– Эй, парень, ты живой?
Невысокий пожилой дядечка в застиранной рубахе и потёртых брюках стоял перед Сашкой. Седые волосы обрамляли аккуратную плешь, добрые глаза неопределённого цвета озабоченно смотрели на пловца. В руках дядька держал стоптанные ботинки.
– Вроде, живой. – Сашка с трудом переводил дыхание.
– Пьяный, что ли? – В голосе дядьки звучала тревога.
– Да нет, голодный, – усмехнулся парень.
– Что? Голодный? А не пьяный?
– Да не пьяный, не пьяный!
– Куда ж тебя чёрт понёс, если ты не пьяный?! Здесь же дна нет! – всплеснул ботинками пожилой дядечка.
– Как дна нет? – удивился Сашка.
– А так. Яма здесь. Видишь – никто не купается. Одного тебя, дурака, занесло! Хорошо, что доплыл! А если бы ногу свело?! – кипятился дядька.
– Я не знал, что здесь яма.
– Не знал… А в воду ты как заходил?! На крыльях влетел?!
– Я не здесь заходил.
– Не здесь? А где?
– Вон там, где народу много.
Дядька повернул голову в указанном направлении и присвистнул:
– Ничего себе! Это в какую ж даль ты заплыл, что тебя так течением снесло? А? Пловец? Олимпиец? Это сколько ты проплыл? Километров десять туда-обратно? Когда назад поворачивал, берег видел? Или одни суда дрейфовали? – Мужчина присел возле Сашки. – Чего молчишь?
Парень прищурился и смерил говорившего пристальным взглядом. Дыхание его уже практически восстановилось. Тираду в свой адрес он действительно проигнорировал.
– Мне одежду надо найти, – произнёс он.
– Одежду? А где ты её оставил, помнишь?
– Сразу возле лестницы.
– Возле лестницы… Здесь штук десять этих лестниц. Возле какой именно?
– Там асфальтовая дорога к набережной шла.
– Асфальтовая дорога, набережная… Пошли, найдём. Вставай, олимпиец! – Дядька протянул Сашке руку.
Парень глянул на протянутую ладонь и встал сам. Мужчина посмотрел на него с уважением.
– Слышь, олимпиец, тебя как звать-то?
– Александр.
– Угу, Сашок значит. А меня Павел. Дядя Павел. Пошли здесь, по кромке – удобнее будет.
И они направились в сторону набережной, плюхая босыми ногами по воде.
– А я вон там, на маяке работаю. – Дядька кивнул на полосатую, красно-белую башню, возвышавшуюся над берегом. – Там же и живу. Иду домой, смотрю – чья-то башка в волнах ныряет. И прямо на яму идёт. Ну, думаю – не дотянет пловец. Побежал на «спасалку». Во-он она, там, на общественном пляже. – Дядя Павел указал на облезлый домик спасательной станции, стоящий вдалеке. – Думаю, сейчас Лёшке скажу – он на моторке сгоняет, глянет. А этого чёрта и нет – на обед, видать, ушел. И помощничков его сопливых тоже не видать. Небось, в кафешку пиво сосать пошли. А ведь должны неотрывно дежурить, по очереди на обед ходить. А они только и глядят, как бы смотаться или водки нажраться. Сядут и пьянствуют, вместо того чтобы за народом следить.
Сашка шёл молча, до ворчания спутника ему дела не было. Дядя Павел продолжал:
– Здесь море опасное. Это я тебе говорю, чтоб знал и дурью не маялся, не заплывал бог знает куда. Здесь тебе не лиман, где по воде километр можно прошагать и всё воробью по колено. Здесь такие места есть – два шага шагнул и с головой ушёл. У нас когда-то пол-отряда пионеров утонуло… При социализме ещё. Так же вот, в яму попали, и в воронку затянуло…
– Да не тонул я, дядя. Я плавать умею, – возразил Сашка.
– Э-э, умеешь… Лучше б не умел! Кто плавать не умеет, тот и не тонет. Тот просто на глубину не лезет. Так, у бережка поплещется, и ему хватает. А тонут как раз те, кто хорошо плавает и лезет куда не надо. Сегодня ещё штиль, а если б волны были? Тогда что?
– Что?
– Башкой об камни – вот что. Знаешь, сколько таких олимпийцев, как ты, за сезон тонет? Семь-восемь человек, а в прошлом году десять утопло. И все приезжие, отдыхающие, да по пьяни. Они думают, если они у себя в Москве бассейн два раза переплывают, то и море по колено. Ты вот тоже из Москвы небось?
