– А я как же? – спросила она, опасаясь, что он успеет получить от подруги нужный совет.
Но Лаура все держала в уме и тотчас вернулась к начатой фразе.
– Тогда вот что… – торопливо произнесла она, пока официант не вернулся со счетом. – Подстереги его и плесни чем-нибудь в лицо.
– Господи, чем еще? – Жанна невольно заслонила лицо ладонью.
– Чем положено в таких случаях. Или вымажи ему лицо паркетной мастикой. Или подговори бомжей, чтобы они его прессанули.
– Я одна не смогу. Ты мне поможешь?
– Извини, у меня урок, – повторила Лаура, то ли отказываясь ей помочь, то ли не успевая толком ответить.
– А каблук? – крикнула ей вдогонку Жанна.
– Починила, – огрызнулась подруга.
Глава пятая
Месть Шарлотты
Все-таки Лаура – надо отдать ей должное – не отказалась, нет, а просто не успела тогда ответить. И когда Жанна ей на следующий день позвонила, с робкой, заискивающей надеждой напоминая о вчерашнем разговоре, та сразу сказала, что вечером будет свободна и готова ее сопровождать. Сопровождать на благое дело, на месть Шарлотты Корде.
«Какая еще там Шарлотта?» – недоверчиво спросила Жанна, заподозрив некий подвох (подруга была способна на мелкое иезуитство), но Лаура толком ей не ответила. Лишь наставительно произнесла, что, мол, книжки надо читать. «В гробу я их видала, эти книжки», – подумала Жанна, и напрасно: не следовало позволять себе такие мысли, поскольку книжки-то ей тогда и аукнулись… но об этом речь впереди.
Жанна заехала за подругой на своем испытанном кукурузнике (таковы марки всех автомобилей ниже «мерседеса»). Было по-летнему душно, воздух лиловел и сгущался маревом, как перед грозой. В кабине, не отделенной перегородкой от багажника, держался стойкий, приторный аромат роз, смешанный с запахом бензина и промасленной ветоши. Лаура обеспокоенно потянула носом, опасаясь, что разболится голова, и спросила, долго ли ей страдать за свое благородство. «Двадцать минут, если не застрянем», – ответила Жанна, поглядывая на нее со слегка высокомерной снисходительностью: голова у нее самой не болела никогда.
Обе устроились на переднем сиденье. Лаура опустила боковое стекло и стала обмахиваться снятой с головы жокейской кепкой (кепулей), защищавшей от солнца. Жанна завела мотор, кукурузник задрожал (затрепетал), они дернулись, несколько раз ткнулись в невидимое препятствие и поехали.
Лаура достала пузырек с какой-то жидкостью, но открывать не стала, а лишь поболтала им перед носом Жанны, внушая, что запаслась всем необходимым. Жанна в ответ тоже достала и тоже поболтала, ничего не внушая: пузырьки оказались одинаковые и ни на что серьезное не годные – только клопов морить.
– Ну и дуры же мы с тобой… – сказала Лаура, удовлетворенная тем, что может назвать дурой не только себя, но и свою подругу.
– Тут есть аптека неподалеку. Заедем? – жалобно предложила Жанна, как предлагают нечто заведомо ненужное и бесполезное.
– Тут и кладбище есть… тоже недалеко, – произнесла Лаура так, как на сцене произносят реплику в сторону, и с участливым вниманием обратилась к подруге: – Там все то же самое, в этих аптеках. Хорошей отравы не купишь. Одна надежда на бомжей.
Жанне на минуту стало страшно, даже в горле запершило, и она закашлялась.
– Может, не надо? Ни к чему все это?
– Что именно? – внятно спросила Лаура, тем самым требуя, чтобы Жанна называла вещи своими именами, а не пряталась за уклончивыми недомолвками.
– Ну, это, это… вся наша затея.
– Не наша, а твоя, если на то пошло… Тоже мне Шарлотта Корде. Слава в веках не для тебя.
– Жалко мне его, хоть он злой и противный.
– Англичанин-то твой? А себя не жалко? А он тебя пожалел, когда нанимал этого амбала?
– Нет, не пожалел. – Жанна была вынуждена признать очевидное.
– Вот и молчи, а то все испортишь. – Лаура и сама замолчала, словно сказанное ею было настолько значительным, что к нему ничего не добавишь.
