ВНИЗ, ВВЫСЬ, К ПЕРВОПРИЧИНЕ
Прозаическое изложение "Комедии" Данте Алигьери.
Текст как таковой (причем, всякий) имеет волшебные свойства. Поскольку через буквы и слова автор старается донести до читателя некие смыслы, при чтении мы как бы восстанавливаем мир заложенных создателем образов и соображений. Мысль изреченная в любом случае исказится, и с этим надо считаться даже без знания основ герменевтики. Но многое зависит от мастерства автора, ведь в итоге читатель все равно при чтении выстроит свою конструкцию из полученного материала. Это и есть творчество, в котором все стороны коммуникации стараются напрягать извилины серого вещества головного мозга.
Уместно было бы сравнить кодирование при помощи текстов с механизмом наследственности в живой природе, но гены -- это инструкция, а произведения художественной литературы порой и создаются лишь для того, чтобы читатель получил удовольствие (желательно -- эстетическое). Да к тому же произведения искусства получают свойства живого организма. Примерно так же можно рассуждать и в масштабах всей Вселенной -- но только при условии, что ты веришь в креационизм. Разве только язык литературы (если таковым ты владеешь и тебя научили читать) понятен, а язык Универсума пока еще представляет из себя, как говаривал Исаак Ньютон, океан, на берегу которого неразумные дети забавы ради выбирают красивые камушки.
Хорошо, что авторы редко говорят буквально. Во-первых, это никому не нужно (если речь идет не об учебнике для саперов), во-вторых же, мир неустанно меняется, а посему даже буквы в разные времена воспринимаются неоднозначно. Здесь открывается простор для деятельности предприимчивых личностей. Каждый более-менее опытный пишущий человек знает: чем больше "напустишь тумана" тем легче сойдешь за умного. Дымка со временем развеивается, о заработать хоть какой-то капиталец может и удастся. И все равно долго дурить людей не получится.
Что такое семьсот лет в масштабах человеческой истории? Это приблизительно тридцать поколений, не так и много. Сильно ли изменяется за данный промежуток времени человеческое общество? Смотря -- в чём. Если говорить о культуре текстов -- в особенности художественных -- человек остается прежним. Тому доказательством -- один из величайших литературных памятников культуры, Дантовская "Комедия". Напомню: слово "Божественная" к названию данного произведения восхищенные почитатели добавили уже после смерти Алигьери.
В наших сумасшедших домах и теперь содержатся разные индивидуумы, утверждающие, что де они побывали в иных мирах и общались с такими фигурами, которые, возможно, и самому Данте не снились. Некоторые из пациентов сочиняют целые опусы, красочно описывая свои видения. Психиатры одобряют бумагамарательство, ибо арт-терапия -- апробированная методика лечения психических отклонений. Строго говоря, произведение Алигьери напоминает бред сумасшедшего, тем более что там содержится идеальная для безумия система. Но у "Комедии" счастливая судьба, и это дает надежду другим творческим личностям с больным воображением.
"Причесывая" исходный текст "Комедии" на свой лад, я постарался избавиться от высокопарных рулад наподобие "ты, читатель, сейчас безмерно удивишься". После Аушвица и Хиросимы человечеству стало несколько сложнее удивляться и проще сойти с ума. Антураж эпохи -- явление эфемерное, посему эту амальгаму чаще всего полезно счищать.
Не могу не удержаться от "хайпа": мизерные существа, напавшие на человечество ныне -- я про "корону" -- привнесли на Землю элементы Ада. Над предлагаемым Вам текстом я работал аккурат во времена разгула пандемии, которая, несомненно, изменила этот мир. Кстати, Данте повезло: при его жизни эпидемии в Европе свирепствовали не столь сильно, как, например, при Джованни Боккаччо.
Данте написал свою "Комедию" особым, изобретенным им же стихотворным размером -- терциной. Конечно, трехстишие, своеобразное отражение "Божественной Троицы" (великое в малом) задает четкий ритм. Но таковой может и убаюкать, создать фон, который, возможно отвлечет, от сути. Не сомневаюсь, что труд постижения "Комедии" в оригинале благороден, научившийся получать от этого удовольствие -- счастливейший из людей. По крайней мере, решившийся освоить тосканский диалект староитальянского языка энтузиаст породит в своем головном мозгу новые нервные связи (только бы не нарушились старые!). Однако в любом случае это будут единицы. Это я обосновываю нужность своей работы, цель которой -- четче разглядеть замысел Данте.
