Расширив зону поиска, прошлись по рынку и осмотрели прилегающую к нему территорию. После пересекли площадь и спустились на смотровую площадку подвесного моста через реку. Здесь на угловой скамейке сидел Леха, а у него на коленках его подруга Аня. Они что-то тихо нашептывали друг другу и не заметили нас, пока мы не подошли вплотную.
– Че, трахаетесь? – спросил я, в стремлении добавить ложку дегтя в эту приторную атмосферу.
– Заткнись, – негромко сказал Леха и ехидно улыбнулся.
– А че не трахаетесь? – добавил я.
– Ваня, замолчи! – нервно выдала Аня.
– Вы что бродите? – спросил Леха, навалившись на угол.
– Диму не видел? – сказал я.
– Нет. Че-то сегодня он хуже чем обычно!
– Я про то же. Лежит, поди, где-нибудь, пузыри пускает? Надо найти!
– Я не пойду… пусть пускает. А что ты засуетился?
– Сам не знаю… Ну ладно – можете дальше не трахаться!
Прошатавшись примерно около получаса по окрестностям, Люба неожиданно дернула меня за рукав, когда проходили мимо отделения почтамта. Подняла указательный палец вверх, замерла и шепнула: «Слушай!» Из тумана катился частый ритмичный стук и еле различимые натужные слова: «…на ветку! на ветку! на ветку!»
– А это не Дима? – шепотом спросила Люба, я кивнул и пошел в направлении звука.
Подступив ближе, еле сдержался от смеха. На служебной лестнице с торца здания сидел Дима и лупил обрезком деревянного бруска по краю железной балясины. Он напряжено смотрел в землю. Под носом виднелся прямоугольник запекшейся крови, как усы известного фюрера. Лоб набух отеком, так что брови пустились в разлет. Рядом с Димой стояла бутылка настойки и газировки ядовито-оранжевого цвета.
– Дима, ты как? – спросил я и склонился вперед.
– На ветку! – крикнул он и выставил брусок перед собой.
– Ты от кого обороняться собрался Гитлер первобытный!? – крикнул я и выхватил из рук Димы орудие, сразу отбросив его в сторону.
Завидев давящуюся от смеха Любу Диму развезло на глазах. От этого он стал сговорчивым, смягчился и на призывы пойти домой согласно закивал. Но не смотря на невнятное состояние, прежде чем встать рассовал бутылки по рукавам.
На предложение довести этого чудика до дома Люба согласилась, но только при условии, что после я провожу и ее. Я дал понять, что другого развития событий не допускаю, и мы не спеша поплелись свозь густую темную мглу.
Моя попытка расспросить Диму о какой еще ветке он толковал и почему у него разбит нос и надбровные дуги австралопитека, он стал говорить громко и отрывисто. Оказывается, когда он отбился от коллектива, то просто без особенной цели стал петлять по ближайшим окрестностям. Ему стало скучно, и он поплелся в магазин к Валентине с намерением купить еще выпить. Купил и в дверях нарвался на таких же поддатых братьев Муронян – это представители новой предпринимательской волны. Торговали всем подряд: от надувных лодок и рыболовецких снастей до автомобилей и делового леса. В общем, слово за слово Диму «занесло». Хотя он и из прежнего заноса не очень-то вышел, так что это был дрифт. В общем, в качестве реакции на столкновение Дима сказал: «Валите в свою Африку и лезьте обратно на ветку!» Но братья резонно не согласились с его предложением. Негодуя по поводу такого невежественного отношения к географии и в попытке втолковать, что Армения находится северо-восточней континентальной Африки, в усердии разбили Диме нос и отбили лоб до появления отека.
Люба хохотала до слез, я тем временем настаивал на том, что Муроняны вполне приличные люди. Но Дима словно контуженый, периодически срывался с места и болтаясь по всей дороге, время от времени повторял: «На ветку!», «В Африку!».
Когда добрели до дома Димы, он долго мялся, прежде чем войти в калитку. А затем глубоко вздохнул и, залихватски взмахнув рукой, вынул из рукава бутылку настойки, протянул ее вперед и громко гаркнул: «От чистого… плеча!», и только после этого нам удалось попрощаться.