Глава шестая
Дворомыга
После светофора, свернув в респектабельно-тихий, дремотно млеющий под липами переулок, Жанна притормозила. Кукурузник встал между черным «мерседесом» и оранжевым самосвалом, выглядевшим непристойно со своим приподнятым кузовом и грубыми, рельефно-рубчатыми шинами огромных колес, но терпимым, поскольку он вывозил мусор после дорогого ремонта.
– Здесь. – Жанна опустила глаза, чтобы не смотреть на то, что тысячу раз уже видела. – Из того подъезда он обычно выходит.
– Один?
– Один. И запирает дверь на ключ.
– Странно. Может быть, он Штирлиц? А что там за человечек крутится возле подъезда? На охранника не похож. Бомж? – Хотя подруга не смотрела туда, куда ей показывали, Лаура была уверена, что она все прекрасно видит.
– Дворомыга. – Жанна нашла замену слову. – Мыкается по дворам и собирает выброшенные книги. Сейчас ведь много выбрасывают. Мешками выносят.
– Зачем же он их собирает?
– Не знаю. Я не спрашивала. Дурь, наверное. У каждого в башке свои тараканы.
– Эй, милейший! – Лаура окликнула и поманила к себе человечка. Тот не стал делать вид, будто не слышит, и тем самым набивать себе цену, а сразу подошел, хотя и без всякой суеты и угодливой торопливости, со спокойным лицом, вовсе не желая соответствовать тому, что его назвали «милейшим». – Ты здешний?
Тот кивнул, готовый к тому, что его спросят, как найти, как пройти, как проехать. Но Лаура ошарашила его заданным напрямую вопросом:
– Хочешь получить на бухло?
– Я вообще-то не пью. Но деньги мне нужны. Пожалуй, хочу, – сказал человечек так, словно ему еще пришлось решать вопрос, хочет он или не хочет.
Некоторое время подруги его откровенно разглядывали. Как все дворомыги, он был во что-то одет, чем-то обмотан, чем-то подвязан, чем-то едва прикрыт, и невозможно было понять, где кончается верхняя, пиджачная часть одежды и начинается нижняя, брючная. Но лицо у него было красивое, волосы на голове – с серебристой проседью, бородка – ухоженная, и глаза за стеклами круглых очков – мечтательные.
«Слава богу, хотя бы моется, чистый», – принюхиваясь, подумала чуткая к запахам Лаура.
– Значит, денег ты хочешь. Тогда будь любезен – выполни одну работенку. Сейчас отсюда выйдет хмырь. Постарайся к нему прицепиться и завязать с ним драку. Надо его хорошенько отделать. Прессануть, как говорится.
– Я вообще-то не дерусь. Во всяком случае, без особой причины.
– Причина есть. Этот хмырь плохо обошелся с женщиной. Спровоцировал ее на опрометчивый поступок, а затем нанял одного бугая, чтобы тот ее избил.
– Какая гнусность. Эта женщина – вы?
– Нет, моя подруга. Вот познакомься. Жанна.
Жанне пришлось открыть дверцу, выбраться из машины и поклониться. Он тоже поклонился, благоговейно взял за кончики пальцев и подержал – словно бы на весу – ее руку. При этом подругами было замечено (они со значением переглянулись), что на его руке два обручальных кольца.
– Рад знакомству. Николай, – назвал он себя, поправил пиджак, перешитый из морского кителя, и поддернул брюки, понизу обтрепанные до бахромы, накрывавшей давно не чищенные ботинки и сползавшей дальше под каблук.
– Жанна тоже безумно рада. – Чтобы не затягивать всю эту канитель, Лаура сочла себя вправе высказаться за подругу. – Так ты берешься?
– Берусь, – сказал он, снимая очки так, словно без них видел гораздо лучше и чувствовал себя увереннее.
Глава седьмая
Баллончик
Некоторое время всем троим пришлось подождать в кабине. Все трое молчали. Лаура сочла, что молчать, конечно, неловко, даже неприлично, но еще неприличнее было бы пытаться завести разговор, когда говорить заведомо не о чем. О главном они условились, а отвлекаться на что-то постороннее не было никакого резона. Это могло лишь помешать, увести не туда.
Впрочем, по мере того как ожидание затягивалось, она нашла тему для разговора и с безразличным недоумением спросила:
– А почему у вас два обручальных кольца? Вы двоеженец?
– Просто у меня было две жены, и каждой я оставил по квартире. Одной даже в высотном доме.
