Арина хоть и привыкла к неожиданным высказываниям Саши, всё же непроизвольно покраснела, когда он задрал руку и показал редкие светлые волосы под мышкой.
– А у тебя ничего нет.
Арина поняла, что он обратил внимание на её подмышки, когда она снимала майку и натягивала футболку. Она покраснела ещё сильнее, подумав, на что ещё он мог смотреть.
– Прекрати меня изучать – это неприятно и неловко.
Саша свернул полотенце, подал Арине. Та, упаковав в пакет мокрые вещи, отправила и пакет, и полотенце в рюкзак.
– Что тут неловкого? Процесс взросления самое естественное состояние человека. Значит, когда загружаешь организм топливом это нормально? Когда выделяешь отходы, тоже нормально. А вот говорить о взрослении стыдно. Что за глупость! – возмутился Саша.
Арина хихикнула и запнулась.
– Загружать топливо в организм – это ты про еду? А выделять – про какашки?
– Фу, как не научно. Мы почти не отличаемся от машин. Им требуется топливо и масло, нам еда и жидкости, Саша коснулся сооружения на макушке Арины и совсем другим тоном произнёс: – Ты намочила косы, высуши их на солнце.
Арина улыбнулась: знала, ему нравится смотреть на её распущенные волосы. Год назад, ныряя, она нацепляла на голову водоросли, пришлось расплести косы. Пока они свисали мокрыми тёмными прядями, Саша спокойно помогал выбирать тёмно-зелёные нити водорослей, но когда волосы высохли и флагом затрепетали на ветру, восхитился.
– Как красиво! Ты похожа ни русалку из сказки, – Саша провел рукой по пышной гриве, нагретой солнцем, запустил пальцы в шелковистые пряди.
– Они тёплые и блестят, – он втянул в себя запах, исходящий от головы Арины. – Ты пахнешь ветром и морем. Можешь встать? Ну, пожалуйста, пожалуйста, сделай это.
Арина послушалась и поднялась с песка. Волосы золотисто-кофейным плащом укрыли её тело до ягодиц.
– Какие длинные! А как ты их моешь?
– Так и мою, – хмыкнула Арина и привычными движениями стала заплетать косы.
С того момента Саша изредка стал просить распустить волосы. Это было его единственной слабостью по отношению к подруге детства, в остальном он относился к ней как к мальчишке: на равных. Арина вынула шпильки.
– Можно, я сам расплету, – попросил Саша.
Арина кивнула. Он устроился за её спиной и стал освобождать шлейф волос из плена кос. Вскоре влажные, тяжёлые, волнистые пряди, упали на спину девочке. Саша стал задумчиво водить расчёской по живому покрывалу из волос.
– Ты знала, что наши предки старались не обрезать волосы, считали: в них заключается жизненная сила? – Он провёл ладонью по шелковистым прядям. – Красиво. – Тряхнув головой, уже иным тоном продолжил: – Выдумки непросвещённых людей. Волосы – просто производное эпидермиса кожных покровов. Они состоят на семьдесят девять процентов из белка кератина, на пятнадцать процентов из воды, остальное липиды. У животных шерсть, у нас волосы. Природа создала волосы для зашиты от холода и ещё, наверно, от травм.
Арина фыркнула и отобрала у него расчёску. Саша сел рядом и посмотрел на море.
– Ты открыла купальный сезон.
– Да. Я соскучилась по воде.
– Но ты же плавала в бассейне
– Там неживая вода, – Арина покачала головой. – Даже плавать скучно.
– Это из-за того, что хлорка убила бактерии и вирусы?
– Опять ты за своё. Не люблю бассейн не из-за хлорки, просто в той воде нет души.
Саша покосился на волосы Арины, они подсыхали и начали птицами подниматься по ветру. Он коснулся их пальцами, снова ощутил нежную шелковистость, отчего-то сердце в груди забилось сильнее, перехватило горло. Он постучал себя кулаком по груди.
– Заболел я что ли?
– Да ты по три раза на год болеешь, – покосилась на него Арина. – Пора идти.
Ей не хотелось возвращаться домой в неуютную квартиру, к родителям, которые или не замечали, что радовало, или цеплялись по любому поводу. Казалось, она раздражала отца одним своим присутствием, но хотя бы знала, чего от него ожидать. А вот мать была непредсказуемой: в одну минуту могла обнимать её, жаловаться на жизнь и плакать, в другую истерично ругать за малейшую провинность и даже ударить. Арина давно научилась существовать в ненормальных условиях, приспособилась к ним и не жаловалась, понимая, что от этого не будет никакого толку. Маленькой она мечтала о другой семье, воображала иных родителей, потом перестала. Она решила, когда вырастет, создаст себе такую жизнь, какую захочет, а пока надо выживать, как сказала бабушка Маша. При воспоминании о Марии Алексеевне на глаза девочки навернулись слёзы.