Теперь Люба притихла. Мы свернули с центральной дороги и пошли проселочной, между густым молодым лесочком и завалившимся забором. Так было короче до ее дома. Из леса тянуло холодом. Люба вздрогнула, я заставил ее застегнуть куртку и предложил выпить настойки, подаренной Димой, не то «с барского плеча!», не то «от чистого сердца!».
– Друзья у тебя, конечно, странные! – сказала Люба, глядя на клумбу у дверей своего подъезда.
– Мы стоим друг друга, – со значением ответил я.
– Спасибо, Вань! – неожиданно с горьким оттенком сказала Люба, и губы ее еле заметно дрогнули.
– За то, что проводил? – с недоумением уточнил я, искренне не понимая такой реакции.
– Нет. За то, что не постеснялся со мной погулять! – уже с глазами на мокром месте пояснила она.
– А почему я должен был постесняться?
– Ну как, ты же знаешь мою репутацию! – съежившись и пряча руки в карманы громко прошептала она. – Я ведь не такая… это Зина трахается как злодейка, а я…
– Зачем общаешься, если не такая?
– А ты с Димой зачем? – обиженно бросила Люба.
– Вообще-то он бывает очень умным, не гляди что псих! – радостно ответил я.
– А Зина бывает очень доброй, не смотри что шалава! – рассмеявшись, утерла глаза Люба.
– Главное, чтобы у них общих детей не было!
– А что, это передается?
– У психов вроде да, а с… – тут я задумался.
– Понятно. Я тоже не знаю, – выручила Люба. – А ты знаешь свою репутацию? Знаешь, что о тебе говорят? – неожиданно спросила Люба, и я на секунду окаменел, а после машинально стал шарить по карманам в поисках сигарет.
– Что? – со скрипом выдавил я, чиркая зажигалкой.
– Говорят, что ты не врешь, даже когда врешь, – словно чеканя слова, выдала она.
Я задумался и протянул ей бутылку, но она только покачала головой, блеснув усталостью в глазах. Поцеловала меня в щеку и, махнув рукой, скрылась в темноте подъезда.
Я шепнул: «Пока…», в пустоту лестницы и вышел из-под козырька, когда вдруг вскинул голову на резкое покашливание и железный скрип. Из раскрытого окна второго этажа, высунулся седой растрепанный старик в, наверное, таком же старом, как и сам махровом халате. Он навалился локтями на кусок оцинковки под окном и курил какую-то едреную самокрутку, так что воняло на всю округу.
– Душевно. – протяжно сказал он. – Она ж тебя на чай звала, а ты не понял, – хрипло и тихо смеясь, добавил старик.
Я отчего-то разозлился, бросил бутылку в клумбу и, отступив чуть назад, рявкнул:
– Да пошел бы ты спать, старик!
– Пойду, пойду… а ты мог бы сейчас тискать Машку, за Машкину ляжку если бы… – и не окончив фразы, старик закивал, бросил окурок на подъездный козырек и закрыл окно.
Я тогда улыбнулся и уже на углу дома глядя в расступающийся туман шепнул себе под нос: «…если бы не был таким дураком!»
Глава 3. Плотный воздух
Детство не кончается ровно до тех пор, пока тебя обеспечивают родители, – мое продлилась до осени девяносто седьмого. Когда я говорю «обеспечивают», то имею в виду не только: кормят, одевают, предоставляют крышу над головой и снабжают карманными деньгами, но в большей степени создают некий эффект защиты и принадлежности к чему-то цельному и большому, величину которого можно оценить, уже лишившись этого.
Несмотря на то, что своих родителей я умел рассматривать как нечто отдельное друг от друга, все же, когда в сентябре они разъехались, а после и развелись, подобный взгляд не объяснил мне ничего. Я отчетливо понял эту прежде пафосную для меня фразу: «этот случай разделил мою жизнь на “до” и “после”!». Она казалась мне смешной, ведь, как правило, ее не очень уместно произносили взвинченные немного истеричные тетки в рамках телевизионных передач. Но теперь мои «до» и «после» лежали по разные стороны, а я застрял на разделяющей их линии.
