– Врёшь!
Я приоткрыла сумочку, в которой был плеер и открыла крышку, диск с рыжим локтем, хотя может это не локоть никакой?.. но мне казался локтем.
– Ну, Майя, всё ясно, будет тебе лучшее платье на земле для твоей свадьбы! А я-то думала, ты из этих теперешних цыпочек с их папиками и Сташевским.
Я засмеялась, а она уже испарилась, чтобы появиться через несколько минут уже с несколькими платьями.
Уже первое было чудесно: пышная юбка, отделанная шитьём по подолу, до середины икры, рукава-фонарики пышные ниже локтя,
– Вот и кеды, – сказала Ульяна, поставив передо мной кружевные кедики, похожие на тапочки для спортивной принцессы. – Есть ещё ковбойские сапоги и туфельки. Я принесу, а ты примеряй.
Ю-Ю не с улыбкой, а супер-улыбкой смотрел на меня, когда я вышла к нему. Вокруг него разложены раскрытые коробки с комплектами белья, всегда любил мне бельё дарить.
– На головку можно вот эту шляпку…
Белая соломенная шляпка с цветами подходила прекрасно и очень к лицу Маюшке, мне интересно, скажет она то, что подумал я.
– Очень красиво, просто чудесно, но… это совсем не я, – сказала она. А я счастлив, именно эти слова были у меня в голове.
Следующий выход уже почти то, что надо: платье из кружева с открытыми хрупкими плечами, очень простое и очень красивое, сексуальное даже, в таком по траве босиком…
Мы с Маюшкой посмотрели друг на друга, и она пошла переодеваться. И вот только четвёртым было именно то, что должно было быть: короткое до колен, простой лиф, круглый воротничок, маленькие рукавчики, пояс – атласная лента. К нему и туфли с милыми детскими ремешками на плоских каблуках. И на выбор: маленькая фата или простой венок ободком. Мне больше понравился венок. Но я молчал, опять ожидая выбора моей Маюшки. Она выбрала веночек.
Большущая коробка, перевязанная атласной лентой, к ней ещё несколько с туфельками и украшением на голову, а остальные с бельём.
– Не много ты белья-то накупил?
– Опьянел тут от шампанского ихнего вот и позволил себе, разгулялся. Не переживай, платье твоё хоть и Шанель, оказалось, между прочим, но не разорило меня как я надеялся, – сказал я.
– Шанель – это хорошо, – засмеялась Маюшка. – Там ещё чёрный пояс был, но я подумала, что для мамы с бабушкой будет слишком революционно.
Я улыбнулся, посмотрев на неё:
– Ты сама теперь о них так много думаешь… Скучала, выходит?
– Выходит… – Маюшка чуть-чуть улыбнулась, опуская ресницы.
Я сгрёб коробки в свои руки, потом подумал и сказал девицам:
– А можно я всё это заберу на днях, а то у нас сегодня ещё мероприятия запланированы?
Они рады исполнить любое наше желание, покупка оплачена, а дальше можешь делать с ней, что угодно.
– Какие это у нас мероприятия? – удивилась Маюшка, когда мы вышли в пыльное тепло улицы из душистой прохлады магазина.
– На экскурсию тебя хочу сводить. Прогуляемся от Китай-города до Таганки. В «Иллюзион», может, сходим. Поехали?
Она улыбнулась:
– Надеюсь, в театр не пойдём?
– Не любишь театр?
– Неприлично не любить театр. Люблю, но… меня очень редко там захватывает. Ужасно?
– Надо на хороших актёров и режиссёра сходить, тогда захватит. И скучно не будет. Шесть лет в Москве, так и не сходила на хорошее представление, я говорил, а ты всё в М-ск сливалась. Привезла бы и Васю своего на какой-нибудь спектакль.
Маюшка надела солнечные очки, скорчила рожицу, вроде: «не учите меня жить, парниша!». Мы быстро доехали до Таганской. Длиннющий эскалатор стояли то я впереди, то она. Когда она стояла передо мной, я не мог удержаться, чтобы не сжать легонько её плечи в ладонях. Маюшка только погладила мои пальцы рукой, не оборачиваясь. И сама легонько кладёт свои пальчики мне на плечи, когда я стою перед ней. Я обернулся, она улыбнулась, смотрит из-под ресниц. Погладила меня по щеке. Вот она и вот я, но мы разделены. Этой сегодняшней примеркой больше, чем её словами шестилетней давности.
