– Вы по мне мурашки страха запускаете! – Степан Александрович нервно затеребил пальцами свою бороденку. – Нам главное понять, кто чего от нас хочет!
– А сейчас время такое, – Вячеслав Станиславович пристально посмотрел на Степана Александровича, – что сразу и не поймешь, кто хочет, чего хочет и, главное, от кого хочет. А потом раз, и приговор!
– Да что ж вы всё нагнетаете! – Степан Александрович отпрянул от Вячеслава Станиславовича и вжался в спинку кресла. – И так уже никакого настроения нет, хоть обратно на курорт эмигрируй!
– Не нагнетаю я, факты констатирую.
– И что же нам делать?
– В таких случаях, дорогой Степан Александрович, – Вячеслав Станиславович закинул ногу на ногу, – правильнее всего вообще ничего не делать.
– Так это умеем!
– Вот и не нужно пока ничего менять.
У Вячеслава Станиславовича зазвонил мобильный.
– Слушаю! Хорошо, сейчас зайду. – Он отключил телефон и взглянул на Степана Александровича. – Прохор Петрович вызывает, какие-то иностранцы у него.
– Тоже от нее сбежал? – Степан Александрович кивнул на экран.
– И заметьте, под благовидным предлогом! – Вячеслав Станиславович поднялся с дивана.
– Действительно, незаурядный человек! – сказал Степан Александрович. – Удачи в переговорах!
– Не прощаюсь. – Вячеслав Станиславович махнул рукой и вышел из зала.
Оказавшись в коридоре, Вячеслав Станиславович широко зашагал по бежевому ламинату, несколько раз повернул и через две минуты открыл дверь приемной Прохора Петровича.
– Добрый день! – поздоровался с Анечкой и взглянул на дверь кабинета: – Начали уже?
– Только что. Заходите.
Вячеслав Станиславович мельком взглянул на себя в зеркало, поправил галстук, постучал в массивную дверь:
– Разрешите, Прохор Петрович? – заглянул в кабинет.
– Проходите, проходите, – разрешил Прохор Петрович.
Вячеслав Станиславович приблизился к столу, за которым кроме самого Прохора Петровича сидел еще один мужчина. По его лицу сразу было видно, что он иностранец.
– Деррик. – Иностранец представился и пожал руку Вячеславу Станиславовичу.
– Не удивляйтесь, – Прохор Петрович посмотрел на Вячеслава Станиславовича, – мистер Деррик давно ведет у нас бизнес. Переводчик нам не пригодится.
Мистер Деррик оказался главой крупной компании, которая занималась родственными для корпорации Прохора Петровича темами. Полгода назад Прохор Петрович познакомился с ним во время одной из своих зарубежных командировок, а теперь Деррик приехал поучаствовать в конференции, на которой солировала Елена Аристарховна.
Когда Вячеслав Станиславович вошел, беседа крутилась вокруг нейтральной темы искусства. Деррик действительно свободно говорил на иностранном для себя языке, иногда только его обороты казались непривычными.
– Раз вы увлекаетесь живописью, – говорил Прохор Петрович, – советую вам посетить нашу картинную галерею. Там подлинные шедевры!
– Я уже был, но пойду и еще, – отвечал иностранец, – даже мимо деловой программы не откажу себе в этой радости: работы ваших мастеров есть и в моей коллекции. Мои картины не такие знаменитые, но кисть одна.
– А вы какое направление собираете? – спросил для поддержания разговора Вячеслав Станиславович, ничего не смыслящий в живописи.
– Я подбираю разные стили. Главное, чтобы живопись была настоящей…
– Понимаю, – элегантно улыбнулся Вячеслав Станиславович, – подделки никому не нужны.
– Наверное, не понимаете, – поправил мистер Деррик Вячеслава Станиславовича, – я не про подделки. Я говорю про настоящее искусство.
– А-а… – удивился Вячеслав Станиславович. – А как же вы различаете, какая картина настоящая, а какая не очень? По стоимости?
– Деньги? – усмехнулся мистер Деррик. – Нет! Цена здесь не важна. Я же сам ее формирую.
– Вот это любопытно, – вступил в разговор Прохор Петрович, – вы управляете ценами на картины художников? А как же рынок?
