Плыли они где-то час. Вскоре катер вплыл в аккуратную бухту и причалил к частной пристани. На пригорке панорамными окнами горел дом. Многоугольный, как картина кубистов. Филиппинец пригласил Адама за собой. Ноги, облаченные в узкие брюки, ловко ступали по неровным ступеням выложенной камнем тропы, а Адам то и дело спотыкался. Подъем наконец-то закончился, и они прошли по саду. Зелеными сферами бугрились обстриженные кусты. Дорогу до двери освещали круглые фонари, дувшиеся стеклянными пузырями. Филиппинец уверенно нажал на кнопки дверной панели, и стеклянная дверь многоугольного дома отъехала в сторону. Адам вошел внутрь. Да… Как он и предполагал. Огромный кубический дом встретил его просторными помещениями. На белых стенах красовались яркими пятнами картины — все причудливые абстракции, бросавшиеся в глаза крупными, жирными мазками. Из каждого угла пахло деньгами. Здесь даже помереть не жалко.
Филиппинец привел его его в просторный холл, и Адам увидел других людей. Видимо, тоже гости.
— Располагайтесь, мистер Саммерс. Мистер Ниманд вскоре даст о себе знать, — сказал он и исчез. Больше Адам филиппинца не видел.
Спрятав руки в карманы брюк, Адам Саммерс огляделся. В просторном зале он насчитал одиннадцать человек. Двенадцать вместе с ним. Часть из них расселась по длинным диванам, окружившим черный глянцевый стол. Другая рассеялась по холлу и теперь с интересом рассматривала статуэтки и висевшие по стенам картины. А чем еще заниматься в последний день жизни? Какая-то комната социопатов, наплевавших на конец света. В глаза Адаму бросилось пятно цвета индиго — у панорамного окна стояла девушка в синем облегающем тонкую фигурку платье. Оправив бархатный пиджак, Адам подошел к ней.
— Лишь тот достоин жизни и свободы…
— …Кто каждый день идет за них на бой, — словно шпионы обменялись паролями.
— Снова я слышу цитату из «Фауста»! — из другого угла холла к ним устремился кудрявый очкарик. В рубашке под жилетку. Маменькин сынок, брезгливо подумал Адам. Он бы предпочел обойтись без очкарика. Девушка в платье индиго улыбнулась.
— Дэвид, Дэвид Финч. А мистер Ниманд хорош! Только посмотрите. Собрал нас просто так. В последний день этого света. Ну разве не прелесть?!
— У богатых свои причуды, — усмехнулся мужчина, стоявший у огромного полотна. Спиралью Фибаначчи на картине закручивались ровные разноцветные линии.
— Не то слово! — Дэвид упер руки в боки, и все в зале как-то заметно оживились. — Кажется, все надеются на обещанное спасение, да? — Дэвиду никто не ответил, но Адам почувствовал — это так. Что еще могло заставить людей приехать в дом богатого незнакомца в свой последний день.
— Спасение. Уже полгода все твердят про то, что все подохнут! Хоть здесь не начинайте.
— Простите, пожалуйста, — спросил единственный темнокожий среди гостей. — Кому-нибудь что-то известно об этом Ниманде?
— Кажется, он — немец, — предположила обряженная в лавандовый костюм девушка. Адаму почему-то не понравились ее короткие волосы.
— А вот и нет! — Дэвид вскинул головой. — От немца в мистере Ниманде только намек на Гете в приглашении. Вас, наверное, ввела в заблуждение его фамилия, мисс…
— Куилтер.
— Мисс Куилтер… Но как человек, поживший в Австрии два года, я вам открою секрет. — Дэвид деловито поправил очки на переносице. — Ниманд, а точнее «Niemand», по-немецки «никто». Думаю, хозяин сегодняшнего вечера хочет остаться инкогнито!
— И зачем?
— Как А.Н. Оним, — к Адаму подошел усатый мужчина. — В «Десять негритят» Агаты Кристи.
— Точно! — кто-то с ним согласился.
— Майкл Блум, — мужчина протянул Адаму руку.
— Адам Саммерс.