Мы болтались по улочкам и переулкам вокруг Таганской, чтобы потом спустится к Котельнической, перейти Москва-реку и до Павелецкой.
Тут, на Таганке, множество красивых домов, правда, запущенных и пыльных, но это как обедневшие и постаревшие красавицы, как моя Марья Сергеевна, хоть и вековая старушенция, а всё равно хранит красоту.
В этих переулках целоваться бы сейчас…
– Какие красивые дома, Ю-Ю, модерн что ли? – сказала Маюшка, обернувшись.
– Или подражание модерну.
– Вот представляешь, эта эпоха, я имею в виду модерн, продлилась-то какие-то пять лет, а оставила такой значительный и неповторимый след. Неповторимой красоты и изящества.
– Любишь этот стиль? – улыбнулся я, не в силах перестать думать о том, как мне хочется её поцеловать.
– Он завораживает, кажется, надо быть человеком особенного какого-то химического состава, чтобы вот так видеть мир.
– Кокаин употреблять регулярно, – усмехнулся я.
– Ну… наверное. Что ж, они там в Серебряном веке все любили это…
– Как импрессионисты – абсент.
– Ох и хитрюга ты, Илюшка… Завлёк на экскурсию.
– А что делать, – улыбается, глаза стали совсем светлыми, искрятся. – Чем-то отвлечь тебя, чтобы кроме свадьбы думать. Надо ещё на «Золото Шлимана» в Пушкинский сходить. Теперь поедем, поедим куда-нибудь? Или пойдём к набережной как собирались?
– В «Русское бистро» пошли, пирожков с печенкой хочу, – сказала я. – И чаю сладкого!
Глава 4. 8. 08
Что может быть волнительнее, чем выдавать замуж дочь? Ничего другого, сравнимого с этим я не помню. Даже моя собственная свадьба не вызывала во мне столько эмоций. Тревога, жалость, что последние годы мы провели не вместе, раскаяние в том, что когда-то я не нашла в себе достаточно мудрости, доброты и душевных сил, чтобы понять её и встать на её сторону.
Мне не хватило тогда любви к ней. Может быть, я вообще обделена этим даром? Не хочется так думать, очень страшно так думать, но эти мысли невольно приходят мне в голову все эти годы, когда я вспоминаю о том, что было тогда и понимаю, что не могла и снова бы не смогла поступать иначе, чем тогда.
Мне была непонятна их с Ильёй связь и близость. А может быть зависть к таким отношениям владела мной, я не знаю. Я привыкла, что любят меня. Я всегда хотела, чтобы любили меня, но сама… что я сама? Хотя бы отражаю свет?
– Как считаешь, Лида, достаточно подарка, что мы приготовили? Может быть надо было какое-нибудь… не знаю, постельное бельё?
– Мам, сервиз ещё придумай. Тысячу долларов дарим, десятая часть однокомнатной квартиры по теперешним временам.
– Ну, а памятное что-то? Ведь свадьба, не обычный день рождения. К тому же, согласись, для нас эта свадьба разве не радость из радостей? Что хоть с Илюшкой отлипли друг от друга.
Я посмотрела на маму:
– Ты сама-то в это веришь? Отлипли… Не расстаются все эти годы…
– Не надо, Лида, они всегда были дружны. И близки.
– Это точно, ближе некуда, – не могу не съязвить я. Мама только поморщилась.
Поэтому, наверное, мне так тревожно в солнечный день 8-го августа. Я чувствую что-то, чего не хочет замечать мама. Я чувствую эти нити между Майей и Ильёй. Эти нити как паутина опутывают их обоих, и не в отдельные коконы, увы, нет, в один, единый кокон. И это странное чувство. Потому что когда я видела её с Васей – то же было и с ним: они одно целое. Она даже разная внешне с одним и с другим, вот что удивительно. С Васей, вроде как рыжеватая становится, прозрачная, вся солнечная и радостная, как весна, поляна одуванчиков. А с Ильёй… спокойная, сильная, тёплая, как река. Синяя… И кто она на самом деле? Она сама это знает? Может быть, надо было поговорить с ней?
– Маюша, – я взялась сделать ей причёску под её чудесный венок. И платье волшебной прелести, я бы не догадалась выбрать именно такое. – Ты… не беременная?
