Пазл Илюши - Анищенко Ольга 8 стр.

Через час медсёстры отвезли меня в отделение интенсивной терапии для матерей после тяжёлых родов. Они поставили мою операционную кровать вплотную к стационарной кровати.

– Оля, вы могли бы попробовать перелечь? – осторожно спросила медсестра.

Я попыталась, но почувствовала резкую боль внизу живота, там где было кесарево сечение. Ещё из-за анестезии я совсем не ощущала своих ног. Передвинуться было невозможно. Как двигаться, когда ты не чувствуешь своих ног и испытываешь сильную боль… Я испугалась и расплакалась.

– Мне очень больно и я не чувствую ног, – вымолвила я.

Олег предложил свою помощь, но ему не разрешили. Две медсестры с помощью медбрата осторожно обернули меня простынями и, потянув за них, передвинули на кровать, а затем дали болеутоляющие препараты. В ту ночь не было свободного спального места для Олега, поэтому он спал на двух стульях, сидя на одном и положив ноги на другой. Я совсем не спала, хотела, но я не могла уснуть. Анестезирующие лекарства повлекли за собой странную реакцию в моём организме: всё моё тело чесалось так сильно, что, как только я засыпала, я начинала чесать лицо, шею и всё тело. Я рассказала об этом медсестре, но она ответила, что это побочный эффект от наркоза.

Утром освободилась комната с диваном, поэтому медсёстры с помощью Олега, перевезли меня туда на инвалидной коляске. Выбившийся из сил, Олег сразу же заснул на диване. Медсёстры начали медикаментозное лечение через капельницу для снижения моего артериального давления и давали мне сильные болеутоляющие наркотические лекарства. В дополнение к зуду у меня появилось головокружение и сильная головная боль, и я всё ещё не могла уснуть. Мой муж поспал пару часов, но проснулся всё ещё очень уставшим.

– Отец, вы хотите снова пойти к сыну? – спросила его медсестра.

– Конечно! – мой муж был в восторге от такого шанса и пошёл с ней.

Сфотографировав сыночка, Олег вернулся и показал мне его первую фотографию. Я уже сильно любила нашего крошечку, и мне было его очень жаль. Я хотела знать, что означали все провода и трубочки вокруг него. Когда пришёл доктор, он ответил на некоторые из моих вопросов, но из-за сложных медицинских терминов, мне было трудно всё понять. Я хотела увидеть нашего малютку, но моё физическое состояние не позволяло это сделать.

После ухода доктора мы с Олегом поняли, насколько мы были благословенны Богом жить в Соединённых Штатах Америки с хорошо образованными и квалифицированными врачами, современным медицинским борудованием и нужными лекарствами. Мы также поняли, что с этих пор наша жизнь будет отличаться от предыдущей, так как наш ребёнок будет долгое время находиться в госпитале.

Олег позвонил своей маме в Калифорнию и попросил её прилететь и помогать нам с детьми, пока мы будем в госпитале. Конечно, мама согласилась. Мои родители также продолжали помогать нам с детьми. В то утро мы поняли, какие мы всё-таки счастливые, что наши родители были рядом с нами в такое критическое время.

Медсестра принесла мне электрический молокоотсос, чтобы скачать первое молочко для ребёнка. Я села в постели и начала качать, но я не знала, сможет ли мой сыночек когда-либо его пить. Я не могла поверить, что это была реальность. Мои первые трое детей были здоровыми. Они были со мной в палате после родов, и я просто кормила их грудью. Я знала, что очень важно нашему ребёнку пить мамино первое молочко, но он ещё не мог и получал питание через капельницу. Медсестра принесла мне несколько бутылочек и наклеек с нашей фамилией. Я приклеила наклейку к бутылке, и медсестра забрала моё молоко в отделение интенсивной терапии, чтобы заморозить его.

Кардиолог заказал эхокардиограмму сердца нашего ребёнка. С надеждой, мы терпеливо ждали результат. Пришёл кардиолог.

