге 2Е, а потом с неё свернуть на Глейшер-Рут-1роуд. Но этот способ был плох тем, что нас могла остановить дорожная полиция и наш велоэскорт развернули бы обратно домой (правда уже в сопровождении автомобилей с мигалками на крыше). Пешком было легче тем, что маршрут пролегал напрямик, через лес и в низине холмов, по тропинкам, о которых знали не многие в нашем городе. Минуя Клумбия-Фолс, мы шли на север по дороге 486, а потом сворачивали с неё в лес, откуда выходили на дорогу Сидар-Крик-роуд, а там и рукой подать до курортного Апгара. Иногда, если на велосипедах, мы проезжали вдоль всего побережья озера Лейк Макдональд и добирались до Ред Рок Пойнт, у подножия гор Кэннон и Мак-Портленд. где постоянно находилось множество туристов со всех концов света, любующихся красивыми горными пейзажами. В парке постоянно находились отдыхающие из разных стран, которым мы продавали всякие деревянные безделушки и поделки из шишек, а порой и просто выпрашивали несколько центов. Бывало, прогоняли нас оттуда служащие; а если кого ловили, такую взбучку устраивали, что всякая охота туда возвращаться моментально пропадала. Но родители нас в то время не баловали подарками и, тем более, деньгами, отчего приходилось снова и снова бегать в Глейшер, чтобы хоть чуточку почувствовать себя самостоятельными и свободными, имея в кармане по три-четыре доллара.

По учению Католической церкви 1 и 2 ноября все католики празднуют День всех Святых и День поминовения усопших. Вся Америка пышно и торжественно отмечает Хэллуин. И только у нас в Монтане, в особенности именно в нашем округе Флатхед, их празднуют несколько мрачновато, а приближение Хэллоуина ожидают с настороженностью и опаской.

Родители мои – католики – всегда силой тащили меня в собор. А я, ну никак не любил посещать мессы и все эти нудные пения. Да и многие мои сверстники так же не имели удовольствия «ходить к Богу», предпочитая это время играм и весёлым развлечениям на ярмарке.

Хорошо помню, как мы решили все вместе сбежать от родителей 1 ноября. Это было в 1966 году, мы все учились тогда в одной группе четвёртого класса начальной частной школы госпожи Харрельсон. Обманув родных, мы с утра помчались в Глейшер. Хотели «заработать» по два-три доллара и вернуться в город к обеду – стольких денег нам хватило бы, чтобы досыта накататься на атракционах и наесться сладостей.

Было нас семеро: я, Джонни, Микки, Бобби, ещё один приезжий мальчик и две девочки, Шейла и Кэти. Не учли мы в тот день одного: в лесу возможен туман, так как накануне, 31 октября, прошёл небольшой дождь. Лучше бы мы поехали на велосипедах, придерживаясь гулкой автострады, или хотя бы взяли с собой компас, коли решили пойти пешком, но…

Когда мы вышли из дому, в городе и местами на открытом пространстве местности туман был небольшой, и мы на него не обратили особого внимания. В лесу же нас встретила плотная белая завеса, в которой видимость – на вытянутую руку. Но что нам, бывалым! Мы были уверены, что дорогу знаем даже в такой ситуации. Пошли. Шли долго, около трёх часов. Точнее, блуждали вслепую, постоянно натыкаясь на кусты и деревья, которые как чёрные длинные призраки внезапно появлялись впереди из тумана и так же бесшумно и незаметно исчезали позади нас. Тишина вокруг была, как в усыпальнице фараонов: только шелест листьев, треск веток под ногами и наше учащённое дыхание. Вокруг – полумрак.

Обычно до парка мы добирались за три-четыре часа, если двигались попеременно: то шагом, то бегом. Судя по времени, которое мы прошли, нам давно пора было оказаться в парке, или хотя бы выйти к реке Мидл-Форк-Флатхед. И мы поняли, когда прошло порядком более пяти часов нашего путешествия, что заблудились. Естественно, нас охватила паника. Стали искать хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения. Шейла предложила разойтись в разные стороны, вытянуться цепочкой и идти, в надежде обнаружить знакомую тропинку. Чтобы не потерять друг друга в тумане, договорились периодически делать перекличку: «Бобби, я ту-ут!» – «Шейла! Я здесь!» – «Джонни-и-и, я ту-ут!»

Не знаю, что мои друзья думали в этот момент, только я был почему-то абсолютно спокоен. Я ходил среди тёмных силуэтов деревьев-призраков и просил их тихо о помощи. Я знал и помнил о легенде и верил, что наш лес о с о б е н н ы й, что ОН нас обязательно выручит; что нас, в конце концов, найдут. Помню, как меня дурманил и успокаивал пряный запах мокрых листьев и подгнивших пней. От нахлынувшего на меня странного чувства я становился немного заторможенный, потому как часто забывал отвечать на позывные друзей – им по-нескольку раз приходилось звать меня, прежде чем я пробуждался и отвечал, что со мной всё в порядке, что я «ту-у-ут». Перекличка возобновлялась, и мы продолжали бесцельно плутать в туманном царстве, тщетно пытаясь найти из него выход.

«По-ол, ты меня слышишь?» – «Да-а, Кэти!» – «Далеко не отходи, Джонни!» – «Хорошо, Бобби. Я тут, рядом…» – «Микки… Ми-и-икки-и!» – «Микки, ты где?» – «Почему молчишь, Мик?» – «Ми-икки!!! МИ-И-И-И-ИКИИИИииии!!!»

Не помню кто заметил, что Микки не откликается. Мы снова сделали перекличку – Микки молчал. Стали кричать громче – тишина. Сошлись – Микки не было.

Тут нами и овладела паника в полном смысле этого слова. Не подумал бы, что Боб ещё не разучился плакать – он единственный, кто распустил сопли, выставив наружу свою трусость. Я и Джонни тоже сильно испугались, но старались не подавать вида нашего беспокойства. У того приезжего мальчика нервишки оказались покрепче, чем у всех нас вместе взятых. Он присел возле сосны и сказал с невозмутимым видом: «Лучше бы я остался дома, сходил бы с родителями в церковь, вернулся и сидел бы дома в тепле, ел бы яблочные пироги…» Шейла и Кэти явно струхнули, это было видно по их испуганным лицам. Шейла молча сидела на корточках и смотрела куда-то в туман; казалось, она находилась в прострации. Да что тут говорить, – мы все были напуганы. Вот так праздник получился. Дома каждому из нас хорошенько перепадёт, это уж точно. Вероятно, нас уже искали близкие.

Дальше