Прошло полгода как умерла добрая, пусть и неродная бабушка, ставшая таким же главным человеком в её жизни, как и Саша Фламер. Арине она часто снилась, будто продолжала поддерживать её из того далёкого мира, куда уходят все. Ради её памяти Арина дала себе слово не сдаваться. Бабушка многому её научила, поэтому она обязательно справится. Первое время Арина не могла проходить мимо двери квартиры Марии Алексеевны, чтобы не разрыдаться. Через месяц она пробегала, чуть всхлипывая, ещё через два научилась удерживать слезы, через три остался лишь ком в горле, но с ним она пока ничего не могла поделать. Подруга бабушки говорила, что время поможет, и она верила в это. Полина Ярославовна просила Арину приходить к ней, но девочка наотрез отказалась.
– Больше не хочу ни к кому привыкать. Вы старая… вдруг тоже умрёте.
Полина Ярославовна только вздохнула.
– Если будет трудно, вспомни о моих словах и приходи, я всегда помогу. Маша желала, чтобы я заботилась о тебе. Не хочу подвести подругу, она любила тебя, как родную внучку.
Арина уклонилась от руки Полины Ярославовны, когда та захотела обнять её, она не могла позволить себе сродниться с кем-то ещё. Это так больно терять человека, ставшего близким, больше она никого не хотела лишаться. К тому же у неё есть друг Саша Фламер, она не одна на этом свете.
Арина навсегда запомнила то тёмное ноябрьское утро. Накануне отец праздновал свой выход на пенсию. Родители так радовались новому источнику доходов, что расщедрились и купили не только выпивку, но и торт. Отец находился в благодушном настроении, сам разрезал торт, протянул дочери щербатую тарелку с куском лакомства и стакан газировки.
– Вот так-то, доча, теперь я на заслуженном отдыхе. Мать через семь месяцев тоже свою пайку от государства получит – заживём, как короли.
Елена Назаровна наполнила стакан пивом, сдула пену, смачно отхлебнула почти половину.
– Точно. Заживём. И горбатиться, подметая дворы, больше не надо, – она бросила взгляд на дочь, уплетающую торт. – Ешь, кто ещё как не родители купят. Помни, мы поили, кормили тебя, в старости ты нас кормить будешь. От сыночков вряд ли помощи дождёмся. Один в тюрягу по глупости загремел, второй от нас отказался. Просила у Юрки денег, так он сволочь не дал. Говорит: нету. А сам как с картинки одет. Жмотяра твой сынок, – толкнула она мужа в плечо.
Тот поднял мутные глаза, сфокусировал их на жене.
– Он и твой тоже. Это ты его плохо воспитала. Я говорил: парню надо ремня чаще давать. Ты и своего Димку грудью защищала. И где теперь он?
Мать стукнула кулаком по липкой от разлитого пива клеёнке, так что зазвенели стаканы. Арина сморщилась, даже аромат ванили от крема на торте не забивал кислый, тошнотворный, ненавистный ей запах спиртного.
– Не трогай Диму, ему девка голову вскружила, а так он умный и хороший мальчик. – Елена Назаровна угрюмо уставилась в одутловатое лицо мужа.
Арина не совсем поняла, почему Юрия отец считает общим ребёнком, а Дмитрия лишь маминым?
– Почему Дима мамин? А я тогда чья?
Николай Ильич икнул, сердито уставился на дочь.
– Не мой Димка, не мой. А ты вообще ненужный последыш, – он пьяно захихикал: – ошибка природы. – Погрозив жене пальцем, добавил: – Она, идиотка, поняла, что беременна лишь к семи месяцам. – Покосившись на Арину, буркнул: – Аборт поздно было делать. Вот ты и появилась.
– Заткнись, дурак! – прикрикнула Елена Назаровна на мужа. – Пусть мы не обрадовались твоему появлению, доча, но ведь потом холили и лелеяли.