– Вам ли не знать, достойный Прохор Петрович, – засмеялся Деррик, – что любой рынок – это всего лишь люди, и двигает ими психология, часто примитивная. Подыгрывая человеческому тщеславию, жадности и глупости, можно создать любые запросы, а потом и назначить их стоимость. Даже на утилитарные вещи цена нередко зависит от биржевых, другим словом, интуитивных настроений. Зачем говорить про субстанции эфемерные, которые нельзя измерить в баррелях или тоннах? Картина будет стоить столько, сколько я за нее буду платить. Или такие, как я, и нас не очень много. И тогда шедевр великого Клода Моне может стоить значительно меньше, – мистер Деррик на мгновение задумался, – например, какого-нибудь кислотного портрета Энди Уорхола.
– Так это плохо, наверное? – спросил Вячеслав Станиславович.
– Почему же плохо? – удивился Деррик. – Наоборот очень даже хорошо.
– Я что-то тоже не пойму, – признался Прохор Петрович, – запутали вы нас совсем. Что же хорошего в том, что бездарные картинки стоят дороже шедевров?
– Так это они для богатых дураков стоят дороже. Разве умный человек отдаст сотни миллионов за детские рисунки? – Мистер Деррик с недоумением смотрел на своих потенциальных партнеров по бизнесу.
– Но как же удается убедить состоятельных, а значит, не совсем уж глупых людей выкладывать такие суммы за… – Вячеслав Станиславович замялся.
– За полную ерунду, – подсказал мистер Деррик.
– Да, если мягко выражаться, – согласился Вячеслав Станиславович.
– Дело в том, – Деррик откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, – что в каждом обществе живут несколько разных обществ, которые пересекаются, но не проникают друг в друга. И главное различие в них не деньги, не принадлежность к властной элите, а интеллект и глубина восприятия окружающего мира. Соединяются они редко, только во времена общих крупных радостей или больших страхов. А в обычной жизни у каждого из них свои развлечения, своя культура, свои смыслы. Если сказать совсем упрощенно, то одни воспринимают все вокруг на уровне рэпа и детского рисунка, а другие на уровне Моцарта и Теслы. Конечно, есть и промежуточные варианты. Но большинство воспринимает все вокруг как раз на уровне незамысловатом. Не только живопись, но и музыку, и литературу, и бизнес, и политику, и гастрономию. И сами отношения между людьми. Да и вообще всё. Ну что же делать, если они такими рождаются?! – развел руками мистер Деррик. – Они же в этом не виноваты!
– А как же образование? – спросил Вячеслав Станиславович. – Оно же и призвано сглаживать некоторое интеллектуальное неравноправие.
– Бросьте, – махнул рукой Деррик, – никакое, даже самое блестящее, образование не сделает умного из дурака! В лучшем случае начистит его до блеска. Поверьте, глупых людей заметно больше, чем принято мыслить, потому что даже многие из тех, кто кажутся умными, на самом деле глупцы.
– И что же с этим делать? – поинтересовался Прохор Петрович.
– А зачем с этим что-то делать? – пожал плечами Деррик. – Это просто часть нашей жизни. Чем проще человек, тем примитивнее идеалы ему нужны. Сложных он просто не поймет, посчитает ненужной глупостью, да еще и обидится. Но если человек не глубоко чувствует, это не значит, что он не хочет быть причастен к чему-то великому. И тогда ему предлагается то, что он способен воспринять, например, «детские» рисунки Анри Руссо. Но какой смысл в «детских» рисунках, которые ничего не стоят? Другое дело «детские» рисунки за несколько миллионов долларов! К ним невольно возникает уважение.
– То есть вы придумываете бессмысленные «шедевры» и зарабатываете на дураках? – догадался Вячеслав Станиславович.
– Дураки для бизнеса вообще очень полезны, – кивнул мистер Деррик, – только придумывать ничего не надо. Любителей примитивного самовыражения и так полно. Нужно просто выбрать самых активных, поддержать их, вложить немного средств. И дело само закрутится. Когда у чего-то появляется цена, то интерес возникает моментально. Сначала найдутся эксперты, которые заработают на том, что убедительно расскажут, почему детский рисунок Маши или Гретхен из школы номер пятнадцать не стоит ничего, а точно такой же рисунок Руссо продается за пять миллионов.
