Нарцисса протерла пыльную поверхность пучком соломы, приблизила зеркальце к лицу и внятно произнесла: «Сириус Блэк». После чего, прислонившись к оконной раме, стала ждать, когда на другом конце этого чудовищного мира красивый темноволосый паренек заметит сигнал вызова на точно таком же зеркальце. Тогда он посмотрит на нее, и его удивительно синие глаза без слов скажут, что это лишь дурной сон, что все будет хорошо.
И она даже поверит в эту нелепую мысль. Нелепую, но такую желанную.
А потом будет дождь и поездка в замок, въездные ворота которого украшает старинный герб: витиеватая буква «М», которую обвивают руки-лапы каких-то зверей-людей. И напряженная тишина, повисшая в библиотеке, стоило ей лишь войти туда.
Однако, когда ее будущий муж предложил (приказал!) сесть, она даже умудрилась выдавить из себя какое-то подобие улыбки.
Сам Люциус чуть присел на огромный письменный стол. Он не знал, о чем говорить с этой девушкой. Нарцисса тоже не спешила затевать душещипательную беседу. Ее, вообще, похоже, в данную минуту сверх всякой меры интересовали собственные босоножки. Иначе с чего бы она добрых десять минут не отрывала от них взгляда? Хотя, может, она любовалась серебристым лаком на пальчиках своих миниатюрных ножек. Люциуса охватило раздражение. Черт возьми! И это его будущая жена!
Сейчас, когда она сидела на самом краешке широкого кресла, судорожно вцепившись в сиденье руками, со стороны она была похожа на нахохлившегося воробья, нелепо втянувшего голову в плечи. Люциусу совсем не понравился ее вид. Впрочем, Люциусу грело душу, что она испытывает … страх. Хоть и старается его не показывать. Ведь его еще никто никогда не боялся. Домовые эльфы не в счет, да и Крэбб с Гойлом боялись скорее имени его отца. А Нарцисса боялась. Но ведь жена не должна… Вот Присцилла не боялась Эдвина, поэтому и жила далеко-далеко. И хотя это был не ее выбор, такое положение вещей устраивало всех. Впрочем… может, в этом и есть смысл. Он знал, какую клятву дают женщины чистокровных семей при вступлении в брак. Что ж, наряду с послушанием и верностью он приобретает еще и страх. А страх влечет за собой восхищение и уважение. Именно такие чувства испытывал сам Люциус по отношению к отцу. Откуда же ему, семнадцатилетнему подростку, воспитанному с очень странным представлением об институте семьи, было знать, что именно эта формула «страх = уважение + восхищение», выведенная им самим, сыграет с ним злую шутку, когда у него появится собственная семья.
Взгляд Люциуса поднялся от поджатых пальчиков ног Нарциссы к ее коленям. На правом был волшебный пластырь, искусно подобранный к цвету кожи, но, тем не менее, заметный для наблюдательных глаз.
— Что с твоим коленом? — зачем-то спросил он.
Честно говоря, ему было на это глубоко наплевать, но как-то нужно было разбить эту проклятую тишину.
— Я упала в саду, — не поднимая глаз, ответила Нарцисса. Ее тихий голос прозвучал удивительно ровно.
— Ездила в гости к Уизли, помочь выдворять гномов?
— Что-то вроде этого.
— Понятно.
В комнате снова стало тихо — молодые люди погрузились каждый в свои мысли.
Люциус настойчиво отгонял от себя образ темноволосой девушки с глазами удивительного цвета, который воображение упорно подсовывало снова и снова. Если бы в этом кресле сидела она… Все было бы совсем не так. Он бы не прислонялся к этому чертовому столу, а уже давно стоял бы на коленях у ее ног, пытаясь облегчить боль в израненной ножке. Ведь болеть должно обязательно, чтобы он первым мог оказать помощь. А она рассмеялась бы звонко и поблагодарила его.
Разговор о саде и родственниках, даже таких, как Уизли, напомнил Нарциссе совсем другого человека.
— Что с твоим коленом? — тревога в синих глазах. — У тебя кровь идет.
Это были первые слова Сириуса Блэка.
— Ничего, все хорошо, и крови совсем немного.
— Да уж, полподоконника — это совсем чуть-чуть, — нетерпеливо сказал Сириус. — Ты где сейчас?
