– Пока два человека, Олег Дмитриевич, – ответила секретарь.
– Я не перестану обивать ваш порог, пока не добьюсь своего.
Катя поднялась со стула и пошла к вешалке прямой походкой. Спинка, как струна, округлые, пышные формы и ножки – ровные, форменные, будто выточенные… Самохин раздевал ее взглядом, не отводя глаз, следил за каждым Катиным шагом и движением, медленно измеряя ее глазами с ног до головы. Катя, напротив, не обращала на него внимания.
Глава 4
– Ну-с, Владимир Сергеевич, так как же: будете вы что-нибудь говорить или нет?
– Лучше я промолчу. Зачем что-то говорить и оправдываться, если вы мне все равно не верите? – Владимир Назаров сидел напротив следователя в комнате для свиданий, но совсем не смотрел на него. Взгляд его выражал полную апатию к допросу, взор был туманным, глаза пусты. За третью неделю своего пребывания в СИЗО он уже от всего устал.
– Основание не верить подследственному, уважаемый Владимир Сергеевич, право следователя… Хочу – верю, хочу – нет, тем более что у меня есть причины не верить вам.
– А можно узнать, какие?
– Улики, главным образом. И прямая улика вашей виновности очевидна: вас взяли на месте, как говорят, тепленьким.
– А почему вы исключаете ту возможность, что я труп просто случайно нашел?
– Кто может подтвердить, что так оно и есть на самом деле? Есть у вас хоть один свидетель этому?
– Не знаю.
– Вот видите: вы не знаете, чего и следовало ожидать! А если бы…
– Искать свидетелей – не моя работа, – перебил Назаров горячность следователя. – Послушайте, Игорь Андреевич, если вы пришили целую статью, если я в ваших глазах обвиняемый, то почему мне до сих пор не дали адвоката? Я, между прочим, здесь уже третью неделю нахожусь.
– Ошибаетесь, Владимир Сергеевич, вы здесь не по чьей-нибудь милости, а только по своей собственной, не иначе! А хороших адвокатов у нас нет – перевелись все. А плохой вам и самому не нужен, разве я не прав?
От внезапно накатившей на него обиды Владимир готов был заплакать прямо при Пономареве. Почему с ним так обращаются? Зачем выбивают признания, если и сами прекрасно знают, что ему не в чем признаваться? Интересно, есть ли действиям Пономарева какое-нибудь научное название в процессе следствия?
– Да. Вы правы, Игорь Андреевич. Но я же имею право на защиту?
– Имеете, не спорю. Но сперва давайте перейдем к делу, Владимир Сергеевич. Итак, вы по-прежнему будете утверждать, что раньше никогда не знали убитого гражданина Михалевича?
– Никогда.
– Хорошо, допустим. Но, однако ж, вы убили его. Что вас побудило убить его? Назовите мотивы преступления или, так и быть, мотив.
– Я не буду отвечать без своего адвоката! – Владимир перешел в наступление. – Либо вы мне предоставите защиту, либо я молчу!
– Вот: «молчу»! А в принципе, вам есть что сказать. Но не хотите говорить – что ж, это ваше право. А, я понял, Владимир Сергеевич: вы заговорите в присутствии адвоката. Хорошо. Я предоставлю вам защитника – вытащу его из какой-нибудь помойки, но при том условии, что вы признаете свою вину.
От такой наглости Владимир обалдел. Глаза у него вдруг заблестели каким-то нездоровым блеском, в носу защекотало. Захотелось вдруг зарыдать в голос и не останавливаться. Он весь затрясся. Его внезапно объял невообразимый ужас.
– Это невозможно, – закричал он, – невозможно! Я никогда на это не пойду!
– Почему же нет, Владимир Сергеевич? Я ведь ради вас стараюсь. Знаете ли вы, что признание вины смягчает приговор?
– Чьей, чьей вины, скажите мне, наконец? Как хотите, я ваши условия не приемлю!
– Что ж, мне все равно, это вам надо, – Пономарев начал собираться. – Я по-прежнему буду настаивать на вашей виновности и все улики обращать против вас. А улики, поверьте мне, будут, я обещаю. Я от вас теперь долго не отстану.
