– Как ты могла такое сказать! Необыкновенный! И это про меня! Про того, кто все бросил, ото всего ушел, забился в тараканью щель, поселился в этом подвале, лишь бы со всеми сравняться, всем уподобиться, стать таким, как множество других. Так знай же, усвой раз и навсегда: я самый обыкновенный, заурядный, такой как все. И не смей меня называть иначе.
Жанна долго молчала, давая ему высказаться, – молчала даже тогда, когда и он замолчал. И лишь затем безучастно сказала:
– Ты не заурядный, а… рядовой.
Николай поначалу и не понял, что она в это вкладывала (поняла ли сама Жанна?).
– Что значит рядовой?
– Это значит, что ты стоишь в строю. Стоишь, руки по швам, готовый выполнить приказ.
Он задумался.
– Ну, пожалуйста, если тебе так нравится.
– Да, мне нравится, нравится. Я же не говорю, что ты главнокомандующий. Нет, ты рядовой. – Ее лицо осунулось, а голос дрогнул от обиды.
Николаю стало ее жалко и досадно, что позволил себе вспылить.
– Хорошо, хорошо, я согласен.
Именно то, что он с ней согласился, отняло у Жанны последнюю способность сдерживаться, и она расплакалась. Расплакалась, ненавидя себя за это и ругая последними словами.
– Ну, прости, прости… – Ему стало ясно, что надо не соглашаться, а каяться и просить прощения. – Я последний дурак.
– Нет, это ты прости. Но что я могу поделать, если я такая дура, если я тобой восхищаюсь и горжусь.
– Я не заслужил. Вот уж чего не надо, так это мной гордиться.
– Нет, надо! – Тут уж Жанна рассердилась, дала себе волю. – Надо! Ты необыкновенный человек!
– Вот пожалуйста. Снова! – Хотя она назвала его необыкновенным, теперь, после ее слез, он уже не мог на нее сердиться. – Что ж я такого необыкновенного сделал?
– Ты? Ты предсказал день своей смерти. – Жанна сама удивилась, что это сказала, и посмотрела на него вопросительно, с опаской: не промахнулась ли?
Он был вынужден признать, что не может ей возразить.
– Это многие предсказывали. И мудрецы и поэты. – Посмотрел куда-то в сторону.
Тут она осмелела.
– Ты можешь простоять на коленях полдня, держа в руках Евангелие.
– Ага, ты за мной подглядывала.
– Случайно так получилось.
– И что еще я могу?
– Ты любишь меня. – Она сосредоточенно вдевала пуговицу в петельку на платье.
– Для этого усилий не требуется. Тебя нельзя не любить.
– Меня-то? Еще как можно. Спроси, кого хочешь. А ты любишь. Вот тебе и усилие. Только, если можно, – она вынула пуговицу из петли, – отодвинь этот день, предскажи его годика на три позже.
Глава шестнадцатая
Два садовника
С принцем Ниронгом Жанна и Николай подружились после того, как тот побывал у них несколько раз. Побывал один, без свиты, одетый по-простому, но с бирюлевским шиком, по его собственным словам. «Мой одежда есть бирюлевский шик», – произнес он с гордостью во время своего последнего визита, однако при этом поглядывал на них не без смущения и некоторой опаски, поскольку чувствовал себя неуверенно и ждал совета: не перебрал ли он со своим хваленым шиком? Николай и Жанна сразу поняли, что вопрос деликатный и тут очень важно не ошибиться, правильно на него ответить. Поэтому они дружно заверили принца: конечно же, нет, не перебрал, у Вашего высочества отменный вкус. Но при этом постарались осторожно внушить, что, возможно, его костюму немного вредит излишняя экстравагантность и некоторые детали не совсем сочетаются друг с дружкой.
«Какие?» – спросил принц Ниронг так, словно желал узнать имена преступников, которым намеревался тотчас отрубить головы.
Пришлось мягко и деликатно указать ему на некоторые погрешности. К примеру, черные кожаные брюки с шипами и тяжелые ботинки на высокой шнуровке – это, скажем так, одно. А пестрый платочек на шее и ремень с узорной пряжкой – совсем другое. И то, что подходит для кладбища, мрачной обстановки могил и склепов, вы простите, Ваше высочество, увы, не совсем годится для пляжа.
