Какие сейчас нравы царят в армии, в ходу ли забавы и приколы, мне неведомо, но желаю, чтобы курьезные истории оставались без драматических последствий.
Палатка окуривания
После окончания учебного подразделения, обретя военную специальность «химический инструктор-дозиметрист» и звание «сержант» для дальнейшего прохождения срочной службы я прибыл в понтонно-мостовой батальон инженерно-технических войск, расположенный в селе Парканы на берегу Днестра.
Начальник штаба майор Георгий Дежкин, прочитав мое удостоверение об окончании учебки с общей оценкой «отлично», одобрительно произнес:
– Годится, отличники нам нужны. Большинство призывников в батальон поступили из среднеазиатских и кавказских республик. Для них оружие массового поражения – темный лес, поэтому просвещай и не только в теории, но и на практике. Следуй завету великого русского полководца Александра Суворова: тяжело в учении – легко в бою. Впрочем, и другие мудрые заповеди из его «Науки побеждать» не забывай.
– Так точно! – ответил я.
– Имей в виду, если достигнешь высоких показателей в боевой и политической подготовке, то присвоим очередное звание и предоставим двухнедельный отпуск домой, – обнадежил майор. – Поди, скучаешь, тоскуешь о родне и невесте?
– Так точно, скучаю! Разрешите идти?
– Иди, приступай к обязанностям, – велел офицер.
Начштаба и, конечно, комбат подполковник Сухарев стали моими непосредственными начальниками. Фактически, отвечая за подготовку личного состава к защите от оружия массового поражения, а именно ядерного, химического и бактериологического, я занимал офицерскую должность.
С азартом включился в работу. Используя плакаты, схемы и другие наглядные пособия, рассказывал сослуживцам о ядерном, термоядерном оружии, о водородной бомбе и основных факторах поражения: проникающей радиации, световом излучении, ударной волне и электромагнитном импульсе. Детально поведал о губительном воздействии этих факторов на организм человека, в целом на окружающую среду, флору и фауну, подробно рассказал о средствах защиты и приборах для определения уровня радиации и допустимых для человека нормах, о газосигнализаторе, предупреждающем о типе примененного противником газа.
Приятно было наблюдать, с каким интересом слушатели внимают новым для них знаниям. Таким же образом реагировал и я, будучи курсантом учебки.
Старательно, конспектируя факты, подчиненные слушали лекции о химическом оружие: боевых отравляющих веществах, газах нервнопаралитического, удушающего действия, в частности, зарине, зомане, иприте, фосгене и дифосгене, о зажигательных смесях – белом фосфоре и напалме. Не осталось без внимания и бактериологическое оружие – смертельно опасные бактерии и вирусы природного (холера, чума, сибирская язва, оспа и др.) и искусственного происхождения, созданных во вражеских лабораториях.
Зараженность местности, помещений и каким именно отравляющим веществом, определялась прибором газосигнализатором. Также в арсенале батальона были дозиметрические приборы для определения уровня радиации: ДП-5В, индивидуальные дозиметры ИД-1, ИД-02, ИМД-2С, комплект дозиметров ДП-22В и дозиметрическая линейка ДЛ. Основным средством защиты от химического и бактериологического оружия является общевойсковой защитный комплект с противогазом, а средством разведки – БРДМ – боевая, разведывательная дозорная машина.
Занятия я не ограничивал стенами «ленинской комнатой», так назывался актовый зал для культурно-просветительских мероприятий, где они проводились, а продолжал учебу на полигоне с применением взрывпакетов, дымовых шашек. Убежден, что многим, кто служил в армии и на флоте, запомнились такие учебные команды: «Вспышка слева!», «Вспышка справа!» спереди или сзади, то есть о возможном ядерном взрыве.
При этой команде солдаты ложились плашмя на землю, ступнями по направлению к взрыву, прикрывали глаза и голову от светового излучения и ударной волны. Для укрытия использовали овраги, пригорки и другие особенности ландшафта.
Некоторые из местных старожилов-аборигенов, наблюдая за непонятными для них телодвижениями, вертели пальцами у висков. В их головы не укладывалось, почему вдруг солдатский строй плашмя падает на землю?