– Нет, мамочка, – Майя улыбнулась мне в зеркале, подняв глаза на меня. – Под это платье, конечно, наверное, стрижка пошла бы как у Одри Хепберн в «Как украсть миллион», а?
– Не волнуйся я сделаю в стиле, именно как ты представляешь. Милый детско-юношеский пучок на затылке, – улыбнулась я, поднимая ей чудесные волосы расчёской повыше. Они совсем не такие как мои: мягкие и волнистые, тёмные, но блестят при этом чудесным золотистым блеском и льются как молодой мёд по моим рукам. Вообще Майя, конечно, образец чистейшей прелести, из тех самых, пушкинских… – Скажи мне, что у вас с Ильёй?
Майя побледнела немного, и нахмурилась, не глядя на меня:
– То есть как? Что у нас, если я выхожу за Васю?
– А… ты уверена в своём решении?
– Тебе кажется, что… что я… что Вася… что мы…
– Как раз мне ничего не кажется, только для меня очевидно, что вы с Ильёй очень близки. Правильно ли в таком случае морочить такого славного парня как Вася? Если бы ты по расчёту за старого чёрта выходила, я и слова не сказала бы, а Вася, он… Ты его любишь? Как ты сама понимаешь? Вот так как Илью, тогда? Так же?
Майя обернулась и посмотрела уже не в зеркале потемневшими глазами:
– Ты что, мама?
– Не вертись, на боку получится, – сказала я, почему-то испугавшись её взгляда.
И Майя опустила глаза, поворачиваясь обратно к зеркалу:
– Ничего, сейчас модно.
Я решил сделать Маюшке неожиданный сюрприз, договорился с нашими рокерами, которые теперь всё больше начинают называться байкерами на американский манер, чтобы прокатить её, нашу рокерскую невесту по городу по дороге в ЗАГС. Все наши М-ские рокеры согласились с большой радостью.
– Поедем медленно по городу, день будний, много не соберётся…
– Что не соберётся, смеёшься, ты что думаешь, тут все как раньше на работу каждый день ходят? – усмехнулся Неро. – Вон челноками половина, другая половина в Москву вашу катается примерно с теми же делами. Так что отлично смогут все, кто пожелает.
– И как челноками? – немного растерянно спросил я, я и не знал, что так изменилась тут жизнь за эти годы. Не интересовался как-то, а на наших тусовках об этом не говорили.
– С новым указом о налоге на наш нехитрый бизнес, боюсь, протянем ноги. Что-то другое придётся искать. Только-только начал подкапливать деньги. То бандюкам отдай, то властям за хорошее место… Нанял пару тёток, чтобы на рынке стояли, так и их придётся уволить. Впору как шахтёрам начинать бастовать, только вот за что, чтобы налог не вводили?.. – грустно усмехнулся Неро. Я и не слыхал ни про какой новый указ… – На завод пойду к твоему зятю, может возьмут.
И вот утром 8-го августа мы подъехали к дому Васи. Маюшку повезу я, Васю – Неро. А остальные с букетами покатят. Мы даже шлемов не надевали. Я заранее привёз в ЗАГС два ящика шампанского и пива, чтобы угостить наших друзей и отпустить после церемонии восвояси, а мы отправимся на заказанном микроавтобусе за город, все, кроме меня, я верного Харлея на автобус не променяю.
– Пора, невеста! Вон, рокочут, кортеж наш приехал. Как у Маликова, помнишь? «…весел и свеж, брачный летит кортеж»? – сказал я, не открывая дверь.
Майка вышла ко мне из комнаты, где переодевалась в тайно хранимое от меня платье в большой белой коробке с чёрными буквами «Chanel». Мог я не заглянуть за те две недели, что оно провело у нас в комнате? Мало того, его привезли, когда я был один дома, так ещё и не рассмотреть? Я не разглядывал, конечно, но крышку открыл и посмотрел на чудесное нежное платьице с пуговками на лифе, милым воротничком, я коснулся шелковистой ткани… как приятно, как волнующе и как ласкает мое самолюбие то, что она для меня, для меня! наденет это. Слово «Шанель» и для меня не было пустым звуком, и я догадывался как дорого оно может стоить. Вернее, предполагал.
Но одно дело заглянуть в коробку и совсем другое – увидеть его на ней. То есть её в нём.
– Майка… – только и проговорил я, обомлевший от чудесной девушки, что соглашается стать моей женой. Неужели это не сон и это та самая Майка, Майка, с которой я когда-то одиннадцать лет назад сел за парту, чтобы навсегда прилипнуть к ней всей душой?