Родители разошлись тихо – никто ничего не знал и не подозревал до последнего (включая меня). Кстати, так сказать, обычный порядок развода нарушало еще и то, что именно мать переехала на съемную квартиру.
Первую неделю я вообще не особенно чувствовал разницы, может быть только еда стала хуже, отец плоховато готовил и, может быть, от нервов имел тягу к эксперименту. В то воскресенье я почти физически ощутил, как тот эффект, который я прежде называл «куполом», буквально развалился. В дом вползла промозглая и рациональная пустота, очень похожая на дождливую осень, ту, что теперь медленно шаталась за окнами. Мозги загудели белым шумом, словно приемник потерявший волну, и с глаз сошла золотистая пленка, которая делала воздух живым, а атмосферу уютной.
В общем тогда я узнал, что имеют в виду, когда говорят о тоске, оказывается все, что я испытывал раньше и называл так же, это только намек на нее или скорее скука. И еще одна странная вещь, мать переехала буквально за несколько кварталов и часто проведывала меня, и я бывал у нее, но никакого намека на прежнее чувство просто не было. А попытка обсудить это привела только к ощущению сна, только моего хорошо уложенного в память сна, от которого теперь пришлось проснуться.
Да, что ни говори – тоска поганый попутчик, и познавшему ее известно – эту сволочь нельзя выгнать силой или упросить оставить тебя в покое, но вполне можно обмануть с помощью любого, даже искусственно признанного интересным дела. Где безделье там тоска прорастает сама по себе безо всяких объективных причин. А коль уж причины есть необходимо делать хоть что-нибудь до упада и прерываться только на передышки и сон. В этом смысле текущие обстоятельства шли мне на встречу – отец потерял и без того очень символически оплачиваемую работу и лишил меня всяких карманных денег. У матери клянчить гроши стало невозможно, от того что зарплату в школе не плотили по три четыре месяца. До сих пор не могу взять толк – как выживали?
Если говорить о плюсах этого периода (хоть и сомнительных), то вместе с настроением даже не свободы, а беспредела, у граждан по разумению и размаху повально прорезалась предпринимательская жилка. Все стали так или иначе что-то продавать и в какой-то момент вообще казалось, что вокруг только продавцы торгующие друг с другом. Даже те, кто торговал на рынке ширпотребом, китайскими и турецкими тряпками, смешались с общей массой. А пронырливый и скользкий Рома Поролон виделся на этом фоне неким пионером, разглядевшим «верный путь» раньше остальных.
Те же, кто продолжал настаивать на утверждении «торговля – это узаконенное воровство», словно накрылись этой лихорадкой как покрывалом. Продолжая бормотать свои идеологически мертвые мантры, согнув спины и грозя пальцем из какой-то иной реальности, в которой «и Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди!»
Тогда наша компания возымела самую высокую степень стремления непременно вырвать и свой кусок из общего потока событий. Вот только нулевая координация и низкие интеллектуальные возможности ломали все планы по неизбежному финансовому взлету. Все, на что нам хватало ума, так это на обсуждение чужих уже свершившихся примеров успешного предпринимательства. Хотя чужие схемы, как известно, приносят настоящий успех только их первооткрывателю. Как вдруг на очередных посиделках Дима (неожиданно) предложил вариант.
Для введения нас в курс идеи Дима изложил один недавний случай. За несколько недель до этих наших посиделок он ездил с отцом в одну деревню, довольно далекую по местным меркам. В общем, пока отец решал какие-то свои вопросы с местным главой, Дима ждал его в машине, но скоро заскучал и решил прошмыгнуться по окрестности, когда к нему подошел некий мужичок. По описанию – замызганный и с отекшим красным лицом. Он предложил купить совершенно новый, можно сказать «в масле» электрический распределительный щиток, а в качестве цены назвал бутылку «белой» или две «красного», но, когда Дима отказался, мужичок тут же сбил цену до двух «зеленых» (одеколон). Рассказав отцу об этом, как ему показалось просто ради поддержания беседы, тот отреагировал как подобает опытному торговцу – заставил Диму найти и купить этот щиток, перед тем вручив ему упомянутый одеколон, купленный в местном сельпо. Дима так и сделал, а мужичок, когда передал ему электроприбор, сообщил, что если нужно еще, то всегда – пожалуйста, и на вопрос много ли у него этого добра, гордо ответил: «Одеколона в магазине не хватит!»
