В конце 1916 года на фронте появилось новое явление — «братание» между русскими, австро-венгерскими и германскими солдатами. Солдатские парламентеры с обеих сторон призывали друг друга покидать окопы и отправляться домой. Появились случаи «братания» солдат и на участке фронта корпуса Краснова. Об этом явлении Краснов доложил генералу Корнилову, от которого узнал, что «братание» солдат обеих противоборствующих сторон наблюдается на позициях не только 8-й армии, но и всего ЮЗФ. И чтобы пресечь такие явления, Корнилов приказал Краснову принять самые строгие меры к виновным, вплоть до предания их суду военного трибунала. Соответствующий приказ об этом был направлен в войска 8-й армии, в том числе и в корпус Краснова, с которым был ознакомлен весь личный состав корпуса под роспись. Но, несмотря на это, «братание» солдат на фронте не прекратилось.
В январе 1917 года перед командованием ЮЗФ была поставлена задача — выбить Австрию и Венгрию из коалиции с Германией. В связи с этим в войсках началась активная подготовка к очередному наступлению. В это время была проведена и частичная перестановка командных кадров этого фронта. Сместили с должности командующего ЮЗФ генерала Брусилова и назначили на этот пост командующего 8-й армией генерала Корнилова.
Вместе с войсками армии и фронта готовился к наступлению и корпус генерала Краснова. Со дня на день ждали приказа о наступлении. Но, вопреки этим ожиданиям, Краснов получил из штаба ЮЗФ приказ совсем другого содержания. Корнилов приказал в течение двух суток перебазировать 10-й Донской казачий полк к ближайшей железнодорожной станции и отправить его в Петроград для наведения там порядка. Подготовку и отправку этого полка в Петроград Краснов поручил Деменеву и приказал ему отправиться в столицу вместе с ним. Какой конкретно характер наведения порядка в столице подразумевался, никто ни казакам, ни Деменеву объяснить не мог. На все вопросы ответ был один:
— Зачем вас туда посылают, вам скажут по прибытии на место.
Но 10-му Донскому казачьему полку не суждено было попасть в Петроград. Полк простоял четыре дня в ожидании состава на станции, а затем уже и погрузился в него, но вечером четвертого дня командир полка, войсковой старшина Балабанов получил по телеграфу сообщение, что в Петрограде произошла революция. Государь Николай II отрекся от престола. Власть в России перешла в руки Временного комитета Государственной думы. В связи с этими Балабанову было приказано вернуть 10-й Донской казачий полк в распоряжение генерала Краснова. Получив такой приказ, Деменев с Балабановым дали казакам команду выгружаться. И полк приступил к выгрузке из вагонов лошадей и полкового имущества и начал готовиться к походному маршу. Но что случилось в столице и куда пойдет полк, решили пока не говорить казакам. И только утром на второй день Балабанов, построив полк, объяснил казакам ситуацию, сложившуюся в Петрограде, и объявил приказ Корнилова о возвращении полка обратно на фронт. А когда полк прибыл в расположение корпуса, Краснов обратился к казакам с большой речью, которую закончил словами:
— Нет больше в России государя, но есть Россия, великая и неделимая, которую никто, кроме нас, не защитит.
А тем временем войска ЮЗФ продолжали готовиться к наступлению, которое было назначено на 28 февраля 1917 года. Но в этот день из штаба армии поступил новый приказ: «Наступление отложить». А по какой причине оно откладывается и на сколько дней, разъяснений не поступило. Но вскоре все разъяснилось. Оказывается, наступление российских войск было отложено на неопределенное время из-за того, что в связи с отречением Николая II от престола в России наступило безвластие. Вместо царя в стране пока еще только создается Временное правительство во главе с князем Львовым. Узнав об этом, Краснов решил уйти из армии и подал рапорт об отставке. Но командующий ЮЗФ генерал Корнилов прошение Краснова отклонил и приказал готовить войска к принятию присяги Временному правительству, на которое Краснов после падения самодержавия возлагал надежды. Но когда это правительство приняло декрет «О правах солдат», предусматривающий ликвидацию сословий, в том числе и казацкого, отмену отдания чести военнослужащими, выборы солдатских комитетов, что, по мнению Петра Николаевича, ускоряло развал русской армии и делало ее просто небоеспособной, Краснов стал настороженно относиться к новому правительству. О том, что декрет Временного правительства «О правах солдат» направлен на развал русской армии, понимали все: и офицеры, и солдаты, но каждый по-своему. Офицеры боялись, что, потеряв армию, Россия утратит свой суверенитет, потому что некому будет ее защищать. А солдаты, которые были в основном из деревень, радовались, что скоро можно будет вернуться домой, чтобы обрабатывать свою землю и кормить семью.