– Значит, и положение вы занимали соответственно высокое? Впрочем, ваш брат любит так о себе говорить.
– У меня нет брата. А сам я действительно занимал высокое положение. Я был министром иностранных дел.
– Простите, а ваша фамилия?..
– Чеботарев, с вашего позволения.
– Что-то я не помню министра с такой фамилией.
– Я был министром, так сказать, теневым. Но без моего ведома ничего не делалось.
– Так это вас надо благодарить за успехи нашей внешней политики?
– Во всяком случае, я принимал участие.
– С вами консультировались?
– Нет, участие мысленное, на расстоянии…
– Так вы телепат? Или вы имеете выход в некую ноосферу? – Последнее слово Лаура произнесла с таким преувеличенным уважением к предмету, что за ним угадывалось явное пренебрежение.
– Нет, я баловством не занимаюсь. У меня другие методы.
– Какие же?
– Не знаю, как объяснить. Ну, можно сказать, сакральные…
– Тихо. Объект появился. Работаем, – прервала их разговор Жанна.
Действительно, из подъезда с прямой осанкой вышел англичанин. Он постоял, огляделся, снял и протер очки, брезгливо высморкался и медленным шагом, вынося вперед палку с набалдашником, двинулся им навстречу.
– Мы выйдем вместе? – спросила Жанна упавшим голосом.
– Сиди. Сначала выйду я, а затем Николай. А ты сиди, – повторила она так, словно это повторение было равнозначно объяснению причин, вынуждавших подругу остаться в машине.
– Нет, я должен первым, уж вы простите… – Чеботарев, опередив всех, выбрался из машины.
Он поддернул брюки, чтобы бахрома на штанинах не попадала под каблуки, затянул потуже ремень и смахнул с себя налипшие лепестки роз. Таким образом придав себе соответствующий вид, в чем-то даже угрожающий, он преградил дорогу англичанину.
– Я не помешаю, если пройдусь немного с вами рядом? – спросил он, выбирая слова попроще и произнося их как можно более внятно и медленно.
– Пожалуйста. Лишь бы я вам не помешал, – ответил англичанин слегка насмешливо и презрительно, тем самым показывая, что в русском языке он не ребенок, чтобы пичкать его манной кашей.
– Вы недавно из Лондона?
– Какой там Лондон, приятель! Я живу здесь более десяти лет.
Некоторое время они шли молча, невольно соизмеряя шаги так, словно шагали в одном строю. Тут к ним подоспела Лаура. С сияющей улыбкой она присоединилась к Николаю и даже взяла его под руку.
– Так вас двое. – Англичанин пожал плечами, словно двое были ему так же безразличны, как и один.
– О нет! Нас гораздо больше. Нас трое, но одна из нас не может выйти после того, как ее избили, – посетовала Лаура, заранее готовая принять знаки сочувствия.
– Избили? Как нехорошо! – Лицо англичанина оставалось непроницаемо спокойным.
– И вы догадываетесь, кто именно?
– Не имею понятия.
– Правильно. Не имеете. И наша задача заключается в том, чтобы внушить вам некие понятия, необходимые порядочным людям, – подхватил Николай, с приятностью внушая: это еще не угроза, но он не отвечает за то, что может последовать дальше.
– Тогда вы ошиблись адресом. Я не порядочный человек.
– Как?! Вы же джентльмен… – вмешалась Лаура.
Англичанин немного помялся.
– Да, но я не безупречен. Я с юности страдал от своих порочных наклонностей. Я, как у вас говорят… по… пога… поганец, ха-ха. И этим не гнушаюсь, а очень даже наслаждаюсь, если я правильно выразился.
– Не слишком ли вы самокритичны? – спросила Лаура с ласковым вызовом.
– Не слишком, уверяю. И если вы собираетесь меня бить, я буду защищаться самым недостойным образом, с помощью запрещенных приемов.
– Спасибо, что предупредили. Каких же? – заинтересованно осведомился Николай.
– Все вам расскажи! Между прочим, я могу и укусить. У меня мертвая хватка, как у бульдога. Или, к примеру, воспользуюсь этим баллончиком… – Англичанин нехотя достал красный баллончик из кармана и тотчас спрятал обратно. – Но это так… между прочим…
– Только учтите вы с вашим баллончиком, что перед вами министр иностранных дел, глава теневого кабинета. – Лаура подавила зевок, словно ей давно наскучило слышать подобные угрозы от тех, кто потом в них раскаивался.