Принц выслушал, сначала посчитал, что у него есть явный повод обидеться, поджал карминно-красные губы, насупил оливковые брови, но затем решил не обижаться, а там и вовсе забыл о досадном эпизоде. При этом даже повеселел. Он попросил заварить чай, который принес с собой в фарфоровой ступке, и когда все расселись за столом, стал шутить, смеяться и рассказывать о своей семье. Он изображал в лицах отца, мать, братьев, любимую сестру Нум и – особенно выразительно – Первого министра двора, хитрую лису, интригана, взяточника и казнокрада. Изображал и престарелого мудреца-садовника с глазами кроткой лани и седой тигриной бородкой, умевшего заклинать змей, гадать по руке и открывшего принцу многие сокровенные тайны. Оказывается, в одной из прежних жизней принц тоже ухаживал за садами – теми самыми садами Лумбини, где родился Будда. Он был свидетелем этого рождения – издали видел, как на царицу Майю снизошел небесный свет, и до него донесся первый крик новорожденного.
Услышав об этом, Николай сказал, что ему тоже было открыто: в прежней жизни он служил садовником у Иосифа Аримафейского. Того самого Иосифа, в чьем саду был погребен, а затем воскрес Иисус Христос.
Эти слова поразили принца, произвели на него огромное впечатление. Он на минуту замер, словно от испуга, исказившего его черты, но это выражение стало постепенно смягчаться, исчезать, стираться с его лица и вместо него появлялось – проступало – совсем другое выражение восторга и восхищения. Принц заговорил о том, что их встреча с Николаем не случайна, что им многое суждено и от них многое зависит, способное изменить судьбы мира и преобразить человечество. Николай слушал с почтительным вниманием, к которому обязывало положение принца. Но было заметно, что хотя Николай с ним во многом согласен, разделяет его идеи, он не решился бы их высказать с такой наивной непосредственностью.
Так они просидели до позднего вечера, когда из облаков выплыла огромная сиреневая луна, осветившая подвал струящимся светом, и Жанне было странно видеть их вместе: Николай, одетый как бомж, и принц в кожаных брюках с шипами, с пестрым платочком на шее. И, оказывается, оба по прежним жизням (в прежние жизни Жанна остерегалась особенно-то верить, хотя к рассказам о них прислушивалась) – садовники, засвидетельствовавшие величайшие свершения земной истории, рождение Будды и воскресение Христа.
Глава семнадцатая
Старушка
Жанна приехала к Полине Георгиевне внезапно, не предупредив ее по телефону, не захватив с собой ни лекарств, ни хлеба, ни картошки. Это означало, что ей срочно надо поболтать, – иными словами, поговорить о чем-то очень важном. Полинька Сакс это сразу угадала по глазам, сама ничего не сказала – только вздохнула, оставляя за собой второе слово и терпеливо выжидая, когда Жанна произнесет первое.
– Был у нас принц Ниронг, угощал необыкновенным чаем, – сказала Жанна и почувствовала, что об этом ей говорить совсем не хочется.
– Все у тебя теперь необыкновенное. Ладно, о принце после. Кстати, к нему скоро приезжает на побывку сестра – маленькая принцесса Нум. Но об этом после, после. – Полина Георгиевна с раздражением перебила сама себя. – Выкладывай, что там у тебя. Умирает твой суженый, что ты ко мне примчалась?
– Да, умирает. – Жанна легко согласилась с тем, что было труднее всего себе представить, но все же поправилась: – Вернее, скоро умрет.
– Господи, что такое? Заболел? – переполошилась Полина Георгиевна.
– Нет, но ему иногда кажется… у него такое предчувствие, что через год, семнадцатого августа он умрет.
– А сегодня у нас какое? Я в этих числах вечно путаюсь.
– Как раз семнадцатое.
– Так ведь через год же. – Полина Георгиевна решила, что это слабое утешение. Считая, что Николай все-таки заболел (во всяком случае, эта версия была самой внятной), спросила:
– Кажется, или врачи предсказывают?
– Он сам себе врач и предсказатель.
– Ну, милая моя, – пробасила Полина Георгиевна, – сроков никто не знает. Лишь один Всевышний. – Она наставительно подняла фиолетовый (от просвечивающих сквозь морщинистую кожу вен) палец.