– К сожалению, все ранее предсказанные проблемы всё ещё существуют, – сказал он. – Мы беспокоимся, что ваш ребёнок не выживет.

Он предоставил нам список всех диагнозов нашего малыша:

Мы не понимали всех медицинских терминов, но знали, что с сердцем нашего сына было много проблем. Когда доктор ушёл, мы не знали, что думать и что говорить.

– Я чувствую, что Бог нас не слышит, – наконец заговорил Олег. – Почему Он не может помочь нам? Как насчёт того пророчества, которое говорили нам, что Бог исцелит нашего ребёнка в утробе матери? Почему люди пророчили нам то, что не правда?

Реальность была страшной. Возможно, у Олега вера была сильнее, потому что он всё ещё доверял Богу, но моя вера слабела.

– Как любящий Бог может сделать это с моим сыном? – сквозь слёзы спрашивала я. – Это ли Бог, которому я всё ещё хочу служить и верить?

– Олечка, мы должны принять Божью волю, – старался успокоить меня Олег. – Люди могут ошибаться. Они могут говорить нам то, что ранит нас. Они могут пророчить то, что может не сбыться. Но Бог есть Бог. Мы должны верить Ему. Он реален. Он живой. Он поможет нам.

Тот день был очень тяжёлым для нас, но мы решили принять Божью волю и продолжать жить. У нас теперь был сын, кто нуждался в болшом количестве нашего внимания и заботы, и как-то мы должны будем это вместить в нашу жизнь и в жизнь наших детей.

6

Наши друзья и родственники звонили и переживали за нас. Мы ценили их поддержку, но в тот день попросили никого не приезжать, так как ко мне в палату постоянно приходили врачи и медсёстры. К тому же я не могла двигаться и испытывала сильную боль. Мне нужен был отдых. Улучив удобную минуту, я позвонила маме.

– Наш малыш родился, но он очень болен… – рыдала я в трубку.

– Олечка, пожалуйста, крепись, – как могла, успокаивала меня мама. – Я чувствую твою боль, доченька, и хотела бы тебе помочь. Мы будем молиться. Я знаю: Бог исцелял людей, Он поможет и вам. Мы присмотрим за детьми. Я буду готовить. Скажи Олегу, пусть заезжает покушать. Я передам ему еду домой, – мама плакала на другом конце телефона.

Из-за критического состояния сына, я не могла кормить его грудью и даже не могла подержать на руках. Я знала, как важно малышу ощущать прикосновение материнской кожи. Сама учила этому молодых матерей, работая в программе WIC, что контакт маминой кожи с кожей малыша улучшает его иммунную систему. Это обеспечивает ему необходимый уровень кислорода, нормальное сердцебиение и необходимую температуру тела. Но наш сынок не мог всего этого получить. Он был одинок в его инкубаторе, в окружении проводов, трубочек и лекарств. Я знала, что медсёстры заботятся о нём, но он был моим ребёночком и я очень по нему скучала. С первого момента мы с ним были разлучены, но, к моему удивлению, я была спокойна. Олег тоже был спокоен. Весь день и следующую ночь он оставался со мной.

К утру анестезия перестала действовать, и магниевый препарат был остановлен. Зуд прошёл, а я, наконец, смогла выспаться. Головокружение прекратилось, и я стала пробовать ходить с помощью медсестры. Я благодарила Бога и очень радовалась тому, что почувствовала себя лучше.

В то утро мне позвонила бывшая сотрудница Кэти и сказала, что хочет приехать навестить меня. В это же время, Эдик, двоюродный брат Олега, также решил приехать поддержать. Эдик и Кэти прибыли почти одновременно, и мы общались каждый со своим гостем. Кэти принесла две открытки, одну от себя, а другую от другой бывшей сотрудницы Мардж. Я начала читать их, и не смогла сдержать слезы. На одной из открыток было написано:

Как же замечательно иметь таких друзей, которые беспокоятся о тебе и приносят открытки, вселяющие надежду!