Глава 5
Такие женщины, как Катя Назарова, Самохину, конечно, нравились и на жизненном пути не попадались давно, но раньше Кати в душу окружному прокурору запала еще одна женщина, Дарья Кирилловна Киселёва, ныне находившаяся в заключении в том же СИЗО «Матросская тишина», что и Владимир Назаров. Справедливости ради надо, однако, сказать, что однажды Олег Дмитриевич предложил ей свободу в обмен на одну простенькую услугу, вот только Дарья Кирилловна предпочла скорее послать нахала восьмиэтажно и пойти на нары, чем марать свое тело, личность и репутацию как в тюрьме, так и на свободе. Киселева, как и Назаров, тоже принадлежала к числу тех несчастных, чье дело находилось под личным надзором Самохина. Дарью Самохин выставил чуть ли не маньячкой; она обвинялась в убийстве из хулиганских побуждений, хотя на самом деле убила человека в состоянии аффекта, защищаясь. У Дарьи ранее уже были проблемы с законом: первый раз, лет десять назад, она была осуждена на семь с половиной лет с конфискацией за большую экономическую махинацию. Отсидела шесть, освободилась по амнистии и вскоре вышла замуж. Сейчас она читала любовный роман, и когда надзирательница ей сообщила, что к ней пришли, Дарья отложила книгу и вскинула на вертухайшу удивлённые, строгие глаза. Дарья вообще была хороша собой: шатенка с матовой кожей и властным взглядом. Она не курила и за это, видимо, заслужила уважительное к себе отношение со стороны сокамерниц. К тому же она была отнюдь не глупа, поэтому к известию о посетителе отнеслась настороженно:
– Кто?
– Иди, и увидишь.
Дарья медленно спустилась со второго яруса кровати и в сопровождении надзирательницы пошла в комнату для свиданий.
Самохин сидел на стуле, уперевшись в кулак. Увидев Дарью, поднялся в знак приветствия:
– Здравствуйте, Дарья Кирилловна.
Она посмотрела на Самохина высокомерно, присела.
– Вот это гости! Сам прокурор округа! Но на вашем месте, Олег Дмитриевич, я бы не стала обращаться так повествовательно к подследственной, которая по вашей (на этом слове Дарья сделала особый акцент) милости находится в этом месте. Вам следовало бы задать вопрос: «День добрый, Дарья Кирилловна?», а уж я бы вам ответила, уважаемый Олег Дмитриевич!
– Я пришёл кое-что сказать вам, Дарья Кирилловна…– И, задержав на пару минут взгляд на лице Киселёвой, добавил: – Хорошо выглядите сегодня, Дарья Кирилловна.
– Как раньше или как всегда? Надеюсь, господин прокурор, вы здесь не для того, чтобы сыпать в мой адрес комплименты?
– Я хочу освободить вас из-под стражи и помочь вам избежать суда, который над вами должен скоро состояться.
– Вы хорошо подготовили свою речь, господин обвинитель, – язвила Дарья.
– Вы меня что, не поняли?
– Естественно. Сытый голодному или гусь свинье не товарищ.
– Я пришел сюда ни сам шутить, ни слушать ваши шутки. До суда над вами – три недели времени, однако его может вообще не быть, и это вполне в вашей власти. Только одна услуга…
Женщина резко вскочила с места и прошипела Самохину в самое лицо:
– Пусть тебе услугу медведь оказывает, а мне блатные законы важнее!
Она была страшна в гневе, только Самохин ее не боялся, а, напротив, даже повысил голос:
– Киселева, сядьте!
– Спасибо, гражданин прокурор, я постою.
– Я дам вам денег и помогу бежать. Не только из изолятора, а из страны вообще. Вы даже не сбежите: вы просто уйдете.
Киселева оторопела:
– Что я слышу? И это мне предлагает сам прокурор? Прокурор? Хм… Где ж ты раньше был? – Она тоже повысила голос. – Я больше полугода кисну в этих стенах, мой адвокат не раз ходатайствовал мне об изменении меры пресечения, обращался даже в суд, но ты оставался глух к его стараниям, и суд почему-то его просьбу постоянно отклонял. Почему? Ты себе и суд подчинил, да?
– Попрошу мне не тыкать, уважаемая, – рассердился Самохин.
– Но знаешь, что самое интересное? Что сейчас я тебе верю. – Дарья нахмурилась. – Что тебе нужно, Самохин? Не ту ли самую медвежью услугу я должна тебе оказать?
– Ту самую. Но я прошу обращаться со мной как положено, на «вы».