– А он знает.
– Нет, нет, не бери в голову. Оставь. Лучше подумай, как бы не влюбился он в эту маленькую принцессу. Ха-ха. Такое бывает… Мой муженек тоже… когда-то… влюбился. Ха-ха. – На втором смешке Полинька Сакс закашлялась.
– Пускай влюбляется. Я буду только рада. Лишь бы еще пожил, – сказала Жанна тихо, вовсе не заботясь о том, чтобы кашель не заглушил ее слова.
– Что ты там шепчешь? – Полина Георгиевна, не расслышав сказанного, приблизила ладонь к уху.
– Я говорю: пускай.
– Влюбляется-то? Ну, конечно. Дай ему волю. Он совсем из дома уйдет.
– Да какой у него дом…
– Ты же сама хвалила…
– Его истинный дом – старушка в саду Иосифа, – произнесла Жанна, глядя куда-то в сторону и не осознавая собственных слов.
– Какая еще старушка? Эй, ты что говоришь-то? Проснись.
Жанна спохватилась и прикрыла рот ладонью.
– Ой, оговорилась: сторожка, конечно. Сторожка! Хотя, может, и не оговорилась. – Она отняла ладонь ото рта. – Старушка, да еще вся скрюченная, согбенная, как смерть…
– Врешь. В саду Иосифа нет смерти, – гукнула Полина Георгиевна. – И Николай твой не умрет. Все ты врешь.
Глава восемнадцатая
Партийное золото
Лето кончалось, угасало, меркло, и наступила… зима. Несколько дней шел дождь со снегом, а затем еще подморозило, и посыпалась крупа. Это своей безнадежностью уж совсем напоминало ноябрь, но погода все-таки выправилась, и наступила картинная, багрец и золото (классическая) осень. Осень с утренней изморосью, туманами и винно-красным заревом ранних закатов.
В Москву действительно прибыла принцесса Нум – повидаться с братом и познакомиться с его друзьями. Он о них, конечно, и писал, и рассказывал, и все с восторгом, расточаемыми каждому – и особенно Николаю – безудержными похвалами (принц делал ударение на втором слоге). Вот принцесса Нум и решила если не войти в этот круг, то хотя бы зябко приблизиться к нему, соблюдая заинтересованный нейтралитет, чтобы у нее самой сложилось некое впечатление. А то как же – побывать в Москве и вернуться без впечатлений, которыми можно было бы отчитаться перед родителями (ведь ее поездка – это отчасти инспекция).
По этому случаю был устроен прием, и не где-нибудь, а в подвале, поскольку ни о каких ресторанах, и тем более посольских апартаментах, принцесса и слышать не хотела. Со стороны Николая в торжественном приеме участвовали, помимо него самого, Жанна и Лаура (ее специально пригласили, и она даже по такому случаю отменила занятия языком). А со стороны принца – прежде всего он сам, сестра и несколько безмолвных стражей, которым разрешили присутствовать.
Принцессу привезли на старомодном лимузине, и она с боязливой грацией сошла по выщербленным ступенькам, местами тронутым мхом, в святая святых – подвал. Долго осматривалась, пытаясь сохранить на лице выражение учтивого внимания к чужому жилищу, но как-то не очень оно ей давалось, это выражение, соскальзывало с лица, уступая место паническому страху перед обмотанными войлоком трубами, кранами и задвижками. Лишь вид старенького пианино ее немного успокоил, и она заметно повеселела. Чувствуя, что сказать ничего не может, а молчать невежливо, беспомощно смотрела на брата. Ей казалось, что ее растерянность его компрометирует, но принц благодушно улыбался и был всем доволен – и сестрой, и собой, и окружающей обстановкой (трубами и кранами).
Принцесса так же боязливо раздала всем подарки: бамбуковые сумки, тыквенные домики, травяное мыло в мешочке, кокосовое масло, тайский красный рис и прочую экзотику. Когда ее стали благодарить, она очаровательно засмущалась и покраснела. Все залюбовались ею, так она была мила, маленькая, хрупкая, с миниатюрными ручками, одетая в джинсы и простую рубашку, хотя и с накидкой из тайского шелка. В ушах сияли тяжелые золотые серьги искусной дорогой работы. А волосы, уложенные в сложную прическу, были убраны лиловыми и фиолетовыми цветами.