– А вы еще поможете им в продвижении их мнений и заплатите хорошие гонорары… – вставил Вячеслав Станиславович.
– Потом, – кивнул улыбающийся мистер Деррик, – потом появятся искусствоведы, которые будут защищать диссертации и делать себе имя на новых «талантах». А еще подтянутся галеристы, аукционисты, журналисты, которым всегда нужно о чем-то написать. И чем больший ажиотаж возникает вокруг этой нелепицы, тем дороже она становится. Не дураки же их покупают, думают дураки, и начинают вкладывать в них свои средства. У дураков ведь своего мнения нет, они всегда питаются падалью чужих мыслей. И особенная прелесть заключается в том, что при этом ни один дурак себя дураком никогда не считает.
– Так это же просто деньги из воздуха! – догадался Вячеслав Станиславович.
– Ну вот, – улыбнулся мистер Деррик, – а вы говорили, что высокая цена бездарных рисунков – это плохо.
– Но почему не раскручивать талантливых художников? – Прохор Петрович нахмурился.
– Так я сказал уже: не все поймут, – Деррик внимательно смотрел на Прохора Петровича, – чем примитивней идея, тем больше людей в нее верят. Да и гении рождаются не каждый день. Так зачем отдавать шедевры глупцам, которые их даже не оценят?
– Неужели так просто все? – Вячеслав Станиславович восхищенно смотрел на мистера Деррика.
– Конечно, – кивнул Деррик, – как и все великое. Мы просто зарабатываем на интеллектуальных увлечениях не очень интеллектуальных людей. Наполни дурака мыслями – и он будет искренне считать их своими.
– Тогда у нас почти все дураки, – произнес Прохор Петрович и добавил: – А что делать, если в коллекции, скажем, есть уже рисунок Руссо?
– Радоваться, что у вас в руках дорогая безделушка.
– Это не у меня, – запротестовал Прохор Петрович, – у приятеля одного.
– Я и не настаиваю, – согласился мистер Деррик. – Посоветуйте другу, пусть нахваливает свой «шедевр», набивает ему цену и ждет своих дураков…
– А почему вы так легко раскрываете нам эти секреты? – Прохор Петрович подозрительно взглянул на мистера Деррика.
– Да какие же это секреты?! – усмехнулся Деррик. – Эту правду никто особенно и не прячет. Только поверить в нее непросто, особенно если в гостиной над камином висит «детский» рисунок, за который ты выложил миллион долларов. Или твоя карьера искусствоведа построена на восхищении беспорядочными цветовыми пятнами. Да и общественное мнение не позволит. Оно даже меня растопчет, если я вдруг скажу, что картины Уорхола – бездарный и бессмысленный китч. И никто при этом не вспомнит, – на лице мистера Деррика промелькнула грустная улыбка, – что миф о его гениальности им внушил мой отец, раскрутивший этого нелепого рекламщика.
Кабинет наполнила удивленная тишина.
– Да, – негромко продолжил Деррик, – оригинальная, прикольная глупость у людей поверхностных часто ценится выше настоящего таланта. До его понимания нужно еще дозреть, а прикол и дураку понятен.
Дверь в кабинет приоткрылась, и на пороге появилась Елена Аристарховна:
– Прохор Петрович, не помешаю?
– Заходи, – махнул рукой Прохор Петрович, – знакомься.
– Елена Аристарховна, вы уже завершили выступление? – спросил Вячеслав Станиславович, когда она поздоровалась с мистером Дерриком.
– Естественно, завершила, раз я здесь. – Елена Аристарховна насмешливо взглянула на Вячеслава Станиславовича. – Разве может быть по-другому? Чуть с ума не сошла, пока разъясняла аудитории элементарные вещи. Но в итоге поняли, ни одного вопроса не задали.
Деррик внимательно смотрел на Елену Аристарховну.
– А что вы обсуждаете? – поинтересовалась Елена Аристарховна.
– Мы говорили про тенденции в современной живописи, – обтекаемо объяснил Вячеслав Станиславович.
– Как здорово! – обрадовалась чему-то Елена Аристарховна. – Прохор Петрович у нас тоже картины коллекционирует!