Весна была в разгаре. Деревья и кусты утопали в белоснежном, розоватом, лиловом, пурпурном и желтом цветении. Земля покрылась изумрудно-малахитовой травой, проклюнулись хрупкие цветы.
– Товарищ майор, мне необходимо проверить, правильно ли подобраны противогазы для каждого бойца, не пропускают ли резиновые маски воздух, а в случае военных действий газы и опасные бактерии и вирусы, – обратился я к начштаба.
– Понятно, решил проверить их в палатке окуривания?
– Так точно!
– Одобряю и разрешаю, – сказал майор Георгий Дежкин. – У нас не только порох должен быть сухим, но и надежная защита от оружия массового поражения, находящегося на вооружении вероятного противника, каковыми являются армии стран НАТО. Начни проверку с личного состава первой роты. Я предупрежу капитана Моцарского.
– Мне потребуется слезоточивый газ хлорпикрин, – напомнил я. – Он хранится на складе химических средств.
– Прикажу старшине Гармашу, чтобы выдал.
Вскоре по моей команде рядовые установили вблизи плаца палатку цвета хаки. К тому времени прибыл первый взвод в составе тридцати человек во главе с замкомвзвода сержантом Виталием Синельником. Солдаты выстроились в две шеренги.
Я начал инструктаж с вопроса:
– Как проверить надежность противогаза, чтобы в случае применения противником боевых отравляющих веществ он не стал последней предсмертной маской?
Наступила пауза, чтобы не попасть впросак, никто не решился ответить, а я продолжил:
– Для этого существует газ хлорпикрин, воздействующий на слизистые ткани дыхательных путей, на глаза и гортань. Поэтому, чтобы размер маски герметично прилегал к лицу, а гофрированная трубка, соединяющая маску с коробкой с сорбентами, фильтрующими воздух, была целой, без повреждений, проводится их проверка в палатке окуривания, где для этого распылен хлорпикрин.
Облачившись в ОЗК с противогазом, я проник в палатку и распылил хлорпикрин. Пробыл внутри три минуты и, убедившись в надежности своего противогаза, резиновой маски, вылез наружу.
– В палатку входить по двое, – пояснил я. – Находиться в ней следует не более трех минут. Этого времени достаточно для проверки герметичности маски. Если почувствуете, что щиплет глаза и наворачиваются слезы, то, не мешкая, выбегайте из палатки. Ясно?
– Так точно! – хором отозвались они.
– В таком случае, начнем с замкомвзвода, – я указал рукой на сержанта Синельника. – Приступай! Газы!
Он быстро облачился в ОЗК и надел на голову резиновую маску противогаза, скрылся в палатке. Через три минуты благополучно возвратился, снял маску и доложил:
– Противогаз в порядке.
До полудня, когда я объявил перерыв на обед, весь взвод успел побывать в палатке. Лишь у троих солдат маски оказались большего размера, произошло проникновение паров газа. После трапезы я предполагал продолжить процедуру с бойцами второго взвода.
В качестве часового у палатки выставил рядового Федора Стрижа, а остальные строем отправились в столовую, расположенную на территории части в ста метрах от плаца. В этот промежуток времени произошел казус.
У палатки я застал рядового Богдана Кудрю из третьего взвода. Лицо у него было красное, как бурак, из глаз сочились слезы, кашлял, прикрывая рот ладонью.
– Что случилось?
– Очень приспичило. Всего на минуту отлучился в сортир, – оправдывался Стриж, – А его черт понес в палатку без противогаза. Вот и наглотался хлорпикрина. Не лезь в воду, не зная броду. Будет простофиле на будущее наука.
– Товарищ сержант, что со мной случиться? – вопрошал пострадавший.
– Уже случилось. Газ минимальной концентрации, поэтому не смертельный, промоешь лицо, глаза, нос, прополощешь горло и пройдет.
– Спасибо, а то я думал, что мне крышка, помру или останусь калекой и тогда невеста сбежит.
– Почему полез в палатку, что ты там искал? Отвечай!