У переводов "Комедии" на русский язык богатая история. Первый из таковых как раз был прозаическим: его в 1842 году сделала Елизавета Кологривовова, писавшая под псевдонимом "Ф. Фан-Дим". До нее "Комедию" русские люди читали во французских переводах, а Елизавета Васильевна, владея несколькими языками, в том числе итальянским, отважилась переложить творение гениального флорентийца на русский, стараясь передать дух подлинника. Потом русские авторы создали немало интерпретаций -- уже поэтических. Наиболее качественный, "академический" перевод сделал Михаил Лозинский. Надо сказать, Михаил Леонидович (кстати, он являлся ближайшим другом поэта Николая Гумилева, за что был в свое время осужден) совершил подвиг, ибо значительную часть работы выполнил в блокадном Ленинграде, буквально умирая от голода. Именно этот, без сомнения, великий труд я взял за основу моего изложения.
Что такое в сущности проза. Предположим, я побывал в какой-нибудь, пардон, заднице мира и хочу поведать о своих приключениях приятелю. Вряд ли я воспользуюсь поэтическими формами. Мне нужно изложить все перипетии по возможности кратко и хлестко. А вот, когда дело касается местностей восхитительных и прекрасных, тут уже не обойдешься... нет -- не без рифм, а без визуального ряда, ибо лучше хотя бы разок увидеть. Поэтому проза не сильна в деле описания всяких прелестей, зато годится для рассказа об ужасах, в котором уместно себя же осечь: ''Дальше было так страшно, что лучше промолчу''.
Данте в ''Комедии'' много внимания уделил цвету, и это тоже -- язык. Правда, надо учесть: наименования цветов в средневековой Италии и в "послуредневековой" России (я имею в виду наше время) не идентичны. Кстати, поскольку на нас частично феодальный строй, мы знаем, что такое -- война кланов, ''отжим чужой собственности'' и подавление еретиков. Для примера предлагаю мысленный эксперимент: вообразите, что кто-то сообщил, будто бы одного из патриархов православия видел в Аду в самом неприглядном виде. Какова будет реакция энтузиастов? А это значит, что духовное состояние русского общества XXI века от Р.Х. заметно проигрывает итальянскому XIV веку.
"Комедия" перенасыщена реальными персонажами, современниками Данте. Похоже, Алигьери пожелал увековечить всех, кого знал и литературно отомстить недругам. Это у него получилось: если бы не "Комедия" никто бы и не вспомнил о сотнях живших в эпоху Данте физических лиц. В своем изложении я большинство имен упустил.
Оригинал "Комедии" исполнен интеллектуальной игрой: Данте демонстрирует свою осведомленность почти во всех областях человеческих знаний своего времени. Сейчас это выглядит забавно. Но ведь перед нами фантастическое произведение, допускающее любой вымысел.
Многие из обитателей Дантовского Рая убедительно доказывают (на словах), почему Высшие их определили в хорошее место, хотя в земной жизни они не всегда вели себя хорошо. Все эти доказательства я так же сократил, ибо перед нами всего лишь воображаемый Дантовский Рай, где автор поселил всех, к кому он хорошо относится.
Дантовское Чистилище неправдоподобно, но сама модель красива. Я бы сказал, математически прекрасна. Здесь я не буду утверждать, что де миров, выдуманных Алигьери, не существует. Вопрос в другом: хотим ли мы, чтобы они существовали? Полагаю, текст можно рассматривать как сон Данте, породивший и демонов, и ангелов. В этих грезах, если выразиться поэтично, есть и свет Ада, и пепел Рая.
Наш старший современник, медиевист Умберто Эко сочинил роман "Имя Розы", в котором описываются вымышленные события 1327 года, то есть, Дантовской эпохи. Произведение непростое, пронизанное средневековой символикой. Так вот: "Комедия" Данте гораздо сложнее, ибо Эко играет со своими читателями в детектив, Алигьери же наоборот воображает самого себя игрушкой богов. А это значит, одной ногой Данте стоит в античности. Но другой -- уже в нашем времени, в этом суть "феномена Данте". Смысл человеческого существования и раздумья о посмертном бытии для интеллектуалов того времени значили гораздо больше, нежели для нас. С другой стороны, за ширмой "Комедии" может скрываться пародия на средневековую схоластику. По крайней мере, произведение Данте насыщено комическими персонажами, да и вообще там хватает юмора, даже в Аду.