Кажется, Майкл был старше многих из них, и лишь сейчас Адам пригляделся к гостям как следует. Разодетые по случаю. Кто-то чуть победнее. Кто-то чуть побогаче. Преимущественно белые. Исключение составляли темнокожий и девушка с подозрительно раскосыми глазами. Кожа ее была бледной, но все же с характерной азиатской желтизной. Быть может метиска, подумалось Саммерсу. Хм. Мисс Куилтер, индиговое платье и азиаточка. Остальные — мужчины. Судя по всему, до этого вечера никто друг друга не знал. Все они были достаточно молоды. Адам никому бы не дал более тридцати лет. За исключением Майкла. Возможно, тот был немногим старше. Адама путали усы, придававшие Майклу схожесть с Реттом Батлером. Вот и все. В остальном никаких схожих черт между гостями не было.
— Десять негритят отправились обедать… Хорошо, что нас больше десяти, — мило улыбнулась девушка в платье цвета индиго и наконец представилась. — Аманда. Аманда Смит. Полагаю, мы все друг друга не знаем?
— Впервые всех вас вижу! — темнокожий хлопнул себя по коленям.
— Думаете нас и вправду позвали отмечать конец света?
— Да какая разница! Дождемся этого Ниманда и спросим. Меня лично все равно никто дома не ждет.
— И меня.
— И меня…
— Чертов конец света, — помотал головой один из сидевших на диване. — Знаете, почему лично я сюда приехал? Чтобы не дрожать дома как кролик! Уж лучше напиться да не заметить, что мир-то кончился.
— Как завязанные глаза на расстреле, — задумчиво проговорил Адам.
— Во-во! Дайте мне выкурить мою последнюю сигарету! И баста! — говоривший подтянул брюки на коленях.
Адам его прекрасно понимал. Понимали и другие, и все же Саммерс насторожился. Странно, что мистер никто собрал незнакомых одиночек. Подозрения о секте таяли словно время, отведенное Земле перед концом света. Тогда что? Дэвид, кажется, хотел о чем-то сказать, но вдруг погас свет. В зале повисла гробовая тишина, а после в коридоре вспыхнули круги. Видимо, какая-то проекция. По полу расползлись стрелки, указывающие путь, и из спрятанных динамиков полилась музыка. Классическая. Что-то духовое.
— Что ж… У мистера Ниманда оригинальная манера звать к столу, — отозвалась мисс Куилтер, и словно полководец бесстрашно пошла вперед. — Ну что… Все перепугались?
Храбро она скрылась в коридоре, следуя по стрелкам, и лишь мелькнула лавандовым пятном за полупрозрачным простенком. За ней устремился темнокожий и Майкл. Дэвид также пошел за ними. Пропустив Аманду вперед, Адам вышел из зала последним.
Стрелки петляли по странному лабиринту, ведущему через коридоры и лестницы. Видимо, они спускались в гору. Стало закладывать уши, и Адам неприятно поморщился. Перед ним в свете проекторов синим пятном мелькала Аманда, и он вдоволь любовался тонкими ножками, подпрыгивающими на каблуках-шпильках словно копытца газели. Лабиринт внезапно закончился. Все двенадцать гостей мистера Ниманда вывалили в двухъярусный овальный зал, напоминавший чем-то арену. Здесь не было ни стола с угощениями, ни музыки, ни нанятых музыкантов. Ни картин, ни статуэток. Это настораживало еще больше.
Едва Адам пересек порог, дверь за ним закрылась. Слилась со стеной, и некоторые гости опасливо обернулись. Их окружило плотное кольцо белых стен. Странный званный вечер раздул из недоумения панику. Дэвид снял очки с переносицы и нервно потер их салфеточкой, припасенной в рукаве. Когда из динамиков полился звук, он их выронил. Кажется одна из линз разбилась, но Адам уже не обратил на то внимания. На стене появилась очередная проекция. Как в кинотеатре, и вскоре гостям показали фильм. Дергавшийся кадр имитировал старое кино. Пленка застыла на фотографии старика с длинной, пышной бородой и массивными надбровными дугами.
— В 1859 году Дарвин опубликовал труд «Происхождение видов путём естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь», — огласил мужской голос, зачитывавший текст менторским тоном. — Основным механизмом эволюции видов Чарльз Дарвин назвал естественный отбор, — картинка сменилась, и Адам увидел то, что видел в последних новостных выпусках последний год. — 3 февраля 2030 года стало впервые известно о том, что к Земле приближается опасность. Все мы с вами наблюдали агонию, в которой корчилась планета. Шансов на выживание нет. Четыре метеорита вскоре войдут в атмосферу, и жизнь на Земле никогда не станет прежней. Смерть упадет в Америке. Чума поглотит Европу. Голод обрушится на Африку и Война повергнет Азию. Многие ученые прозвали Австралию и Новую Зеландию Ноевым ковчегом цивилизации. По многочисленным прогнозам именно здесь может уцелеть какая-то жизнь, и я, Ниманд, решил: человечество достойно второго шанса. Ты — второй шанс человечества.