– А зачем? Вы просите близких отношений, но представьте себе, как они будут выглядеть на фоне официального обращения.
– Ладно, как вам угодно. Но я не ошибаюсь – вы согласны? – Самохин не верил сам себе.
– Да, я согласна. Я принимаю ваше предложение: уж очень много и красиво вы мне наобещали. Но цена моей услуги должна вложиться в такую сумму, чтобы мне хватило улететь куда-нибудь далеко.
– Я вам заплачу, сколько скажете, – заверил Самохин.
– Тогда примите и вы мое условие, товарищ прокурор. – Дарья полюбовалась своими наманикюренными пальчиками.
– Какое?
– Деньги за эту ночь вы мне заплатите вперед. Иначе я не согласна.
– Завтра, я вам обещаю, вы выйдете на свободу и придете ко мне на прием. В любое время.
– Это все? – хмуро спросила Дарья.
– Пока – да.
– В таком случае я пошла. – И напоследок удостоила Самохина неласковым взглядом.
Глава 6
После полудня следующего дня Дарья Киселёва была освобождена из-под стражи. На воле ее встретила холодная осень и серые дожди. Только начался ноябрь. У ворот изолятора Дарья почему-то ожидала увидеть Самохина, но, не увидев, вздохнула свободно.
Автобус уносил ее на Волгоградский проспект, где дома ждет ее мама, а муж на работе. В личных вещах Дарьи, которые ей вернули по выходе на свободу, были ключи от квартиры. Дарья открыла дверь, тихонько разделась и неслышно прошла в спальню к маме.
Мама спала. Дарья присела возле ее кровати на корточки и несколько раз погладила по голове, поцеловала. Мать зашевелилась и быстро проснулась.
– Кто здесь? – сонным голосом спросила она.
– Здравствуй, мама, – широко улыбалась Дарья.
– Кто это?
– Я, мама, я.
– Даша, ты, что ли? Не может быть! Ты ж в тюрьме была…
– Была, мама, да выпустили. Самохин выпустил меня, мама. Он мне меру пресечения изменил.
– Не может быть! Господи! – заплакала мама и крепко обняла дочку. – А мне с тобой даже видеться не разрешали.
– Это нельзя, правда. Можно только письма и передачи.
Так сидели они, молча и обнявшись, минут пять. Потом Дарья сказала:
– Мамочка, мне надо позвонить, ты погоди немного, хорошо?
Звонила она на сотовый.
– Добрый день, Павел Егорович, это Киселева беспокоит. Откуда я звоню? Из дома, с квартиры на Волгоградском проспекте. Что я тут делаю? Маму обнимаю. Паша, ты можешь сейчас ко мне приехать? Да, именно сейчас. Слушай адрес…
Адвокат Становенко прибыл по просьбе своей клиентки очень скоро. С собой он привез легкий букетик осенних цветов.
– Это тебе, Даша. Прими, пожалуйста, мой скромный подарок. С возвращением на свободу.
– Спасибо, – ответила она, однако, равнодушно принимая букет. – Я мигом, а ты проходи в зал, не стесняйся.
Поставив цветы в воду, Дарья вернулась и рассказала адвокату и маме об истории своего освобождения.
–…так что у нас с Самохиным как бы сделка. Он принял мои условия, я – его. Но я не собираюсь спать с ним, у меня нет такого желания, понимаете? Я хочу его обмануть: получить деньги и уехать куда-нибудь.
– Куда ты поедешь? – остановил ее Становенко. – Это ж виза ж нужна, тебе ж не дадут.
– Лишь бы Самохин в розыск не подал, а я согласна, – недолго колебалась Дарья.
– Хорошенькие дела, черт возьми: постель с прокурором в обмен на свободу, – хмыкнул Становенко.
– Да, Паша, именно так. Знаешь, он ведь и в первый раз предлагал мне то же, и если б я тогда согласилась, в изолятор вообще бы не попала.
– Даша, ты хоть меня в курсе держи, – настаивал Становенко. – А я, в свою очередь, буду информировать тебя и скажу, какие меры принял Самохин в связи с твоим побегом от него.
– И если можно будет, – сказала Даша матери, – Паша сообщит мне, можно ли мне будет позвонить вам с Сережей.
– А писать ты будешь? – опять заплакала мать.
Дарья и Становенко переглянулись, адвокат подал Киселёвой какие-то лишь ей одной понятные жесты. Даша обняла мать.