Арина нахмурилась, вот значит как – она ошибка природы, ненужный ребёнок, но удивительно от этого ей стало легче. Она считала себя неправильным человеком, раз не испытывала любви ни к отцу, ни к матери. Первыми чувствами, возникающими у неё, когда она вспоминала родителей, были: досада, раздражение и недовольство. А раз она лишняя в семье – больше не стоит себя корить за отсутствие нормальных чувств. Это до семи лет она искала любви и ласки, расстраивалась и плакала, но за последние два с половиной года отучилась от этого. Доев торт, Арина ушла к себе в комнату, здесь она чувствовала себя хозяйкой. Брат в редкие посещения, заметив, на какой ужасной кровати она спит, сменил обстановку в комнате. Пусть он приобрёл самую дешёвую мебель: кровать, шкаф и письменный стол, главное, они новые. Бабушка Маша подарила ей прикроватный коврик и шторы, комната сразу приобрела уютный жилой вид. В тот вечер родители долго ссорились и поздно улеглись спать. Утром Арина встала с тяжёлой головой и плохо выспавшаяся. Быстро умывшись и почистив зубы, спустилась к квартире бабушки Маши. Она не пропускала ни одного дня, чтобы не поприветствовать своего пожилого друга, иногда забегала к ней на пять минут, иногда на большее время. Но на этот раз на звонок никто не ответил. Арина постучала в дверь – тишина. Сердце пропустило удар, девочка снова нажала на кнопку звонка.
«Может, бабушки нет дома?»
Но раньше она не уходила, не предупредив заранее. Арина, не замечая дрожи, охватившей тело, слёз, текущих по щекам, продолжала барабанить в дверь.
– Хулиганка! Чего стучишь? Весь подъезд на ноги подняла! – заспанная женщина с растрёпанными волосами высунула голову из-за соседней двери. – Только легла спать после ночной смены. Раз Мария Алексеевна не открывает, значит ушла.
– Нет, – упавшим голосом произнесла Арина. – Она там. Я чувствую.
– Чёрт! Ты ненормальная что ли? Вали отсюда, дай покою людям, – женщина с силой захлопнула дверь.
Арина без сил опустилась на холодный кафель у двери.
– Ты чего тут сидишь? Разве тебе не пора в школу? – поинтересовался знакомый мужчина с третьего этажа. Сбегая по ступенькам, он едва не задел ноги девочки.
– С бабушкой что-то случилось. Она не открывает, – прошептала Арина онемевшими губами.
– Уверена? У тебя есть ключи?
«Ключи! – промелькнуло в голове девочки, – ключи имеются у Полины Ярославовны».
– Сейчас позову другую бабушку, она откроет, – Арина сорвалась с места и помчалась к подруге бабушки Маши.
Услышав от Арины сумбурное объяснение, Полина Ярославовна поспешила вниз. Тревога девочки передалась и ей, она не сразу справилась с замком. Едва дверь распахнулась, Арина побежала внутрь. Бабушку Машу она нашла лежащей на диване перед тихо работающим телевизором. Девочка наклонилась и замерла: бабушка смотрела на неё остановившимся взглядом, в котором не было ничего кроме безмерной пустоты. Ещё не осознавая случившегося, Арина, коснулась сначала руки Марии Алексеевны, потом лба. Жуткий холод ожёг пальцы девочки и пополз к самому сердцу. Никогда в жизни она не ощущала такого убийственно страшного холода. Её маленькая душа потрясенно вздрогнула, сразу осознав, что произошло. На диване лежало лишь тело, пустая оболочка. Бабушка Маша ушла, покинула её. Арина отдёрнула руку, сделала шаг назад.
– Ох, Маша! – подскочила к подруге Полина Ярославовна. – Что же ты не позвонила мне или в «Скорую». – Повернувшись к Арине и увидев смертельную бледность на лице девочки, покачала головой. – Не нужно тебе здесь находиться, иди домой или в школу. Маша болела… со стариками такое случается… – она осторожно под руки вывела девочку из квартиры, чуть подтолкнула в спину. – Иди.
Арина непонимающим взглядом посмотрела на Полину Ярославовну. Та не выдержала и прижала девочку к себе.
– Для всех нас это большая потеря. Поплачь, поплачь, легче станет.
