Ага... Платон: "Государство". Никогда не читал. Я раскрыл книжку наугад:
"...Он видел, как души после суда над ними уходили по двум расселинам - неба и земли, а по двум другим приходили: по одной подымались с земли души, полные грязи и пыли, а по другой спускались с неба чистые души. И все, кто бы ни приходил, казалось, вернулись из долгого странствия: они с радостью располагались на лугу, они приветствовали друг друга, если кто с кем был знаком, и расспрашивали пришедших с земли как там дела, а спустившихся с неба - о том, что там у них. Они, вспоминая, рассказывали друг другу - одни со скорбью и слезами, сколько они чего натерпелись и насмотрелись в своем странствии под землей (а странствие это тысячелетнее), а другие, те, что с неба - о блаженстве и о поразительном по своей красоте зрелище..."
Высокопарно, но красиво. Надо почитать. Я поковылял с томиком Платона в свою келию. У себя я удобно расположился, раскрыл книгу в коричневом переплете:
"...постигнет ли человека нищета, или что иное, что считается злом, все это в конце концов будет ему во благо при жизни или после смерти. Ведь боги никогда не оставят своего попечения о человеке, который стремится быть справедливым и, упражняясь в добродетели, уподобляется богу..."
Конечно же, я очень быстро задрых...
-- Свиданка
--
Резко открыв глаза, я вначале не понял, где я. Так у меня часто бывает, но просыпаюсь-то я обычно (эх, написал это "обычно" и почти ужаснулся...) в темноте. А тут - светло. Да я ведь же вчера по пьяной лавочке свет не выключил, повалился в дрему с книгою в руках. Да, вот он, этот коричневый томик - валяется у стены. Вдруг я почувствовал что-то - будто ток по спине - и обернулся. У стола сидела Аня.
Я совершенно не удивился, я ее ждал. Она стала другой: в синем платье, длинном, с рукавами, грудь закрыта по шею, белый воротничок, такие же манжеты. Отрастила волосы - они забраны в пучок. Эдакая... кисейная барышня. Смотрит на меня строго, испытующе. Я был уверен, что это не сон.
- Хорошо. - произнес я.
- Что - хорошо? - а голос не изменился - все такой же. Детский.
- Ты вовремя. Привет.
- Здравствуй. Пируете тут?
Я встал. Меня повело. Вот тебе и "Болдинская осень", блин, в пасти - помойка. Стыдоба.
Я сделал тайм-аут: сходил и принял холодный душ (горячей воды все равно не было), почистил зубы. Взбодрило. Поначалу чуточку раскалывалась башка, теперь - нет. Когда вернулся, Анна стояла возле кровати, листала книгу. Прям прекрасная дама!
- У брата - была?
- Никакой. Отдыхает. У вас здесь с дисциплинкой, смотрю, не очень.
- Ну, как сказать... что в первый раз такое - все равно не поверишь. Про деда знаешь?
- Да. Жалко...
- Я не совсем понимаю, вразуми: Эдик по-настоящему - или это вариант перехода. Ну, например, в ваши эмпиреи, на понижение...
- Что? Ах, про смерть. Да, для нашего мира дядя Эдик умер. Но в каком-то смысле - жив. Говорят, он оставил после себя труды. В них он и будет жить.
- Пафосно. Я надеялся, он все же с вами.
- С нами?.. Предполагаю, он и с вами тоже.
Теперь я внимательно изучил Аннушкино лицо. Оно чуточку изменилось, хотя все так же не испорчено косметикой. Жизнь заставила меня стать физиогномистом, это даже не от любопытства, а из-за инстинкта самосохранения. В ее глазах были написаны грусть и... легкий испуг. Как будто она разочарована. На краешках губ читается обида. Такое ощущение, что Аня играет заранее подготовленную роль "благородной женщины позапрошлого века", ан не очень получается, оттого и досада. Пальцы, держащие книгу, шевелятся, будто гамму на рояле играет, это от волнения.
- У вас там все так ходят? - Сказанув, я сразу же устыдился саркастического тона.
- Что? Да нет... наверное. И вообще - что ты имеешь в виду под "у вас"?
- Ну, здрасьте. Это ты, солнышко, ушла на понижение. Если они не соврали. А мы, грешные, тут вот... кантуемся.
- Знаешь, Сашенька... мы сейчас не о том говорим.
- Вразуми. О чем надо-то?
Она не ответила. Она подошла ко мне - и трепетно прижалась.
Очень скоро выяснилось, что я - ее первый мужчина. Мы лежали под одним одеялом и Аня, положив мне голову на плечо, говорила:
- ...Я и сама не ожидала, Сашенька, что все так сложно. Нет, я знала, конечно, что просто не будет, но мои ожидания оказались слишком... бедными. До конца я все еще не разобралась, да и такое у меня чувство, что это бесполезно. Ты на плоскости уже бывал?
- Случилось. Разок.
- Вот видишь... Это ваша привилегия.
- А ваша?
- Понимаешь... у меня остаются привязанности только здесь. Это... ты. И Степа, конечно. А там у меня не осталось ничего. В этом суть.
- Теперь понимаю. Еще вопрос можно?
- Только если несложный. Я не на все могу и себе-то ответить.
- Хорошо. Постараюсь попроще. Вы там... остаетесь людьми?
- Во многих смыслах - да. Разве ты сейчас это не почувствовал?
- А в каких смыслах - нет?
- В очень немногих. Сашенька, я только еще там привыкаю, не все постигла. Там главное, что уже не нужно зависеть.
- От кого?
- Скорее, от чего.