Такие законы Временного правительства привели к тому, что с каждым днем солдаты стали вести себя все вольней и вольней. И если казаки при встрече с комкором Красновым еще по-прежнему вставали и приветствовали его, то солдаты даже не пытались это делать и делали вид, что не замечают генерала и других офицеров, идущих вместе с ним по траншеям. Но, боясь нежелательных последствий, ни Краснов, ни сопровождающие его офицеры не делали замечаний невежественным солдатам. А когда в войсках, в том числе и в корпусе Краснова, стали избирать солдатские комитеты, то Краснов попытался не допустить этого в казачьих полках. Но идеи демократии уже проникли и в казацкие части. Вопреки желанию комкора, в полках 2-й Сводной казачьей дивизии были избраны солдатские комитеты, которые решили, что казаки самовольно фронт не покинут, но ловить солдат, бегущих с фронта, больше не будут, потому что у них есть свои солдатские комитеты, вот пусть они и решают, как солдатам поступать с дезертирами. Казаки в решения солдатских комитетов вмешиваться не будут и препятствовать уходу солдат с фронта тоже не будут.
А тем временем на ЮЗФ по-прежнему было затишье. Солдаты обеих противоборствующих сторон переговаривались между собой и звали друг друга в гости. В штабе ЮЗФ и штабах его соединений, в том числе и в штабе корпуса генерала Краснова, прекрасно понимали, что затишье на фронте временное. Германское командование непременно воспользуется сложившейся в России ситуацией и неразберихой в российской армии и начнет наступление. Но когда и где это произойдет, командованию ЮЗФ было неизвестно.
Кризис в России, измученной войной и внутриполитическими распрями, как снежный ком, продолжал нарастать. На предприятиях многих городов начались забастовки. По улицам городов прокатилась волна демонстраций рабочих и солдат, требующих прекратить войну. Временное правительство пыталось убедить народ, что Россия должна соблюдать договор со странами Антанты и довести войну с Германией до победного конца. Но все попытки этого правительства не увенчались успехом и вызывали у людей лишь гнев.
Не обошла стороной волна забастовок и демонстраций и столицу России. В апреле 1917 года начались демонстрации рабочих предприятий и солдат в Петрограде, что привело к частичной смене Временного правительства, председателем которого и военным министром стал эсер А.Ф. Керенский. Генерал Краснов публично всецело поддерживал политику Временного правительства и призывал к этому личный состав вверенного ему корпуса. Но наедине с помощником начальника штаба корпуса Деменевым он высказывал недоверие Керенскому и его правительству, считая, что от них армии один вред.
Между тем перемены в России продолжались не только в правительстве, но и в войсках, в том числе и на ЮЗФ, а также в военном министерстве. Временное правительство назначило главкомверхом генерала М.В. Алексеева, которого вскоре сменил генерал А.А. Брусилов. Но тоже ненадолго. Вскоре и его сместили, и Верховным главнокомандующим назначили командующего Юго-Западным фронтом генерала Л.Г. Корнилова.
А в это время на ЮЗФ хоть и продолжалось затишье, но по данным разведки германское командование подтягивало свои резервы к линии фронта. По всему было видно, что немцы скоро начнут наступление. Это Краснов хорошо понимал, поэтому вместе со своим штабом готовил корпус к обороне. Но вскоре Краснов получил приказ командующего 8-й армией под покровом ночи отвести корпус в тыл на отдых. К утру корпус был выведен к месту отдыха, а его место на позициях заняли пехотные дивизии других корпусов. Но во время отдыха вышел из повиновения 16-й Донской казачий полк, где казаки арестовали своего полкового командира. Узнав об этом, Краснов вместе с Деменевым прибыл в расположение полка, и комкор приказал казакам построиться. Но строить полк оказалось некому. Полковой командир был арестован, а остальные офицеры полка гуляли по селу. С большим трудом удалось построить полк, и Краснов стал объяснять казакам, что своим поведением они нарушают присягу и позорят звание казака, что их отцы и деды, послав своих сыновей на фронт, надеются, что они защитят их и спасут Россию. Казаки слушали генерала внимательно, не перебивая его. Возможно, Краснову и удалось бы переубедить казаков и привести полк в порядок. Но в это время в село вошел пехотный полк, солдаты которого смешались с казаками и арестовали комкора Краснова, а вместе с ним и полковника Деменева и, взяв с собой одного казака для обвинения арестованных, отправили их сначала в Витиборгский комитет, а оттуда в город Минск на суд армейского трибунала. Но в этой ситуации Краснова потряс не сам факт его ареста солдатами пехотного полка, а то, что за него не вступились казаки, которых он до сих пор считал наиболее сознательными и дисциплинированными воинами в российской армии, на которых он возлагал надежду за будущее России. Но теперь он утратил эту последнюю надежду и окончательно убедился в том, что российская армия полностью разложилась.