— Я хотела поговорить… — начала она.
— Так! Выбирайся за территорию, там, в дупле того дуба, ну ты помнишь, я оставил портключ. Он перенесет тебя к озеру. Я буду там через десять минут.
— Сириус, не нужно, я просто хотела поговорить, и…
— Нарцисса! Когда ты посинеешь от потери крови или подхватишь какую-нибудь заразу, всем уже все равно будет, о чем ты хотела поговорить. Кстати, возможен и комплексный вариант. Я имею в виду потерю крови и… — он хотел казаться беспечным, но во взгляде сквозило беспокойство.
— Если бы я знала, что точно умру от этого, я бы никому не позволила оказать помощь.
Сказала и пожалела.
— Стоп! Быстро встала. Да-да, прямо сейчас, вместе с зеркалом, чтобы я видел, и пошлепала к дубу. Я тоже вылетаю.
— Я босиком, — зачем-то сообщила она.
— Подходящей обувью не обеспечу, но, — он пожал плечами, — могу взять на руки.
Она улыбнулась, поднимаясь с подоконника.
— Ты правда умеешь оказывать первую помощь?
— Если б не умел, Поттер бы давно загнулся.
Она снова улыбнулась.
— Пока, Сириус, я иду к дубу.
В тот день она впервые убежала из дома, и это был самый счастливый день в ее жизни. Ну и что, что болело колено; плевать, что она была босиком… глядя в его глаза, она верила, что все будет хорошо. Ведь это обещал брат. Пусть не родной, но Нарцисса любила мысленно называть его именно так. Она так и не решилась поделиться с ним новостью. Они просто бродили, смеялись, и он ее фотографировал. Увидит ли она теперь эти колдографии? Прощаясь, Нарцисса незаметно сунула зеркальце в карман куртки Сириуса. Оно ей теперь больше не понадобится, а ему может еще сослужить хорошую службу.
Улыбнувшись на прощание, девушка взялась за портключ. В тот миг она еще не знала, что это последняя их совместная прогулка и что счастливее чем сегодня, они уже не будут никогда. А многочисленные встречи в Хогвартсе будут мимолетны и безлики. Потому что оба они сделали свой выбор.
Нарцисса, как и обещала отцу, станет женой Люциуса Малфоя, а мятежный Сириус Блэк уйдет из отчего дома, и его имя станет синонимом грязного ругательства для всей семьи Блэков. Да и вообще для всего волшебного мира, но уже позже и по другой причине. Для всех, кроме Нарциссы, которая с уходом Сириуса потеряет что-то очень важное.
И уже ничего нельзя будет изменить, и не на что станет надеяться.
Находясь в этой комнате рядом с ненавистным ей человеком, девушка четко поняла: теперь она зависит от него целиком и полностью.
========== Отчаяние ==========
Глупость? Отчаяние?
Медленный шаг…
Это когда-то стоило сделать.
Минутный порыв,
Безумный пустяк…
А может быть, так проявляется смелость?
Щеки горят,
Стук сердца в ушах,
Легкая дрожь в ослабевших коленях.
Глупый порыв,
Во времени шаг -
И загнулись в спираль мгновенья-ступени.
Лестница в небо,
А может быть, в ад.
Запах весны и шумящее море…
Лестница в прошлое:
Ввысь и назад…
А если паденье? Ну, что ж… это стоит.
Находясь в этой комнате рядом с ненавистным ей человеком, девушка четко поняла: теперь она зависит от него целиком и полностью.
Гермиона посмотрела в глаза Драко Малфоя и невольно отшатнулась, запутываясь в висящих мантиях. Если она считала, что Малфой разозлился, увидев ее в своей комнате… Нет! Что вы! Оказывается, до этого он был просто образцом приветливости и гостеприимства. Сейчас же единственным, что еще спасало здоровье и жизнь несчастной гриффиндорки, было его нежелание портить собственный гардероб, которым, по-видимому, он очень дорожил. Но стоит ей выйти из шкафа… Гермиона заметила, что правая рука Малфоя нервно сжимается и разжимается, и прижалась к спасительным мантиям.
— Грейнджер! Я не буду повторять, — голос его был настолько тихим, что Гермионе пришлось прислушиваться. Может, спокойствие это хороший признак? Только его голос как-то не вяжется с этим взглядом.