- Ну, и от чего?
- От ситуации. Это в первую очередь. Там... - Аня сделала паузу, будто представляя свое "ТАМ". - ты абсолютно свободен. По крайней мере, в своих поступках. Я к тебе прийти решила потому что почувствовала, что тебе нужна. По-настоящему.
- Так не бывает. Мы всегда от чего-то зависим. Например, от судьбы.
- Это все наши, человеческие предрассудки. Мы выдумали все зависимости - том числе и судьбу. За каждым мгновением нашей жизни растет древо вероятностей. Это, конечно, не совсем цепь случайностей - но выбор у нас есть всегда.
- Ты сама себе противоречишь.
- Я знаю.
- А как же тогда... божий промысел?
- Я еще не умею этого объяснить. Но это же не зависимость, а... - Аня задумалась. Действительно, не находит объяснений. По опыту знаю: если человек просто и ясно неспособен передать суть, значит, сам не догоняет. Много раз проверено - в том числе и на себе. Боже мой... а я ведь когда-то командовал бронетанковым подразделением! И втолковывал тупым бойцам очевидные вещи. Не всегда ведь удавалось - в смысле, объяснить. Как давно, бесконечно давно это было. А после еще следил за правопорядком на вверенном мне участке. Вот это помню вполне осязаемо. И веду себя сейчас, кстати, как мент. То есть, допрашиваю с пристрастием. Кому это понравится? Так вот... вдруг я действительно как тот боец Иванов из глухой чувашской деревни, которому хоть кол на голове чеши.
- А я знаю, что это. Думаю, у тебя какая-то матрица в голове. И ты в этом, солнышко, самой себе боишься признаться.
- То есть...
- А вот то и есть. Тебе в подкорку внедрили программу, которая противоречит твоей сути. И непонятно еще, зачем.
- Ну, если ты так думаешь...
- Именно так и думаю. Потому что чувствую: перезагружают и мой мир.
- Хорошо. Пойдем, погуляем. Я тебе что-то покажу.
Откровенно говоря, я был голоден. Предложил Ане сделать крюк на камбуз - перекусить. Очень хотелось надеяться, что поест и Аня - я боялся, что в тех эмпиреях, где она обитает, земная пища уже не нужна. На мое счастье любимая призналась, что и сама съела бы теленка.
Было около трех ночи, но в пищеблоке сидел человек. Это Антон, мужик лет сорока двух, долговязый и с чертами лица, простите, Дуремара; когда я его впервые увидел, зацепила еврейская грусть в его глазах. С ним мы близки не были, так, перекидывались нейтральными фразами, ну, так я в сущности общаюсь почти со всеми здешними.
Антон пил чай. Он ничему не удивился, или, по крайней мере, мастерски делал вид, что не удивлен. Неудобно как-то при живом человеке, да еще в столь неурочный час, сторониться его. Подсели к Антону. Он первый подал голос:
- Люблю это время. Есть возможность сосредоточиться.
- На чем? - Спросил я.
- На ком. На себе. Привет, Ань. Как там?
- Пока непонятно. - Мне показалось, Аня говорила искренне. - А вообще - сложно. Все другое.
- Понятно. Рад тебя видеть. Ты как лучик света.
- В темном царстве. - Не удержался я. Язык мой - враг мой.
- А, кстати, может быть. - Долговязый демонстрировал невозмутимость. - Только, понимаешь ли, старик, неизвестно, где оно - светлое царство. Сверху - снизу... А, ты как думаешь, Ань?
- Уже знаю, что отвечать. Неправильная постановка вопроса. Свет - везде. Проблема в том, что не всякий умеет разглядеть и почувствовать.
"Точно - матрица, понеслось у меня в голове, - как будто Аннушкиным языком управляет кто-то. Или что-то".
- Ты хочешь сказать, что мы уже типа в небесном граде Иерусалиме, только никто нам пока что об этом не сказал.
- Я хочу сказать, что мы все несовершенны. Все.
- Потому что совершенству нет предела.
- Нет. Мы рождены на плоскости. В этом наша проблема.
- Красиво. В смысле, говоришь красиво. Научилась.
- Стараемся.
Я почувствовал вот, что. Видимо, Антон в свое время подкатывал к Ане в смысле половых отношений, а она его накрепко отшила. По крайней мере оттенок обиды в речи этого длинного несуразного мужика есть. Дельфин и русалка все же не пара, к тому же - разница в возрасте, конфликт поколений и прочее. Человеческое, слишком человеческое... Забыл, кто так говорил.
- Вот и поговорили. Надеюсь, увидимся.
- Возможно...
"Не на этом свете, так на том!" - Хотел добавить я. Но на сей раз сдержался.
...Аня не прикладывала ладони к стене, стена сама разверзлась. Видно, ТАМ ей дарована дополнительная опция - управлять тайными механизмами при помощи мысли. Мы вошли в узкий коридор, который влился в довольно обширную паттерну. Она была освещена закрытыми решетками лампами. Аня, как опытная учительница, терпеливо объясняла:
- Андеграунд гораздо сложнее, чем нам всем кажется. Установлено, что его история тянется в доисторическую эпоху. Приходила новая культура, новая цивилизация - они не начинали заново, а использовали, разрабатывали уже существовавшую до них систему. Я, например, знаю, что часть подземелий - бывшие шахты. Какая-то из культур добывала здесь медь, олово и серебро. Но большей частью рудники заброшены - они опасны, ибо с плоскости поступает немало влаги, которая размывает породу. Да еще - подземные воды. Вот, посмотри...