– Браво, браво. Кажется, у вашей молодежи это называется «прикол».
– Важно не название, а важна суть. Что ж, приступим… – Лаура достала свой пузырек, а Николай стал теснить англичанина в подворотню дома, пытаясь заломить ему за спину руки.
– Это насилие… Вы не имеете права. – Англичанин попятился, споткнулся, чуть не упал, но затем изогнулся, ловко вывернулся, рывком освободил руки и произнес: – Знаете что… ну-ка откройте рот… откройте, откройте…
Он прищурился, словно дантист, собирающийся осмотреть ротовую полость своего пациента.
– Зачем? – с недоумением спросил Николай, но все-таки открыл рот (Лаура не успела предупредить, чтобы он этого не делал).
– Вот зачем, – сказал англичанин и прыснул ему в рот из своего баллончика.
Глава восьмая
Сакральное могущество
– Ну вот… удушье проходит, кашель уже не такой сильный…
– И дыхание, похоже, восстанавливается, глаза почти не слезятся…
Николай полулежал-полусидел на топчане в своем подвале с низкими потолками и обмотанными войлоком трубами (под спину были втиснуты подушки), а над ним с видом заботливых сестер милосердия склонялись Жанна и Лаура, перечисляя признаки улучшения его состояния и по поводу каждого из признаков обмениваясь пугливо-радостными улыбками.
– Может быть, чаю? – Жанна чуть-чуть изменила голос, подчеркивая этим, что обращается к пострадавшему, постепенно приходившему в себя.
Николай едва заметно кивнул, но тут же беспомощно огляделся по сторонам, отдавая себе отчет в том, что они вряд ли сумеют отыскать все необходимое для чая.
– Я попозже сам заварю.
– Вот деньги за вашу работу. – Лаура взяла пострадавшего за руку и накрыла ею лежавший рядом конверт с деньгами.
Николай отдернул руку и замотал головой.
– Не надо. Лучше книгами.
– Какими книгами?
– Если у вас есть ненужные, принесите.
– Зачем они вам? Вы так любите читать?
– Люблю больше всего на свете. Но именно поэтому книг не читаю.
– Что же вы с ними делаете?
– Храню, – со значением произнес Николай, словно хранение книг превосходило по важности все прочие занятия.
– Так у вас здесь книгохранилище? Как в бывшей Ленинской?
– Да, но только тайное. Там я даже не зажигаю свет.
– Почему же вы отказываете себе в удовольствии читать, имея столько книг?
– Потому что книги слишком зачитаны, захватаны, залапаны, замызганы, замусолены, ведь они прошли через множество рук. Их смысл искажен из-за нелепых комментариев, предисловий, послесловий, чьих-то дурацких мнений и оценок. Поэтому они утратили свое сакральное могущество и перестали благотворно влиять на жизнь. Особенно это касается Библии, Корана и других священных книг. А без таких книг жизнь – это рахитичный уродец. Зачитанность Корана, потеря его священного смысла порождает терроризм, а зачитанность Библии… Но это долгий разговор. Может быть, когда-нибудь… после… – Николай снова закашлялся.
– Да, вам лучше не переутомляться… После, после, – заставила себя согласиться Жанна, несмотря на все желание услышать продолжение. – Теперь мне ясно, почему я ничего не читаю.
– Я думаю, что ты не читаешь по другой причине, – словно бы нечаянно обронила Лаура. Под предлогом того, что она сама себя не слишком понимала, Лаура не стремилась к тому, чтобы другие ее до конца поняли. – Какой же он все-таки поганец, этот англосакс.
– Здесь все не так просто. – Николай сел, подобрав под себя ноги. – Раньше погаными называли племена кочевников, совершавшие набеги на Русь, но теперь их сменили поганые книги. Я к вашему англичанину давно присматриваюсь. И вот что я выяснил, хотя, возможно, это мои домыслы. Нет, не домыслы. – Николай сам же себе возразил. – Ваш англичанин отвечает за проникновение поганых книг в Россию и возникновение наших собственных, таких же поганых. И, надо сказать, ему это удается. Поганые заполонили прилавки, книжные полки библиотек. Сейчас начинаешь понимать, что призывы ввести цензуру или даже жечь книги – не пустой звук. Однако давайте пить чай…