– Ребята сказали, что ефрейтор Бахтияр Турдиев забыл в палатке флягу со спиртом. Решили перед тем, как отправиться в столовую на обед, принять граммов по пятьдесят на грудь для аппетита, – признался Богдан.
– Дурья башка, – покачал я головой. – Сослуживцы тебя развели, как лоха, подставили. Ни фляги, ни бидона в палатке нет. Об этом случае доложи командиру взвода, чтобы наложил взыскание. Шагом марш!
Кудря ретировался на промывку лица и глаз, а я обратил свой взор на рядового Стрижака и строго произнес:
– По законам военного времени, отдал бы тебя под трибунал.
– Виноват, исправлюсь, – промолвил Федор, опустив голову.
– Два наряда вне очереди, – объявил ему наказание. – Доложи взводному.
– Есть, – без энтузиазма отозвался он.
После полудня проверка противогазов в палатке окуривания продолжилась.
Храпун Фисюк
Вскоре житейская смекалка истопника и лекаря Кучера снова стала востребованной. Большие неудобства и дискомфорт ночью сослуживцам причинял новобранец рядовой Григорий Фисюк, детина из казацкого роду-племени, двухметрового роста с обувью 47 размера, сшитой по заказу. Родом он был с одной из станиц Сальского района Ростовской области.
Пока интенданты на складах искали для него подходящие сапоги (так и не нашли), он вынужден был ходить в строю в домашних башмаках. Только через месяц выдали новые кирзачи.
– Береги их, как зеницу ока, – напутствовал старшина Петр Гармаш. – Пришлось комбату обращаться к комдиву, чтобы заказали на обувной фабрике. Имей в виду, сам генерал побеспокоился, не каждому такая честь выпадает. Выразил удовлетворение тем, что такой богатырь под его началом служит. Намерен посетить наш батальон, чтобы посмотреть на «снежного человека», у которого стопа, как у слона.
– Кто снеговик? – удивился казак.
– Так ты и есть, тот самый «снежный человек». Если проявишь усердие в огневой, физической и политической подготовке, наградим знаком «Отличник Советской Армии» и предоставим двухнедельный отпуск на родину.
– Так точно, проявлю! – пообещал он.
– Каким видом спорта занимаешься? – продолжил старшина.
– Гиревым. Играю пудовыми гирями, словно мячами.
– Лучше бы борьбой или боксом, но и гири сойдут, – заметил Гармаш. – Смотри, Григорий, не подведи. Если генерал пожалует в батальон, то покажешь, на что способен, как управляешься с гирями. От тебя будет зависеть отношения комдива к личному составу. Коль на первенстве дивизии займешь призовое место, хотя бы бронзовую медаль, то напишу рапорт комбату, чтобы присвоил тебе звание «ефрейтор».
– Почему не сержанта?
– Для этого надо пройти учебу на шестимесячных курсах и сдать экзамены.
Григорий очень дорожил сапогами, натирал кремом до блеска, часто менял стальные подковки, чтобы каблуки не стирались во время занятий на плацу по строевой подготовке. Всем нам, пришлось на два года забыть о ботинках, туфлях и сандалиях. В жару и мороз, в дождь и снег носили тяжелые кирзовые сапоги с подкованными каблуками. Многокилометровые марш-броски совершали при полной экипировке в бушлатах со скаткой, плащ-палаткой, вещмешком, весом не менее пятнадцати кило, с противогазом, котелком, флягой. И, конечно же, с автоматом Калашникова, подсумками с магазинами снаряженными патронами калибра 7,62. Вот где настоящая закалка, суровый экзамен на выносливость!
– Генеральский подарок, – с гордостью взирая на сапоги, дабы подчеркнуть свою значимость, периодически напоминал сослуживцам Фисюк.
– Коль ты такой верзила, могли бы офицерские, хромовые выдать, – заметил рядовой Кучер.
– Еще не вечер, я – казак терпеливый, – ответил Григорий. – Через семь месяцев, когда наступит срок замены на новые скороходы, попрошу у старшины, чтобы пошили хромовые. Надраю их до блеска и для шика, как у атамана, голенища в гармошку.