К чему бы трибунал приговорил Краснова и Деменева, неизвестно. Скорее всего, к расстрелу. Потому что в отношении арестованных офицеров и генералов в то время выносили в основном два вида приговоров — оправдать или расстрелять, других формулировок почти что не было. Но оправдательные приговоры выносились очень редко. Чаще всего обвиняемых приговаривали к расстрелу. Но Краснову с Деменевым на этот раз повезло. Краснову чудом удалось через начальника железнодорожной станции города Минска связаться с командующим Западным фронтом генералом В.И. Гурко, который дал указание немедленно освободить арестованных Краснова и Деменева и отправить их в свой корпус. Вернувшись в штаб корпуса, Краснов написал очередной, уже третий по счету, рапорт на увольнение из армии. Но ни в штабах армии и фронта, ни в военном ведомстве России просьбу Краснова не удовлетворили. Но и на прежнюю должность командира корпуса его не вернули, а назначили командиром 1-й Кубанской казачьей дивизии. И с этого времени пути Деменева и Краснова разошлись, но ненадолго. Краснов уехал принимать новую дивизию, которая стояла под городом Мозырь, а Деменев остался в своем корпусе на прежней должности. Но корпус вскоре расформировали, и Деменева назначили командиром 10-го Донского казачьего полка, который включили в состав 3-го Конного корпуса, которым командовал генерал Крымов. А Краснов ненадолго задержался на должности командира дивизии. Уже в августе 1917 года его снова назначили командиром корпуса, но не прежнего, а 3-го Конного, который по распоряжению Верховного главнокомандующего генерала Корнилова по железной дороге направлялся в Петроград и находился в движении. Позже Деменев узнал от Краснова, что части этого корпуса, погруженные в эшелоны, были разбросаны по восьми железным дорогам разных направлений так, что даже командиры полков не всегда знали, где находятся их сотни и эскадроны. В результате только в Пскове Краснову удалось разыскать штаб и некоторые части 3-го Конного корпуса и принять их под свое командование.
Получив новое назначение и прибыв в Псков, Краснов срочно собрал на совещание полковых и дивизионных командиров, которые к этому времени уже прибыли в Псков или находились недалеко от него и имели связь со штабом корпуса. Командир 10-го Донского казачьего полка полковник Деменев, полк которого уже находился в Пскове, ехал на совещание к генералу Краснову с радостью. Ведь он почти два года служил и воевал под его началом, начиная с дивизии и заканчивая корпусом, которыми командовал Краснов. За это время они не один пуд соли съели вместе с ним. Наступали, проводили рейды по вражеским тылам, отступали, теряли в боях с врагом своих сослуживцев. И даже несколько дней в минской тюрьме вместе просидели в ожидании приговора военного трибунала. Они всегда понимали друг друга с полуслова. Поэтому Деменев и радовался предстоящей встрече со своим бывшими, а теперь уже и будущим командиром. Обрадовался и генерал Краснов, увидев на совещании бывшего заместителя начальника штаба 2-й Сводной казачьей дивизии и корпуса, а теперь командира родного ему 10-го Донского казачьего полка полковника Деменева. Сразу же после совещания Краснов поехал знакомиться с частями 3-го Конного корпуса, расположенными в Пскове и в его окрестностях, и начал с 10-го полка, в который поехал прямо с совещания вместе с Деменевым. Перед тем как отправиться в свой полк, Деменев сообщил начальнику штаба, что едет вместе с генералом Красновым, и приказал к их прибытию построить полк. И когда Краснов с Деменевым приехали в полк, то он уже был построен и встретил своего бывшего командира полка, а теперь уже командира корпуса, в парадном строю и в полном составе. Большинство казаков этого полка знали Краснова лично еще по тем временам, когда он им командовал, поэтому встретили его с радостью и ликованием. Осмотрев внешний вид личного состава полка, Краснов в целом остался доволен. Но у многих казаков обмундирование поизносилось и требовало замены. Требовался ремонт и замена конской сбруи. Но все это негде было взять, потому что централизованного снабжения армии уже давно не было, и каждый командир сам выкручивался, как мог. Кому-то удавалось где-то что-то раздобыть, приодеть и накормить своих людей, и они имели более-менее сносный вид. Но многие командиры были или не способны заниматься снабжением, или просто не хотели обременять себя лишними заботами. Сами были сыты и одеты, а их подчиненные были предоставлены сами себе. Поэтому казакам ничего другого не оставалось, как митинговать и заниматься грабежами. За такое отношение к своим подчиненным многих офицеров казаки арестовали, а некоторых и расстреляли.