– Небось, – согласился столичный житель.
– Вот. Я так и подумал. Уж больно вы, москвичи, в себе уверенные. А стихия-то, ей без разницы, уверен ты в себе или нет, по башке даст – и до свиданья. Мать-то есть у тебя?
– Есть. – Сашке уже порядком поднадоела эта лекция.
– Вот. А ты о матери подумал, когда тонуть собрался?
– Да не тонул я, дядя! – раздражённо отрезал парень. – Я мастер спорта по плаванию! Спасибо за заботу. Дальше я сам дойду.
И он зашагал к уже виднеющемуся знакомому спуску. Потом всё-таки приостановился и бросил:
– До свидания!
– До свидания, – грустно вздохнул дядя Павел. – Не тони больше, олимпиец!
Взгляд дядьки упал на две бутылки из-под пива, валяющиеся в песке. Подобрав их, дядя Павел тоже отправился восвояси.
Глава 3
Славка Воробьёв, развалившись на удобном сиденье «ауди», одной рукой держал руль, а другой кидал в рот семечки, лущил их и сплёвывал шелуху в открытое окно.
Покинув брата, парень поспешил на работу. Его начальник, Степан Васильевич Штырь (для своих просто Васильич), был владельцем и генеральным директором местного винно-водочного завода. Славка служил у него личным водителем. Шеф был мужиком не зажимистым и пользоваться служебным транспортом для своих нужд парню разрешал. Будучи на короткой ноге с местными властями, Васильич снабдил набором атрибутов, обеспечивающих беспрепятственный проезд в любую точку области, все принадлежащие заводу машины. Вот и на лобовом стекле «Ауди» красовался гербовый пропуск, открывающий дорогу даже на закрытые государственные объекты, а в багажнике лежал синий проблесковый маячок. Но серебристую иномарку с тонированными стёклами все посты ГИБДД знали и так и никогда не останавливали даже за грубое нарушение правил.
Сегодня пятница, и в два часа дня водителю надлежало уже стоять под окнами кабинета начальника. Васильич в принципе не любил задерживаться на работе, а пятница вообще святой день – работать вредно для здоровья. Особенно после обеда. Поэтому дольше чем до двух Штырь торчать на заводе не желал. Славка должен был везти шефа домой, в загородный особняк. Особнячок был выстроен на морском побережье, километрах в двадцати от города. «Скромный» домик на тысячу квадратных метров, расположенный на участочке в полгектара земли. Там проживало малочисленное семейство Степана Васильевича – жена да тёща.
Подъезжая к зданию завода, Славка сбавил газ и аккуратно, можно даже сказать, чинно припарковал автомобиль на отведённое ему место. Посмотрел на часы – слава богу, успел, приехал даже на полчаса раньше. Неторопливо выбрался из машины и вразвалку подошёл к охраннику, стоящему на входе. Тот приветственно кивнул:
– Чё, передать, что ты на месте?
–Ага, – сказал водитель. – Жду.
И направился назад к машине, слыша, как охранник докладывает по рации о его приезде.
– Эй, Славк! – понеслось вдогонку. – Васильич сказал, машину сменить! «Мерина» возьми! Нового!
– А эту куда? – обернулся Воробьёв. – В гараж?
– Ща спрошу. Ага, в гараж!
Через двадцать минут Славка уже восседал за рулём новенького шестисотого «мерседеса». Васильич приобрёл эту машину совсем недавно, и парень не успел ещё к ней привыкнуть. Сиденья, обтянутые светлой кожей, пахли новизной, руль приятно ласкал ладони, передняя панель мерцала множеством непонятных значков и кнопок, которые ещё предстояло изучить. Главный, на Славкин взгляд, атрибут роскоши – встроенный телевизор – транслировал футбольный матч. Картинка была отвратительной – чёрно-белой, с помехами. Но удовольствия от просмотра это всё равно не портило.
Стрелки часов ещё не успели показать два, а двери проходной уже распахнулись, и оттуда выплыла грузная фигура шефа в сопровождении начальника охраны завода.
Васильичу было сорок шесть лет, но выглядел он на все шестьдесят. Нежная любовь к выпивке и жирной пище сделали его толстым и обрюзгшим. Позади генерального маячила парочка здоровенных ребят в отглаженных костюмах – телохранители, которых тот иногда брал с собой для пущей важности. Славка, забыв про свою вальяжность, суетливо выскочил из машины и распахнул перед шефом заднюю дверцу. Но Васильич сразу садиться не стал, а сперва обошел «мерседес» кругом, одобрительно похлопывая его по бокам, как породистого рысака.