Арина вырвалась из её объятий и побежала на улицу. Полина Ярославовна пожала плечами и стала звонить в «Скорую», затем сообщила о произошедшем дочери Марии Алексеевны. Арина, не помня себя, мчалась к Высокому берегу. Ей хотелось скрыться от всех. В груди образовалась дыра и в ней, как на улице выл холодный ноябрьский ветер. Царапая ладони и обдирая колени, Арина быстро спустилась в своё убежище. Там она долго плакала, пока не утомилась и не обессилила. Тогда укутавшись в плед, придвинулась к выходу и стала смотреть на море. Серое небо, затянутое рваными чёрными тучами, на горизонте сливалось с такой же серой массой воды – казалось, во всём мире осталось лишь море. Арина долго смотрела вдаль, время от времени сглатывая слёзы. Она не представляла, как теперь будет жить без бабушки Маши. Два с половиной года та поддерживала во всём, дарила её обездоленной душе любовь и ласку. Было страшно остаться без помощи умного и доброго друга. Арина не заметила, как задремала. Проснулась от холода, проникшего даже под кожу. Стуча зубами, сбросила плед, помахала руками. Изо рта вырвался пар. Пока она спала, сильно похолодало. С потемневшего неба сыпался мелкий снег, края убежища обледенели. Арина поняла, что ни спуститься, ни подняться не сможет, тропинка спряталась под тонкой коркой льда.
Саша заволновался, когда Арина не появилась в школе, такое случалось всего два раза за всё время учёбы. Один раз она заболела, в другой – не пустил отец. Арина не стала объяснять, почему тот запретил идти в школу, просто сказала это Саше и всё. Она вообще не любила разговоров о её семье, поэтому он почти ничего не знал о ней. Как-то сгорая от любопытства, попытался расспросить – Арина нахмурилась и, став серьёзной, ответила:
– Мои родители не такие, как твои. Иногда они ведут себя неправильно. Но ведь ты дружишь со мной, не с ними, давай больше не будем о них говорить. Я живу нормально. Бабушка Маша мне помогает и у меня есть ты – мой лучший друг.
У Саши потеплело на душе от слов обычно сдержанной в эмоциях Арины. Действительно, какая разница, что там за родители у неё. Он догадывался кое о чём. Садовская ещё в первом классе просветила:
– Родители у Рудаковой алкаши и живут, как бомжи. Мама потребовала: никакого общения с ней, никакой дружбы с отбросами.
Саша возмутился, но Нина лишь с презрением посмотрела на него.
– Мама объяснила: некоторые дети не умеют выбирать друзей. Ты точно не умеешь.
С той поры троица: Садовская, Вершинина и Величко полностью игнорировали Арину, другие ребята первое время из-за её внешности тоже относились настороженно. Но когда лицо Арины очистилось от болячек, выяснилось: она вполне симпатичная девочка, с ней стали понемногу общаться. Правда, она сама была не слишком дружелюбна с одноклассниками, всегда сохраняла невидимую дистанцию.
Саша, еле дождавшись окончания уроков, сразу помчался к дому, где жила Арина. Бабушка Маша должна знать, что с ней случилось. Пожилая дама нравилась ему, она и его не раз угощала чаем с вкусными пирожками. Нетерпеливо притоптывая на месте, он нажал на кнопку звонка. Ничего. В ответ ни звука. Открылась дверь соседней квартиры. Низенький, пузатый мужчина лет сорока, вышел на порог. Провёл пухлой ладошкой по сверкающей лысине, низким голосом произнёс:
– Там никого нет. Мария Алексеевна умерла. Её в морг увезли.
Саша занервничал: а как же Арина? Где она сейчас?
– Вы знаете, в какой квартире живёт девочка, что часто сюда приходила?
Мужчина улыбнулся, показав крупные жёлтые зубы.
– Аринка что ли? Да кто же не знает Рудаковых, всему подъезду покоя от них нет. Квартира сорок четыре на пятом этаже.
– Спасибо.
– Не за что. Утром девочка была сама не своя, очень расстроилась…
Саша, не дослушав мужчину, бросился по ступенькам наверх. У квартиры под номером сорок четыре замешкался. Обычную дверь, обитую потрескавшимся коричневым дерматином, украшали новые блестящие гвоздики с большими головками. Видимо, их забили, чтобы дерматин не отвалился с дверного полотна. На трель звонка никто не отреагировал. Саша повернул ручку, дверь с противным скрипом отворилась. В полупустом коридорчике на вешалке висела пара болоньевых курток и старое пальто. Из комнаты доносились звуки работающего телевизора. Саша осторожно продвинулся вперёд – на диване спал неприглядного вида худой мужчина в грязной футболке и тренировочных штанах, за столом, уставившись в экран телевизора, сидела лохматая женщина, похожая на кикимору, каких обычно рисуют в детских мультиках. Всё в её лице, виденном в профиль, было острым: нос, подбородок и скулы. Поведя костлявым плечом, она медленно повернула голову в сторону гостя, бросила на него тяжёлый взгляд.