– Да брось, Лена! – махнул рукой Прохор Петрович. – Не стоит акцентировать внимание на моем маленьком хобби.
– Ну, не скромничайте, Прохор Петрович, – настаивала Елена Аристарховна, – у вас солидная коллекция. Я помню, вы даже каким-то Руссо хвастались!
– Все-таки и у вас есть? – заулыбался мистер Деррик.
– Завалялся где-то небольшой рисунок. – От стыда и злости крупное лицо Прохора Петровича стало наливаться свекольным цветом.
– Да он же в гостиной на самом видном месте висит! – не унималась дотошная Елена Аристарховна.
Вячеслав Станиславович подумал, не пнуть ли Елену Аристарховну ногой под столом, но потом решил, что может выйти еще хуже. Да и безнаказанно понаблюдать за неожиданным позором Прохора Петровича было очень занятно.
– Что-то слишком углубились мы в посторонние темы, – Прохор Петрович начал перекладывать на столе какие-то бумаги, – давайте перейдем уже к обсуждению потенциальных проектов.
Но Деррик достал свой смартфон:
– Вы не поверите, – он заговорил быстрее обычного, – но ваша Елена…
– …Аристарховна, – подсказал Вячеслав Станиславович.
– Елена Аристарховна восхитительно похожа на мою прабабку! У вас нет иностранных корней? – повернулся к ней Деррик.
– Не знаю, не искала, – заулыбалась Елена Аристарховна. – Но чего только не найдешь в человеке, если захочешь.
– Но это правда поразительно! – не сдавался Деррик. – И национальность другая, и эпоха… А как похожи! Я сейчас покажу. – Он уже листал смартфон в поисках своей прабабки.
– Это говорит о том, – дипломатично заполнил паузу Вячеслав Станиславович, – что нас очень многое связывает и мы правильно поступаем, что пытаемся развивать взаимовыгодные отношения.
– Вот! – Мистер Деррик нашел прабабку и положил смартфон на стол. – Сами посмотрите!
Елена Аристарховна и Вячеслав Станиславович наклонились над экраном. На слегка потемневшем от времени портрете была изображена женщина с пышной прической, тонкими, надменно поджатыми губами, небольшими глазками.
– Ну нет, – разочарованно произнесла Елена Аристарховна, – не вижу я сходства. И волосы у нее темные, и нос другой.
– Волосы не главное! – жестикулировал Деррик. – На выражение лица обратите внимание! И рассказывают, что была такая же… – мистер Деррик на мгновение замялся, подбирая слова, – могла очень подробно говорить на любые темы!
– Талант красноречия еще не говорит о внешнем сходстве. – Глуповатое выражение лица иностранки не нравилось Елене Аристарховне. – Нет, я совсем другая!
– А все-таки есть что-то общее, – не удержался Вячеслав Станиславович.
Мистер Деррик спрятал смартфон в карман пиджака, неожиданно посмотрел на часы и поднялся:
– Извините, господа. Время за приятной беседой улетело быстро! Через полчаса меня ждет наш посол. Не могу опаздывать. Был рад познакомиться, – он уже по очереди пожимал руки Прохору Петровичу и Вячеславу Станиславовичу, – надеюсь, мы еще сможем обсудить наши проекты.
Когда двери за гостем закрылись, Прохор Петрович молча вернулся к своему столу и сел в кресло. Молчали и Вячеслав Станиславович с Еленой Аристарховной.
– А я так и не понял, – наконец осторожно спросил Вячеслав Станиславович, – чего он хотел-то?
– Да дураков из нас сделать хотел! – Прохор Петрович с размаху хлопнул ладонью по столу – Приехал тут советовать: это продавайте, это не покупайте! Всё какие-то заумные глупости свои… А про инвестиции ни слова!
– А меня еще с бабкой какой-то сравнил! – Елена Аристарховна поддержала возмущение своего начальника. – Что между нами может быть общего?
Прохор Петрович откинулся на спинку своего большого кресла, немного успокоился:
– Ладно, бог с ним, – посмотрел на Елену Аристарховну, – видно, и у них там не все умные. Не обращай внимания, Лена.
– Да, глупость в границы не запрешь, – вздохнул Вячеслав Станиславович.