– Какую я лошадку приобрёл, а, Серёж? – обратился он к начальнику охраны.
– Хорошая лошадка, – растянул губы в ниточку тот, изображая улыбку.
– Отличная лошадка, – пропыхтел шеф. – Как раз мне по рангу. Даже у нашего мэра такой нет! Да, Славик? – Взор генерального упал на водителя. – Ты, двоечник, все кнопки на панели изучил? Куда-зачем нажимать, знаешь?
Шеф явно был в хорошем расположении духа, и вопрос прозвучал больше насмешливо, чем строго.
– Все! – Славка моментально уловил настроение Васильича и решил пошутить:
– Как на рояле могу сыграть! Сонату Моцарта!
– Сонату… Брешешь небось опять. – Шеф принялся запихивать своё объёмистое тело на заднее сиденье. – Инструкцию хоть открывал?
– Открывал, Степан Васильич!
– Открывал… Ладно, сейчас проверю.
– Степан Васильич, мне куда садиться? – Начальник охраны решил переключить внимание генерального на себя. – К вам или в машину сопровождения?
Тот шумно вздохнул.
– Сзади езжай. Мне тут одному в самый раз, а с тобой тесно будет.
– Степан Васильич, в целях безопасности хотя бы один человек из охраны должен сидеть рядом с вами.
– Да ладно – в целях безопасности! – отмахнулся тот. – Ты с твоими молодцами мне больше для эскорта нужен, чем для безопасности. Валяйте в «козёл».
Сергей молча захлопнул дверцу. Небольшой кортеж из двух внушительных автомобилей – шестисотого «мерседеса» и «гелендвагена», который Васильич ничтоже сумняшеся обозвал «козлом», – тронулся с места.
– Куда едем? – поинтересовался Славка. – Домой?
– Нет, сначала в ресторане пообедаем, – пропыхтел генеральный.
– В «Прибое»? – уточнил водитель.
– В «Прибое» – где ж ещё. Больше у нас в городе ничего приличного нет, – высказал своё мнение Васильич и добавил: – Кондиционер-то включи! Жарища…
Пропустив мимо ушей последнюю просьбу, Славка послушно порулил в указанном направлении.
– Ну что, брата встретил? – поинтересовался шеф.
– Встретил, Степан Васильич, – последовал ответ.
– Ну и как?
– Да нормально.
– Узнал хоть его? После десяти лет-то?
– Узнал, – кивнул водитель. – Да он и не изменился почти. Десять лет назад такой же был.
– Понятно… А чем он у тебя занимается? В смысле профессия какая?
– Журналист в какой-то газете. Забыл название. Мать говорила, заумная какая-то газета – такая, что и читать не будешь
– Я-ясно, – протянул шеф. На его широком лице проступили капли пота. – Ты кондиционер включил или нет, не пойму?
– Включил, Степан Васильич, а как же! – заверил Славка.
– Так не дует ни черта! – возмутился генеральный.
– Как не дует? Дует. Я уже замёрз, вообще!
– Ты замёрз! Так он на тебя дует, вот ты и замёрз! А ты включи, чтоб на меня дул!
Васильич недовольно заёрзал на сиденье. На Славкином лице отразился мучительный мыслительный процесс. Куда нажимать, он явно не знал. Наконец ткнул в первую попавшуюся кнопку.
– Извините, Степан Васильич! Всё – включил.
– Что ты включил, я опять ничего не чувствую!
– Просто до вас холодный воздух пока не дошёл! Через минуту почувствуете, – изо всех сил выкручивался Воробьёв.
– Через минуту? Ну ладно. Врёшь небось, – проворчал шеф. – Опять инструкцию не прочитал…
Шумно дыша, он направил раздражённый взгляд за окно.
– Ну а как твой брат… как, кстати, его зовут?
– Сашка.
– Ну, а как твой Сашка на машину отреагировал? – решил Васильич продолжить допрос. – Он в такую и не садился небось никогда, только издалека видал!
– Да он пропуск на стекле увидел – понял, что не моя, – ответил Славка.
– Ну, естественно, не твоя. Но всё равно – оценил? Двигатель там, амортизаторы, навороты всякие…
– В «ауди» наворотов-то мало, – пожал плечами водитель.
– Да ладно – мало! В общем, ничего твой брат не оценил, – вынес вердикт генеральный.
– Не, он не понимает.