– Мечтать не вредно, – усмехнулся командир отделения Олег Наседкин. – По уставу рядовым и сержантам положены кирзовые сапоги. На твой прокорм и так много средств уходит. Постоянно просишь добавку, почитай, ешь за двоих.
– Коль призвали, то пусть кормят, чтобы не сосало под ложечкой, – отвечал Фисюк.
– Гришка, признайся, казачки с тобой редко танцевали? – поинтересовался рядовой Иван Кучер.
– С чего ты взял? – удивился тот.
– А того, что очень рисковали. Если такой слон на ногу наступит, то считай хромоножка, калека на всю жизнь, – мрачно заявил Иван.
– С казачками я обходился аккуратно. Держал и за тали навесу, чтобы не касались пола, не чуяли ног под собой, – отвечал Фисюк.
– Так это не танец, а акробатика, – заметил кто-то из сослуживцев.
– Главное, что в руках молодая, красивая казачка, а танец это, пляска или акробатика, мне по барабану, – добродушно рассмеялся казак.
– Значит тебе, как плохому танцору, что-то мешало? – поставил диагноз Наседкин.
Всем был хорош донский казак, если бы не один недостаток, который он сам таковым не считал, а, напротив, даже гордился тем, что сослуживцы, даже ночью помнят о нем.
– В моем казацком роду все славились богатырским храпом, – сообщил он. —Станичники завидуют, от казачек отбоя не было и нет. Самые красивые девчата под венец охотно идут. Ну, чтобы, значит, малыши родились, крепкие и крупные.
– Казак донской, где твой конь вороной? – подтрунивали над ним ребята.
– Своему тезке, Григорию Мелехову из «Тихого Дона» подарил, – с находчивостью отвечал он.
– Жаль, посадили бы тебя на коня и отправили к чертовой матери, чтобы не отравлял нам сон своим лошадиным храпом. Вот так повезло!? До самого дембеля придется терпеть ночные рапсодии. Своим храпом ты подрываешь боевую готовность батальона. Целый день солдаты поле бессонницы, вялые, как сонные мухи. Противник возьмет нас голыми руками.
– Наверное, все читали этот роман моего земляка Михаила Шолохова, – гнул свою линию Фисюк.. – Много казаков сложило головы в гражданскую войну. Но казацкому роду нет переводу.
– Конечно, читали «Тихий Дон», «Поднятую целину», «Донские рассказы», «Судьбу человека» «Они сражались за Родину» и другие произведения, – подтвердил я. – Замечательный писатель, лауреат Нобелевской премии. Потратил ее на строительство школы, благоустройство родной станицы Вешенской, где и живет, хотя мог бы переехать в Москву, Ленинград, любой другой город, но верен родному Дону.
Действительно, сон донского казака до самого подъема сопровождался громким храпом с присвистом. Короткие антракты возникали, когда он, скрипя пружинами панцирной кровати, переворачивался на другой бок.
Развалившись на койке Фисюк с блаженной улыбкой на широком лице, отдыхал, выдавая на-гора виртуозные рулады, бившие по барабанным перепонкам, поэтому многие из сослуживцев, бодрствовали. Самые нетерпеливые солдаты ворчали, крыли донского казака отборным матом. Потом целый день ходили с ватными головами из-за вынужденной бессонницы.
– Если бы в дивизии проводились соревнования по громкости храпа, ты стал бы чемпионом, – подтрунивали острословы. Он, раздувая ноздри, самодовольно улыбался.
– Гришка, будь человеком, убавь децибелы, – увещевали другие сослуживцы, спавшие, а точнее, бдевшие, вблизи храпуна с мощными руладами. – Своим храпом ты подрываешь моральный дух личного состава роты, льешь воду на мельницу противника.
– Принимая присягу, вы клялись стойко переносить тяготы и лишения военной службы, – напомнил Фисюк, – Здесь вам не курорт, ни санаторий. Тяжело в учении, зато будет легко в бою.
– Ты своим храпом до боя выведешь всех из строя, – возразил Иван Кучер. – Год службы рядом с тобой следует читать за два года каторги.
– В здоровом теле – здоровый дух, – заявлял казак, скаля крупные зубы. – Не могу я перечить потребностям своего организма.