– Как вам понравилась Москва? – спросила Жанна, и принцесса закивала, словно в этом вопросе уже содержался ответ, который ей оставалось только подтвердить.
– Ей понравилась, но она стесняется, – сказал за нее брат, и по лицу принцессы было заметно, что она понимала по-русски и следила за всеми его высказываниями, чтобы вовремя метнуть в брата негодующий взгляд. – Она у нас умеет петь русские песни, «Березоньку» и «Калинушку». Может, попозже споет под гитару.
– А танцевать она умеет? – спросила Лаура и тотчас улыбнулась принцессе, как бы сожалея, что не обратилась с этим вопросом непосредственно к ней.
– Сестра училась тайским храмовым танцам и уже выступала.
Упоминание о храмовых танцах заставило Николая с особенным вниманием посмотреть на принцессу.
– Ну, что же мы стоим. Давайте сядем. – Он учтиво предложил принцессе специально устроенный для нее из подушек и подстилок трон (иначе бы маленькую принцессу было бы просто не видно).
Все сели.
– Между прочим, сестра привезла с собой водку с коброй и хочет всех угостить. Водка целебная и очень крепкая. – Принц показал всем изящно выделанную бутылку с заспиртованной коброй.
Все долго и благоговейно ее разглядывали.
– А мне ее жалко, – сказала Жанна и отвернулась. – Зачем ее замуровали в этой бутылке? Жила бы себе, грелась на солнышке…
– Ага, и жалила бы всех… – Лаура брезгливо притронулась к бутылке и отдернула руку.
– Мы можем ее воскресить. Вернее, пробудить, – сказал Николай с шутливой угрозой в адрес Лауры.
– Вот уж не надо. Пусть лучше спит. – Лаура отодвинулась от греха подальше.
– Пробудить? А как? – Жанна, напротив, придвинулась поближе к бутылке. – С помощью заклинаний?
– Нет, зачем же… С помощью храмовых танцев. – Николай посмотрел на принцессу, словно она единственная могла его понять.
– Давайте воскресим. Вернее, разбудим. – Жанна повернулась так, чтобы заслонить бутылку от Лауры.
Николай помог принцессе сойти с трона, отвел ее в сторону и о чем-то долго шептал ей на ухо. Затем он открыл бутылку и сделал жест, как бы расширяя круг собравшихся. Принц, Жанна и Лаура отодвинулись от стола. Принцесса стала танцевать, кружась, изгибаясь, вытягивая руки, складывая ладони под подбородком и накрывая ими голову.
Все, не отрываясь, смотрели на бутылку.
– Ожила! Кажется, ожила! – первой вскричала Жанна.
– Да ничего подобного. Заспиртованная змея, как она может ожить, – возразила Лаура.
– Шевельнулась! – Жанна взвизгнула от восторга.
– Глупости…
– Николай, скажи ей. – Жанна наклонилась к Николаю.
– Каждый должен сам…
– А что будет, если она выползет и всех ужалит? – спросила его Жанна.
– Тогда мы умрем со всеми нашими болячками и воскреснем исцеленными. Кто-нибудь хочет попробовать?
– Я, – вызвалась Жанна. – Я хочу умереть.
– Не выйдет, голубушка. Ты нам еще нужна. Тебе не следует увлекаться, – сказала Лаура тоном старшей сестры или школьной наставницы.
– Но я же воскресну.
– Кто тебя знает… Пообещаешь и обманешь.
– Нет, не получилось. Собравшиеся не готовы, – сказал Николай и сделал знак принцессе остановиться.
– Спиритический сеанс не удался. Духи не явились. – Лаура по-своему истолковала слова Николая.
– Что будем делать? – спросил Николай так, словно его единственным желанием было не делать ничего.
– Может, вы нам сыграть? – попросила принцесса.
– А что именно? Марш из оперы «Гибель богов»?
– Это слишком печально. Змея не воскресла, боги погибли. Лучше покажите нам ваше жилище. Мы с принцессой здесь впервые. Скажем, что у вас за этой дверью? Почему она заперта? Там хранится что-нибудь в высшей мере секретное? – Лаура первой снова придвинулась к столу.
– Партийное золото, – сказал Николай с шутливым вызовом, дававшим понять, что он вовсе не шутит.