– Я бы хотела увидеть вашего малыша, – сказала Кэти.

– Я его ещё сама не видела, – ответила я. – Вчера я чувствовала себя плохо после наркоза и всех лекарств, но сегодня мне лучше. Давай пойдём к нему вместе. Правда, мне трудно ходить, – неуверенно посмотрела я на Олега. – Как мне добраться туда? Я на четырнадцатом этаже, а малыш на двенадцатом. Туда далеко идти?

– Да, не близко, – ответил Олег. – Поэтому тебе придётся сесть в инвалидную коляску.

– Я не сяду в неё! Коляска для инвалидов, а я – здоровая! Я не хочу снова чувствовать себя слабой и беспомощной! – пыталась я возразить, но у меня не было выбора, если я хотела в тот день увидеть сына.

Пришлось мне сесть в коляску и Кэти меня повезла. Олег с Эдиком шли позади. В отделении интенсивной терапии нам объяснили правила:

– Только три здоровых посетителя могут заходить к ребёнку за один раз. Детям нельзя входить, за исключением братьев и сестёр.

Мы вошли и до локтей вымыли руки дизинфици-рующим средсвом. Затем мы отправились в последнюю палату в конце коридора, где находились недоношенные младенцы. Поскольку нас было четверо, мы договорились, что Эдик подождёт в зале и потом сменит Кэти. Войдя в палату, мы встретили четырёх врачей, обсуждающих у инкубатора нашего сына план его лечения.

– Здравствуйте. Мы – лечащие врачи вашего малыша, – сказали они. – В последние два дня он заставил нас поволноваться. Боялись, что не выживет. Но он живёт, и мы планируем встретиться с хирургом, чтобы составить план лечения для него.

После их ухода я осмотрела палату. В ней находились ещё четыре инкубатора, со стеклянными крышками и маленькими одеяльцами. В них лежали крошечные младенцы. За ними ухаживали две медицинские сестры. Рядом с некоторыми инкубаторами в креслах-качалках сидели родители малышей.

На инкубаторе нашего сына были маленькие следы от ножек и надпись:

Мне не терпелось подойти к моему мальчику! Олег помог мне подняться с инвалидной коляски, и я впервые подошла к сыну.

– Какой он крохотный! Давид, Кристина и Миша – все рождались по четыре с половиной килограмма. Я даже не представляла, что мой четвёртый ребёночек будет весить только кило четыреста, – сказала я Олегу.

С каждой стороны инкубатора располагались два круглых окошка.

– Оля, ты можешь открыть их и протянуть руки внутрь к малышу, – предложила медсестра, указывая на них. – Но только не гладь его. Ему это может не понравиться. Малышу ещё нужно было быть в утробе матери, а там бы его никто не трогал.

Открыв отверстия и прикоснувшись к головке и ножкам сына, я посмотрела на его личико. Он был таким прекрасным, со светлыми вьющимися волосами и нежной, шелковой кожей. Он был так похож на Олега.

Медсестра начала объяснять назначение всех трубочек и проводов, подключенных к крохотному тельцу:

– Кислородная трубочка от ротика спускается в лёгкие, чтобы помочь вашему малютке дышать. Датчики на груди проверяют кислород, пульс, сердцебиение и температуру тела. Через длинную капельницу PICC[12], вставленную через пупок, мы отправляем лекарство по вене к его сердечку.

На малыше был крошечный подгузник и, к счастью, к его ножкам ничего не было прикреплено. Но осознание того, что вся ситуация находится вне нашего контроля, болезненно тяготило.

Мы ничего не могли ни отменить, ни изменить. А видеть своего ребёнка, обвешенного трубочками и датчиками, было невыносимо трудно.

– Как же это всё тяжело и пугающе… Что же нам теперь делать? – говорила я Олегу.