Все, не сговариваясь, переглянулись.
— Ты наделен должным интеллектом. Ты достаточно эрудирован. Ты молод, и именно ты можешь получить свое право на спасение.
Что-то зажужжало. С потолка по лебедке спустились тросы. Черными нитями они окружили арену, и, увидев различное оружие, Адам просто почувствовал нехорошее.
— Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой. Естественный отбор подразумевает сильнейшего. Стань им, и за это я спасу тебя. Я отведу тебя в Эдем — бункер, — проектор, видимо, показал этот самый Эдем. Словно ознакомительный буклет на канале пятизвездочного отеля.
Голос говорил о запасах, о воде, еде. О непроницаемости и о том, что в бункере осталось последнее место. Сейчас там были ученые, а также здоровые мужчины и женщины, отобранные для продолжения рода людского.
Голос говорил, говорил и говорил. Вещи странные и невероятные, но в этом во всем слышалась утерянная надежда. Обреченность, преследовавшая последние полгода каждого из них, испарялась. Там, на гладкой стене скачущие картинки давали надежду. Реальную, сбывчивую. И Адам чувствовал, как загораются глаза, стоящих рядом с ним людей. Вот, к чему была цитата из «Фауста» на приглашении. Вот к чему, была эта фраза о спасении. Последний шанс. Последний человек. Последнее место. Последняя надежда, от которой учащенно забились сердца. Но ведь за это последнее место… Придется убить? Ведь к тому все шло?
— Отбрось вопросы этики и морали, — словно змий-искуситель прошипел менторский голос. — Завтра никого не станет. Никто тебя не осудит. Все будут мертвы, а ты будешь жить. Ты станешь новой жизнью на новой земле. Выживает сильнейший. Докажи, что ты — сильнейший. И помни… Спасение в твоих руках.
Голос стих. Пропало изображение со стены, и софиты, развешанные над ареной засветили ярче чем было. Адам зажмурился. Что-то зашелестело. Со всех ног темнокожий бросился к тросу. На нем висел выгравированный узорами топор. Наверняка средневековый. Наверняка настоящий, подумалось Адаму. Мисс Куилтер также не стала терять времени. Аманда замешкалась, снимая свои шпильки, и все как оголтелые бросились к тросам, обнаружив, что их не двенадцать, а десять. К черту. Все просто обезумели, слившись в одной надежде. Завтра никого не станет, слышался менторский голос в голове, и этим никем быть совершенно не хотелось.
— Постойте, но это антигуманно! Это незаконно. Я требую, чтобы меня выпустили отсюда! — закричал Дэвид Финч. — Откройте дверь!
Он пал первым. Убила его мисс Куилтер, пырнув ножом в живот. Аманда вскрикнула и испуганно попятилась. Кровь расползлась по светлой жилетке, и изумившийся Дэвид со странным интересом посмотрел на пятно. Медленно он осел на колено и, не выдержав, повалился на пол. Гулко стукнулась его кучерявая голова. Арена замерла, но лишь на мгновение. В воздухе повис железистый запах, насытив его адреналином. Трясущейся рукой мисс Куилтер пригладила свои короткие волосы. Свой первый шаг на пути к последнему месту она сделала. Раздался крик. На нее неслась азиаточка-метиска, подобравшая себе катану. По негласной команде начался гладиаторский бой, и арена окропилась красным.
Первобытное желание жизни. Безумие. Помешательство. Адам потерялся. Разум ушел на второй план. Наверное, инстинкт. Аффект. Кто знал. Адам Саммерс лишь помнил, как опьянел в мгновение от крови и крепко вцепился в рукоять короткого меча — своего спасительного гладиуса. Не деревянного, но все равно дававшего шанс на свободу. Внутри проснулся странный кровожадный демон, твердивший об одном — нужно выжить, и он выживал. Кажется, Адам убил двоих. Нет. Троих. Тяжелее всего пришлось с темнокожим. Он был выше и даже сильнее. Повезло, что он подскользнулся на крови и едва ли не сам напоролся на острие. Жить. Жить — вопила кровь в жилах. Адаму Саммерсу хотелось жить.