Если бы она чуть лучше знала Малфоя, поняла бы, что тот дошел до точки кипения. Это качество выработал в нем отец. Он запрещал сыну проявлять эмоции, и с самого детства у Драко появилась черта: чем сильнее он злился или раздражался, тем тише и спокойней звучал его голос, заставляя окружающих цепенеть. В отличие от семнадцатилетнего Люциуса, Драко Малфоя действительно боялись. Он был жестоким и опасным человеком, а его язвительная речь ранила зачастую сильнее многих заклятий. Его преимущество было в том, что он видел людей: их мысли, чувства. Так было проще управлять, дергая за нужные струны. Он без запинки мог назвать десять способов достать любого ученика Хогвартса, на которого в свое время пало его внимание. Он даже знал наперед, какой будет реакция того или иного человека. Его жертва еще только успевала подумать, чем ответить обидчику, а он уже знал, каким будет этот ответ. Со стороны могло показаться, что он способен читать мысли. На самом деле, он просто никогда не смотрел на людей, он просто их видел.
Блез, посвятившая более десяти лет своей жизни наблюдению за этим странным человеком, была полностью уверена, что если бы он задался целью: мог бы очаровать даже профессора Макгонагалл, которая, к слову сказать, его терпеть не могла. Ведь, умея причинять боль, он, наверняка умел ее излечивать и дарить радость. Но он предпочитал ограничиваться только первой частью этого действия. Просто потому, что ему не нужны были эти люди. Они не волновали его. Блез всегда считала, что человек, которому Драко Малфой захочет протянуть руку дружбы, очень многое обретет в его лице. Ведь она-то знала его не только жестоким и надменным. С ней он бывал другим. Иногда, если позволял себе расслабиться. Нет, он не пытался ее очаровать. Зачем? Она и так была готова ради него на все. Просто с ней он иногда был обычным. В такие минуты она понимала, что за маской надменного подростка прячется усталый ребенок, который слишком давно утратил свое детство. Раньше она думала, что пройдет время, и Драко Малфой станет наконец просто человеком, не несущим на своих плечах бремя этой проклятой фамилии. Но всегда случалось что-то, что раз за разом заставляло его жестоко улыбаться и понижать голос почти до шепота. В такие моменты даже она его боялась. Что же можно говорить о несчастной Гермионе Грейнджер, которая вообще ни разу не видела на лице Малфоя ничего, кроме презрения.
— У тебя четыре минуты…
— Малфой, это очень длинная история. Я не знаю… как я могу тебе рассказать? Может, ты все это сам затеял?
Хотя сейчас Гермиона уже начала допускать мысль, что Драко Малфой мог действительно ничего не знать о пленении Гарри.
— Три минуты… — он уже справился с приступом ярости, и теперь его лицо было непроницаемым, только голос звучал еле слышно.
— Малфой, подожди, ты не можешь. Ну, дай мне хотя бы вылезти из шкафа… — приговаривая это, девушка попыталась выбраться, запуталась в висящей одежде и чуть не упала на пол.
— Две.
Драко Малфой отвернулся от своей жертвы и медленно двинулся в сторону входной двери. Сейчас он ее распахнет и выставит девушку из комнаты.
— Гарри здесь! — громко выпалила Гермиона.
Рука Малфоя, тянувшаяся к ручке двери, застыла в воздухе. Он резко развернулся и напрягся, как тигр перед прыжком. Гермиона, не сводя с него глаз, осторожно выбралась из шкафа, и, несмотря на всю серьезность ситуации, чуть не рассмеялась. Кажется, Драко Малфой с трудом удерживался от желания заглянуть под широкую кровать.
— Ты хочешь сказать, что местом встречи со своим ненаглядным Поттером, вы выбрали мою спальню?! — в его голосе появилась опасная мягкость.
— Да нет же! — воскликнула Гермиона. — Он не в твоей спальне, он в твоем подземелье.
— Во-первых, это подземелье моего отца, во-вторых, ты несешь ерунду. Откуда ему здесь взяться?
— Его похитили люди в черной одежде.