Он тоже очень переживал и задавал медсестре много вопросов. Я же хотела как-то подержать моего сыночка и побыть с ним, но это было невозможно. Словами не передать то тяжёлое чувство, когда ты знаешь, что это твой ребёнок, но в то же время понимаешь, что в данный момент он не совсем твой. Я старалась контролировать эмоции и не плакать. «Всё очень серьёзно. Мы и наш малыш в большой проблеме», – думала я про себя.

– Так как у вашего малыша желтуха, мне надо включить ему специальный свет, накрыть глазки, закрыть инкубатор и держать под ультрафиолетом, – прервала мои мысли медсестра.

Мы отошли в сторону. Так не хотелось оставлять нашего крошку, но послеоперационная боль напомнила мне о необходимости приёма очередной дозы лекарств. Вернувшись в палату, я нашла в себе силы сцедить молоко. Затем я просто лежала на моей больничной койке, уставившись в потолок. Слёзы катились по щекам, и я не могла сказать ни слова Олегу, который тихо лежал на диване, тоже в слезах.

Когда я смогла немного успокоиться, я позвонила моей сестре, Люде. У неё тоже был опыт преждевременных родов, и я знала, что она сможет понять меня и поддержать.

– Олечка, я понимаю, через что ты проходишь, – утешала меня она. – Я чувствую твою боль.

Мы говорили и плакали. И мне было легко доверить ей свои чувства, потому что я знала – она поймёт. Она через это уже прошла…

Во второй половине дня Олег приехал навестить меня вместе со старшими детьми, а заодно познакомить их с братиком.

– Мама, а зачем доктор резал тебе живот? – спросил испуганно Миша. – У тебя большой порез?

– Ребёночек бы умер, если бы врачи не разрезали маме животик. Разрез около десяти сантиметров, – ответила я.

– Мама, а тебе было больно? – продолжал Миша.

– Нет. Во время операции я не чувствовала боли, потому что врачи использовали наркоз и боле-утоляющие лекарства. Но болело после операции и сейчас болит, – объяснила я.

– А как долго рана будет заживать? – спросила Кристина.

– Около двух недель. Мне надо быть очень аккуратной. Так что теперь вам придётся много мне помогать, – сказала я с улыбкой.

– Мамочка, не переживай. Мы тебе будем помогать! – обняв меня, Кристина пристроилась рядом со мной на больничной койке.

– А почему малыш родился так рано? – спросил Давид.

– Потому что у мамы давление поднялось очень высоко. У мамы есть проблемы со здоровьем. Нам надо заботиться о маме, – объяснил детям Олег.

– Мама, а когда ты с ребёночком приедешь домой? – не унимался Миша.

– Я приеду домой через четыре дня, но ваш братик пока останется в госпитале на некоторое время. Ему нужна операция на сердечке, – ответила я.

Дети сидели грустные и задумчивые. Похоже, у них больше не было вопросов. Давид переживал больше, а Кристина и Миша, из-за своего возраста, ещё мало что понимали. Проведя некоторое время со мной, Олег взял детей и они пошли к братику.

Миша боялся всех трубочек и спрашивал папу, почему Бог дал его братишке больное сердце. Он также был обеспокоен тем, что мама и ребёночек могут умереть. Кристине было жаль братика и она также боялась всех трубочек и проводов. Давид смотрел на всё это сквозь слёзы и с жалостью. Папа объяснил проблемы с сердцем малыша и попросил детей не бояться, но молиться, чтобы Бог сохранил жизнь мамы и братишки.

Во второй половине дня пришёл врач, чтобы поговорить с нами.

– Мы встречались с кардиологами, детскими врачами и хирургами и составили план лечения для вашего сына, – сообщил он. – Мы решили отложить операцию на открытом сердце до тех пор, пока его вес не достигнет трёх килограммов. Лекарства подержат клапан сердца открытым и помогут ему работать, пока малыш подрастёт. Это увеличит шанс на успешную операцию. Мы будем кормить его внутривенно или через питательную трубочку и так будем помогать ему дышать и расти.