С меча Адам снял пронзенное им тело и оглянулся. Вокруг остались сплошные трупы. В поваленных телах он разглядел индиговое платье Аманды, ставшее от крови пурпурным. Победитель пошатнулся. Тяжело дыша, Адам Саммерс облизал пересохшие губы. Жажда жизни покинула его, уступив место совести, и он зажмурился. Окровавленный меч звонко ударился об пол. Пав на колени, Адам закрыл глаза ладонями и поддался панике. Он зарыдал. Закричал каким-то глубоким утробным звуком. Что он наделал?! Он убил всех этих людей. Нет. Не всех. Не он. Но он-то остался жив?! Жив, повторил его внутренний голос. Паника отошла, словно волна от берега, и Адам Саммерс вспомнил о том дьявольском фильме и менторском голосе. То говорил с ним сам Мефистофель. Не иначе.
— Я победил, — тихо сказал Адам и высоко задрал голову.
С шумом открылась стена. В черном квадратном портале появилась девушка. Волосы убранные в высокий хвост качались от ее маленького скорого шага. Платье с узкой юбкой и необычайно высокие каблуки дополняли утонченный образ. Безумно правильные черты лица говорили о какой-то неестественности происходящего. Элегантно девушка пролавировала между телами, совершенно ничему не удивившись, и встала прямо перед коленопреклоненным Адамом, замком соединив перед собой руки.
— Наши поздравления, мистер Саммерс. Прошу следовать за мной.
— Куда? — устало спросил Адам. Под глазами его залегли круги.
— В райский сад, мистер Саммерс. Эдем ждет тебя.
Ловко провернувшись на каблуках, девушка пошла к порталу. Адам поднялся. Его слегка пошатывало. Руки неприятно липли от крови. Голова опустела, но, не глядя на трупы, Адам Саммерс пошел вперед. Он — убийца. Убийца! Но не первый, и, видимо, не последний. Не убил бы он, убили бы его. Он просто защищался. Отстаивал свое право на жизнь, как сделал бы любой на его месте. Как сделали остальные одиннадцать человек. Так был ли он виноват? Метаморфоза оперного театра: бумажный журавлик или скалистая пещера? С какой стороны посмотреть… Естественный отбор. Выживает сильнейший. К черту. Трупы остались позади, как и угрызения совести. Желание жить заглушило слабые отголоски сострадания.
Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой.
Спасение в твоих руках.
Да… Это так. Он спасся. Он достоин.
========== Мыльный пузырь ==========
***
Сомненье, вера, пыл живых страстей —
Игра воздушных мыльных пузырей:
Тот радугой блеснул, а этот серый…
Но разлетятся все! Вот жизнь людей.
Омар Хайям
Палата утопает в лунном свете. По черному квадрату мониторов пробегают зеленые линии показателей. Цифры то меняются, то замирают и при этом постоянно пикают, отмеряя счет времени. Стойкий запах лекарства першит в горле. Провода, трубки, толстые и тонкие, опутывают все тело, как ветви плюща. От этих удавок тебе хочется избавиться, но еще больше хочется избавиться от ужасного мыльного пузыря.
Мыльный пузырь сидит глубоко внутри — под ребрами. Он раздувается до пределов, и, так и не лопнув, сжимается. Мыльный пузырь — постоянная боль, с которой ты живешь добрые полвека, Ануше.
Ты лежишь на койке. Неистово жмешь кнопку вызова — пытаешься позвать сестру, врача, хоть кого-нибудь. Никто не приходит, и сквозь зубы ты шепчешь самые ярые проклятия. Все ушли. А ведь должны были хоть кого-нибудь оставить в этот час. Сволочи… Мыльный пузырь раздувается по всему телу, и тело утопает в этой вязкой, мыльной боли.
Ануше! Сколько времени? Ты не знаешь, но знаешь наверняка, какой сегодня день — киямат*.
Скоро все закончится. Закончится боль, постоянное страдание. Закончится твоя жизнь и жизни многих других. Ты, в отличие от остальных, рада, Ануше. Наконец закончится боль, и в последние нестерпимые часы сил тебе придает осознание трагического финала всего и вся. Вместе с тобой исчезнут другие люди, целые города, планета. В мыслях ты никого не щадишь, желая смерти знакомым, незнакомым, старикам, детям, а еще больше — молодым. Жестокость опутывают словно клубок змей, и на твоих пересохших губах то и дело вспыхивает злорадная улыбка. Даже если и ненадолго, все они почувствуют хрупкость жизни. Твоей жизни, Ануше.