— Ага, как в детективе. Темной-темной ночью люди в черной одежде появились на улице как-ее-там, прокрались в дом и схватили несчастного Поттера, прямо как был, в пижаме с сердечками. Кстати, ты в этот момент тоже присутствовала в его спальне? — его ухмылку невозможно было терпеть.
— Причем здесь темная ночь, Малфой! Его похитили днем, в Центральном парке.
Юноша скептически поднял бровь и ухмыльнулся. Гермиона поняла, что он не верит ни одному ее слову.
— Малфой, включи мозги! — с раздражением произнесла девушка. — Зачем мне являться в твой дом на ночь глядя? Не считаешь же ты, в самом деле, что я соскучилась за лето.
— Вполне вероятно, если учесть, что твоей компанией были Поттер и Уизли. Удивляюсь, как ты вообще жива, как вы все живы. От ваших бесед мозги тухнут. Темы сезона: номер один — Темный Лорд; номер два — Спасение мира. Не удивительно, что кто-то из троих потянулся наконец за толикой интеллектуальной беседы.
Внезапно его ухмылка исчезла, и он резко сказал:
— Я жду правду! И меня больше интересует способ, которым ты сюда проникла.
— Ты не спрашиваешь, зачем я здесь? — не поверила своим ушам Гермиона.
— Причины меня не очень интересуют, итог для тебя все равно будет один.
Гермиона сглотнула. «Что он имеет в виду?»
— Но лучше расскажи все.
— Мы гуляли в Центральном парке… — начала она.
Драко Малфой по-прежнему стоял у двери, засунув руки в передние карманы брюк, нетерпеливо сгибая и разгибая большие пальцы. При этом он, зачем-то, перекатывался с носка на пятку.
— Мы ели мороженое, смеялись, — Гермиона почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Еще несколько часов назад они были беззаботны и счастливы. Все было замечательно. И Гарри так весело смеялся, его глаза так сияли, а сейчас он…
— Грейнджер, избавь меня от слезливых подробностей, — равнодушный голос вернул ее к действительности.
Девушка яростно моргнула и подумала про себя, что, если выберется отсюда, придумает для этого ублюдка такую кару, что ему сто крат вернутся каждая ее слезинка и каждая минута страдания Гарри.
— Потом появился экипаж с вашим гербом на дверцах и увез Гарри.
— Люди? — вопрос прозвучал односложно, но она поняла, о чем он.
— Никто ничего не заметил. Я не знаю, как это было сделано.
Кажется, он хотел съязвить по поводу того, что она не все на свете знает, но промолчал. Гермиона не льстила себе мыслью, что из чувства такта. Просто он хотел быстрее разобраться в ситуации.
— Они просто затащили Гарри в экипаж. А вокруг все шло своим чередом и…
— Почему тебя оставили в живых, не стерли память?
«Интересные приоритеты», — подумалось Гермионе.
— Ты же свидетель. Нелогично.
Действительно. Не могли же они хотеть быть узнанными. Или это способ заманить ее сюда? Гермионе стало холодно. Окно было все еще открыто, и через него в комнату влетал прохладный ветерок, приносящий с собой запах моря. Девушка любила море. В другой раз она бы порадовалась. Но не теперь.
— Где ты была в этот момент?
Его вопрос пронзил ее мозг озарением.
— Я отходила к урне — выкинуть обертку от мороженого.
Он кивнул.
— Потом?
— Потом они поехали, а я вскочила в отделение для багажа.
— Никому ничего не сказав! — он рассмеялся. — Ты — идиотка, Грейнджер! Как же ты теперь надеешься выйти отсюда? Ты в ловушке! Никто не подумает вас искать в этом доме. Для начала все решат, что вы где-то уединились и коротаете деньки до школы…
— Дамблдор нас найдет! — упрямо сказала Гермиона, хотя в душе понимала — он тысячу раз прав. Она действительно идиотка. Сама не использовала возможность спасти Гарри.
— Ну-ну, жди… Рассказывай дальше! — с этими словами он направился к столу, выдвинул тяжелый стул и, развернув его спинкой вперед, оседлал. — И, кстати, можешь присесть.
В ответ на недоуменный взгляд девушки он пояснил:
— У меня голова начинает кружиться от твоих попыток изобразить заводной паровозик.
Только тут Гермиона заметила, что, рассказывая, от волнения ходила туда-сюда перед шкафом, причем все время по одной и той же траектории.