Она улыбнулась смущённо, и смотрит на меня, будто спрашивает: тебе нравится?
– Какая ты… красивая…
– И ты…
Я говорю правду: белоснежная рубашка и джинсы – вот и весь жениховский наряд моего дорогого Васи, если не считать белый букет роз, что он едва на выронил из ослабевшей руки, увидев меня.
– Неужели ты правда выйдешь за меня замуж?
Вместо ответа я его обняла, прижавшись к нему, тёплому, под этой рубашкой, стройному и гибкому, он обнял меня одной рукой, боясь второй, с букетом, помять мой наряд…
Как искрятся твои глаза.
В них неба свет и чистой воды глубина.
Как светит твоя улыбка,
Я теплее не знаю в этом мире лучей.
Смотри на меня, не отводи твоих глаз.
Смотри на меня, я боюсь оторваться
Я боюсь потеряться во тьме,
А она подступает ко мне.
Со всех сторон подступает ко мне.
Как светит солнце в этот день.
Почти как твоё лицо.
Нет ничего яснее того, что есть во мне и тебе.
Но почему я чувствую прикосновения тьмы?
Её объятия, она липнет ко мне?
Или это не тьма, а иной свет?
Тот, что вижу только я и не видит никто?
нет и нет!
Нет и нет!
Я закрываюсь от него столько лет!
Нет и нет!
Но он пронзил все покровы и нашёл меня этот свет…
Нет и нет!
Нет и нет!..
Я боюсь его или саму себя?
Где ответ?
Где мой путь?
Или пути вовсе нет?..
Наша рокерская банда криками встретила жениха и невесту, вышедших рука об руку из подъезда. Эта обшарпанная дверь и щербатое крыльцо недостойны таких эльфоподобных существ, что появились на его фоне.
– Ура, молодым!
– Ура, Малая!
– Ура жениху!
Посигналили в клаксоны, пугая кошек, брызнувших на деревья, и старух, начавших чертыхаться на нас.
Маюшка, смеясь, села бочком на сиденье позади меня. А Вася за спину Неро, я помолился про себя, чтобы, не дай Бог, ничего не произошло по дороге. Как бы старательно не уговаривал я себя, как бы не отвлекал свои мысли всеми доступными мне средствами от алкоголя до потока женщин, но не думать о том, что Маюшка выйдет сегодня за Васю и мне навсегда будет отрезана дорога к ней, кто другой, любой другой муж, но он – это навсегда и по-настоящему в истинных традициях русской жизни…
Странно, что только теперь я стал так думать и чувствовать, будто она не сделала выбора ещё шесть лет назад. Мне духу не хватило тогда расстаться с ней. Это я так думал, что не надеюсь, что у них всё закончится, не жду в засаде, а на деле?
Вот поэтому сейчас, чувствуя судороги отчаяния в моей душе, я содрогаюсь и от страха, что может что-то случится с Васей из-за того, что я хочу, чтобы его вообще никогда не было на земле…
Вот её тонкая рука, её ладонь на моём животе, она почти не прижимается ко мне, уверенно чувствует себя в седле, или не хочет мять платье, или просто не хочет плотнее обнять меня? Маюшка, я везу тебя в ЗАГС, чтобы отдать твоему Васе, тому, кого ты любишь больше меня… Больше меня…
Но, может ударить по газам и увезти тебя отсюда? Увезти от всех наконец-то. Почему я давно не сделал этого? Чего я ждал и жду столько лет?..
Я знаю чего. Чтобы она выбрала меня…
Невозможно. Глупо, наивно, неправдоподобно и неправильно. Я, оказался романтик и сентиментальный советский мальчишка, а не современный молодой мужчина, гражданин новой России.
Этот рокерский кортеж, который я никак не ожидал увидеть, произвёл впечатление. Совершенно необыкновенное. Нежная камелия, какой я знаю Майю и какой она и приехала позади своего дяди, брутального красавца, как сейчас принято говорить, в окружении других таких же мачо, на ревущих железяках, вооружённых букетами роз и гладиолусов – это незабываемое зрелище. И Метла среди них вроде и не свой, но и не чуждый, не теряется, улыбается самой светлой улыбкой, какие я только мог видеть в своей жизни. У меня захватило дух от этой ревущей компании.