– Понимаешь, мамочка, ради собственной безопасности вы с Сережей не должны знать, где я буду. Так, на всякий случай, если вдруг возьмутся допрашивать.
–…чтоб вы не проговорились, – подсказал Становенко. – Даже я не буду знать, где находится Даша. Я только могу вам сообщать, что мне она звонила и докладывала о себе. Поверьте, я очень хочу помочь вашей дочери. Помочь во всем и, главное, не допустить, чтоб она снова оказалась в тюрьме.
– Мамочка, а теперь нам пора. Самохин ждет меня сегодня.
Крепко обнявшись на прощание, мать благословила дочь на дальнюю дорогу и села у окна смотреть, как Даша покидает ее.
Дарья и Павел Егорович вышли на крыльцо. Становенко подвел ее к своей машине. Садясь в салон, Киселева инстинктивно обернулась на свое окно. Мать махала ей рукой. Даша помахала в ответ, и машина тронулась со двора.
В ближайшем же киоске радиодеталей Павел Егорович купил маленький карманный диктофон и кассету и вернулся к Дарье.
– Скажи, Даша, а ты веришь, что Самохин заплатит тебе, как обещал?
– Теперь верю. Вчера он обещал мне, что сегодня я выйду на свободу, – и вот, я вышла.
– Дашутка, предложение, которое тебе сделал Олег Дмитриевич, вполне в его духе, а ты сочла возможным – даже полезным – не отказаться от него. Правильно сделала. А обещание свое сдерживать не хочешь. Тоже справедливо. Держи это, – Становенко протянул ей диктофон.
– Зачем?
– Объясняю: ты идешь к Самохину, берешь у него деньги и договариваешься об этом самом. А вот это, – Павел Егорович ткнул в диктофон, – осторожно включишь во время вашего разговора: придет время, и информация, записанная на этой пленке, станет важным компроматом и вещдоком.
– Неужели такой день когда-нибудь наступит?
– Будем надеяться, Дашутка. Но, сказать по правде, я давно подозреваю, что Самохин Олег Дмитриевич… как бы это сказать? Словом, что есть факты, на основании которых его самого можно было бы привлечь к уголовной ответственности. И, возможно, на солидный срок.
Наконец, машина притормозила у здания прокуратуры ЮВАО.
– Диктофон положи в карман и иди, – проинструктировал адвокат Киселеву в последний раз, – а я буду ждать тебя здесь.
Глава 7
Когда Дарья Кирилловна явилась в приемную прокурора, секретарь Самохина Анастасия Викторовна Щукина беседовала по телефону и что-то параллельно записывала в журнал. Увидев посетительницу, Щукина дала ей знак чуточку подождать, можно и в приемной. Дарья опустилась на стул. Через минуту-полторы Щукина освободилась и, наконец, занялась Дарьей.
– Вы к Олегу Дмитриевичу?
–Да.
– Как о вас доложить?
– Скажите Олегу Дмитриевичу, что пришла я, – представилась Дарья.
– А кто вы?
– Он поймет, кто я. Я здесь по его собственному приглашению. Он хотел меня видеть.
– Хорошо. – Анастасия Викторовна встала со стула, но на Дарью бросила странный взгляд. – Олег Дмитриевич, – открыла она дверь к прокурору, – там к вам женщина, просила сказать, что пришла она.
Самохин мгновенно догадался, кто скрывается за этим «она».
– Немедленно пригласите ее! – Он даже заволновался.
Дарья вошла. Самохин тут же закрыл за нею дверь на ключ и хотел помочь ей раздеться, но женщина отстранила его.
– Не стоит беспокоиться, товарищ прокурор, мне не душно. – И отошла в сторону, щелкнула кнопкой диктофона.
– Разговор ожидается долгим, вы можете запариться, а потом застынете и простудитесь.
– Не ваше дело, – грубо сказала Дарья.
Самохин смело обнял Дарью за талию.
– Я же сказала, чтоб ты не лез! – громко повторила Киселёва. – Я еще не твоя!
– Не ори, нас могут услышать, – испугался Самохин.
– Вот и замечательно! Пусть слышат, пусть знают, с кем работают. Я пришла за деньгами. Если ты помнишь, мы договорились, что я получу их вперед, – она сделала ему саечку.
– Одну минуту, – поцеловал Самохин ее в губы.