– Да уж куда ему с журналистской зарплатой в машинах понимать! В своей Москве только на метро небось и ездит… Славка! – выпрямился в кресле Васильич.
– Что? – дёрнулся тот.
– Где обещанный холодный воздух? Я сейчас закиплю тут к чёрту! Минута уже прошла!
– Он дует, Степан Васильич, – засуетился Воробьёв. – Просто пока тёплый, не остыл ещё. На улице слишком жарко. Может, вам пока окошко открыть?
– Вот ещё – буду я пылью дышать. – Шеф недовольно осел назад. И после паузы продолжил: – Ну, от квартиры твой брат точно обалдел! – уверенно заявил он.
– От квартиры – да, – согласился Славка. – «Твоя, что ли?» – спрашивает.
– А ты чего?
– А я говорю: «Да, моя!»
– Поверил? – усмехнулся генеральный.
– Да я потом сам признался, что не моя.
– Ну и зря. Пусть бы думал, что ты – парень не из простых. Пусть бы обзавидовался! Им, москвичам, полезно ихнее место указывать. А то они больно много о себе думают! Понаедут тут и пальцы загибают, – пропыхтел Васильич.
– Да нет, Сашка не такой, – помотал головой водитель.
– Ну, может, и не такой… Хотя мало верится… А остальные все такие! Сидят там, в своей Москве, жируют. К стране, как пиявки, присосались. Вот и надо им в нос тыкать, что мы тоже люди не бедные!
– Всё равно бы кто-нибудь сказал, что это ваша квартира. Красней потом, – отмахнулся Славка.
– Кто же это скажет? – поднял брови Штырь.
– Да хоть мать моя или бабки на лавочке. А то ещё Миледи, если вдруг заявится.
– Миледи? – Упоминания этого имени шеф явно не ждал, что отразилось на его лице. – При чём тут Миледи?
– Как при чём? – удивился Воробьёв. – А вдруг приедет?
– Нет, не приедет. Не приедет она больше. – В голосе генерального послышались грустные нотки.
Славка уловил интонацию и заботливо глянул на шефа в зеркало заднего вида.
– Жалеете, Степан Васильич?
– Нет, – отрезал тот. Но потом засомневался: – А вообще, не знаю… Весело с ней было. Заводная баба. Как выпьет, на столах выплясывать любила. Помнишь, как тогда, в ресторане этом?
– В «Кипарисе»? – услужливо подсказал водитель.
– Да-да, в «Кипарисе»!
* * *
«Миледи» было прозвищем одной известной в своё время актрисы, блиставшей в молодости в советских фильмах, а ныне исчезнувшей с экранов. Несколько лет назад она объявилась здесь, в курортном городе. Занесло её сюда ветром путча, дефолта, безработицы и прочих несчастий. В те годы, в начале 90-х, киноиндустрия новой России пришла в упадок. Алису Павлову, как и многих других актёров, перестали приглашать на съёмки. Будучи невостребованной в профессии, она уехала из Москвы. Как и зачем она попала на Черноморское побережье, не знал никто. Зато здесь, на курорте, бывшая звезда советского кино ухватила удачу за хвост – ей подвернулся Штырь. «Миледи», как её прозвали местные жители за красоту, строптивый нрав и житейскую хитрость, свой шанс не упустила. Став любовницей Васильича, она опустошала его кошелёк регулярно и на весьма крупные суммы. Но тот об этом нисколько не жалел. Взамен Алиса устроила в жизни директора завода настоящий праздник – организовала кинофестиваль. Её не смутил даже тот факт, что на Черноморском побережье уже активно существовал сочинский «Кинотавр». Миледи придумала своё название, хотя и неоригинальное – «Кинокараван» – и начала действовать.
Наприглашала массу знаменитых актёров и режиссёров, которые взяли да и согласились приехать.
Десять дней побережье сотрясали шумные банкеты, фейерверки, пьянки и гулянки. Почему-то именно так Миледи представляла себе кинофестиваль. Она сумела напоить всех, причём к утру мало кто вспоминал, а зачем он, собственно, сюда приехал. Позабыли и про фильмы. Впопыхах, между попойками, присудили кому-то Гран-при и пошли отмечать это событие в ресторан.
Васильич, как спонсор, играл в этом предприятии главенствующую роль. Ему страшно нравилось находиться среди звёзд, закатывать для них банкеты и сутками напролёт пить с ними на брудершафт. Чувствовать, так сказать, свою причастность к большому искусству, сеять разумное, доброе, вечное. Вся эта фестивальная кутерьма тогда встала Штырю в копеечку, но он был только рад.