Мое сугубое мнение: если Ад Данте правдоподобен (потому что это Аид античности, образ которого оттачивался веками), Чистилище красиво, с Раем не все так однозначно. В некоторых местах он выглядит несколько приторным и даже тошнотворным. Возможно, это из-за моей персональной боязни высоты и яркого света. Человечество умеет строить филиалы Ада на земле. А вот попытки построения райских уголков всегда выливаются в обустройство новых уголков Ада. В этом плане я нахожу еще один скрытый смысл "Комедии", причем автор заложил его неосознанно.
В "Комедии" собраны почти все знания и заблуждения эпохи Данте. В итоге Алигьери прорисовал целостную картину Мира. Идею же Священной Точки даже специалисты-космологи нашего времени называют пророческой. Дантовская модель мироздания -- вовсе не выдумка Данте, зато поэт украсил ее множеством изящных деталей, способствующих стиранию границ между наукой, искусством и религией. Иначе говоря, философией, поэзией и фанатизмом.
В пересказе я отказался от метафор, посчитав, что оригинальный текст таковыми перегружен, да к тому же нам сложно вникнуть в контекст образных сравнений. Особенно важна для Данте магия чисел. Нам разнообразные цифровые соотношения не скажут ни о чем, для современников же Алигьери числа имели первостепенное значение. Об этом, кстати, буквально кричал и Умберто Эко в своем "Имени Розы".
Вокруг Данте много домыслов. Первый биограф поэта Боккаччо собрал множество анекдотов, которые могут и соответствовать реальным событиям, но верить им можно только отчасти. Последующие исследователи их обильно тиражировали, в результате мы, скорее всего, реального Данте потеряли. Так же мы толком не знаем, кто такая Беатриче Портинари и существовала ли она в физической реальности.
Книги и впрямь -- удивительные вещи. Говоря о давно ушедшем авторе, мы можем использовать настоящее время. Впрочем, мы теперь не слишком чувствительны к знакам. Например, "Беатриче" означает: "дарящая блаженство". Зато мы имеем неплохое представление о параллельных мирах и даже предполагаем, что наша жизнь -- всего лишь голографическая проекция.
Данте принадлежал к цеху врачей и фармацевтов, но на самом деле он был одержим не медициной, а числами и Богом. У одержимости числами нет названия, а вот для болезненного пристрастия к Божественному таковое есть: энтузиазм. "Комедия" в этом ракурсе -- попытка через числа приблизиться к Богу. То же самое делают современные нам математики.
Что касается политического подтекста. Все эти черные, белые, гвельфы, гибеллины, зеленые, голубые, радужные... "дифференциация по цвету штанов" интересна теперь разве только тем, кто желает постичь всю подоплеку склочной части Дантовской "Комедии". Мне интересно другое.
ВНИЗ
В момент равновесия жизни и смерти я ощутил себя посередине широкой долины. Путеводная планета уже уползала за горный хребет и меня обуяло чувство пустоты. Глаза мои принялись искать хоть что-то, за что можно зацепиться, и я разглядел очертания леса. Поспешив к Востоку, я вошел под сень деревьев и попал во власть полумрака.
Прильнув к могучим корням, я ощутил усталость. Так человек, вырвавшись из объятий штормового моря, бессильно припадает к берегу. Но еще было странное чувство освобождения. Восстав, я двинулся вглубь леса -- и тут передо мной возникла стремительная рысь. Дикая кошка стала выделывать кренделя, будто не желая, чтобы я шел дальше. Но я не побоялся, доверясь свету звезд. В этот момент я увидел льва.
Зверь, рыча, шагнул ко мне, похоже, он был голоден. За ним семенила волчица, глаза которой явно не светились дружелюбием. Ужас сковал мои ноги, но по счастью, во мне пересилило желание жить -- и я во всю прыть устремился вниз, к долине. В сумерках передо мной возникла фигура человека. Я опешил, он же молча меня созерцал.
- Кто бы ты ни был, - воскликнул я, - призрак или живой, спаси!
- Да, - ответил незнакомец, - когда-то я и взаправду был человеком. Рожден в Ломбардии, при Юлии Цезаре, творил при Августе. Я был поэтом, славен был рассказом о том, как из погибшей Трои спасся Эней, сын Анхиза. Но... куда же ты несешься? Неужто не хочешь познать глубинк, узреть причины и начала...
- Ты... Вергилий? - я не мог поверить, что предо мной певец певцов, величайший из стихотворцев. Я стал рассыпаться в лести, и мои рулады были абсолютно искренни!