Как мы тогда загорелись этой идеей! Но прежде чем что-то предпринимать, само собой решили выяснить, кому вообще нужны эти довольно специфические электроприборы. Записав маркировку и название в течение следующей недели наводили справки, и кто бы нам их ни давал, выходило так, что все дороги ведут к Поролону. Оказывается, только он мог взяться за реализацию подобного товара (да и любого другого – тем и жил).
Встреча с Ромой Поролоном дала моментальный результат – мы выяснили сколько нам готовы заплатить. Рома не называл конкретной суммы, но сказал, что даст треть от той, которая указана на ценнике в единственном на всю округу магазине электротоваров. Дополнительно сообщил, что если вдруг нам понадобится машина с водителем от него, то это будет уже четверть суммы все от того же ценника. Но так или иначе для разведки необходимо было ехать независимо ни от кого, иначе пришлось бы оплачивать поездку в любом случае.
Над организацией выезда провозились целую неделю, и если деньги на предполагаемую покупку как ни странно нашлись быстро, то машину искали дольше всего. В конце концов Дима доконал родителя дать нам грузопассажирский уазик, имеющийся у них в хозяйстве, но только на условиях, что мы сами обеспечим себя топливом. По понятным причинам рассказать правдивую версию нужды в нем мы не могли, и Дима объяснил это необходимостью практики вождения, что его отец только приветствовал.
В общем собрались и отправились, правда вчетвером, Димон не смог поехать, как сказал об этом Саня: «Наверное, гусям головы рубит? Он же вечно их кому-нибудь рубит!» Примерно к обеду мы въехали в деревню и прокатившись по центральной улице дважды, дружно уставились на Диму, тот только бормотал: «Смотрю, смотрю…», – как вдруг умолк и, напрягшись, резко прибавил ход. Машина с пробуксовкой пошла вперед, подпрыгивая на кочках, переходящих в ямы. Глядя на узкую вырубку, зажатую между дорогой и речушкой с болотистым берегом, по которой шел маленький рыжий мужичок в широком длинном балахоне, Дима завопил, ткнув в открытое окно пальцем, так что чуть не высадил мне глаз:
– Вот он! – и ударил по тормозам так, что визг колодок разлетелся по окрестностям рваным эхом.
Мужичок замер как вкопанный и вытянул шею, отчего стал напоминать суриката, высматривающего опасность. Но спустя долю секунды бросил какой-то узел и рванул вдоль дорожной насыпи в противоположном направлении.
– И зачем ты орал? – сквозь смех спросил Саня.
– Че делать? – напрягся Дима.
– Дави педаль, может, еще догоним! – предложил я, и машина рванула с места.
Мы довольно быстро поравнялись с бегуном и стали поочередно выкрикивать всевозможные уговоры для его остановки. Но спринтер был неуклонно сосредоточен на беге, пока вдруг не исчез с глаз.
Дима остановился, мы выскочили из машины и разбежались по обеим сторонам насыпи. Я и Саня спустились к вырубке, а Дима с Лехой на противоположную сторону дороги. Стоило разглядеть отверстие водосточной трубы под полотном тракта, как я невольно расхохотался.
– Мужик, вылезай!
– Не сяду, не сяду, не сяду… – слышалось из трубы монотонное повторение похожее на мантру.
– Это китайское КГБ! – гнусаво и громко объявил Саня. – По законам военного времени – расстрел на месте!
– Сань, да ты что? – громким шепотом сказал я, – он и так…
– Извини не сдержался, – давясь со смеху, сказал Саня и отошел чуть в сторону.
– Мужик вылезай! Поговорить надо! – предложил Леха уже с обратной стороны трубы, но мужичок заладил свое «не сяду…» и не поддавался на уговоры.
Минут около двадцати мы поочередно упрашивали его вылезти, пока наконец не рявкнул Саня:
– Дима, ты балбес! Ты его напугал, ты и доставай!
И после короткой нервной перепалки Дима все же полез в трубу, кряхтя как старый дед.