Из 10-го Донского казачьего полка Краснов вместе с Деменевым, которого он попросил поехать с ним, отправились осматривать другие полки и дивизии 3-го Конного корпуса, положение в которых оказалось намного хуже, чем Краснов и Деменев могли себе представить. Везде, куда они приезжали, генерала встречали не в строю, как это было в 10-м полку, а полуоборванной толпой. Офицеров среди солдат было очень мало, потому что одних солдаты арестовали, а другие сами устранились от своих обязанностей и вели разгульный образ жизни. Все руководство в дивизиях и полках взяли на себя солдатские комитеты. И во всех частях Краснову задавали один и тот же вопрос:
— Куда и зачем нас ведут?
На этот вопрос Петр Николаевич честно отвечал:
— Не знаю, — потому что он действительно не знал, зачем этот корпус везут в Петроград, хотя и догадывался, но никому об этом не говорил.
Не только в полках и дивизиях, но и в штабе 3-го Конного корпуса многие офицеры тоже были арестованы, а начальник штаба генерал Солнышкин после смерти бывшего командира корпуса генерала Крымова, который покончил жизнь самоубийством, запил и самоустранился от выполнения своих обязанностей. Поэтому с согласия штаба армии Краснову пришлось срочно заменить его полковником Деменевым. В это время в штаб корпуса приехали комиссары от Временного правительства, с помощью которых Краснову с Деменевым удалось убедить солдатские комитеты освободить арестованных офицеров, чтобы наладить в частях корпуса хотя бы элементарную дисциплину.
Волей-неволей, но в своей работе по руководству корпусом Краснову пришлось опираться на солдатские комитеты, с помощью которых ему удалось выгрузить из вагонов прибывшие в Псков Приморский драгунский и Уссурийский казачьи полки и разместить их по деревням. Жизнь в корпусе понемногу стала налаживаться. Но неожиданно пришел приказ Керенского, который к этому времени арестовал Верховного главнокомандующего генерала Корнилова и сам занял эту должность: 1-ю Донскую казачью дивизию перебросить в район населенных пунктов Павловск-Царское Село, а Уссурийскую казачью дивизию сосредоточить в районе населенных пунктов Гатчина-Петергоф. Мотивировалось это тем, что финны и немцы намереваются высадиться в районах этих населенных пунктов. Но Краснов с Деменевым хорошо понимали, что никакой выброски ни финнов, ни немцев в этих районах не предполагается, а две наиболее надежные казачьи дивизии передислоцировали туда из Пскова для того, чтобы ослабить и без того низкую боеспособность 3-го Конного корпуса, опасаясь, чтобы он не пошел на Петроград и не выступил против Временного правительства. Но приказ Верховного главнокомандующего, хочешь не хочешь, а выполнять надо, и две казачьи дивизии заняли предписываемые им районы. А Петр Николаевич уехал в Царское Село к командирующему Петроградским военным округом генералу Теплову, который сообщил Краснову, что 3-й Конный корпус направляется в Петроград для подавления вышедшего из повиновения Петроградского военного гарнизона. Но никакой боевой задачи 3-му Конному корпусу генерал Теплов не поставил, а сказал Краснову, что он и сам не знает, что и как нужно делать. Вернувшись в корпус, Краснов направил генералу Алексееву, который главкомверхом Керенским был назначен начальником Генерального штаба, докладную записку, в которой охарактеризовал обстановку в 3-м Конном корпусе, и предложил убрать подальше от Петрограда неблагонадежную Уссурийскую казачью дивизию, а вместо нее влить в корпус Гвардейскую и 2-ю Сводную казачью дивизии. Кроме того, он предложил три окончательно «разложившихся» казачьих полка отправить на Дон для «перевоспитания».