Глава 4. Кто оплатит активный отдых?
Со сборами провозились пару дней, набрали тушенки, сала, крупы, картошки и макарон. Кроме того, Дима, как и обещал набил отдельную сумку исключительно бутылками с алкоголем – видно всерьез рассчитывал на развратных туристок?
Вдруг в последний момент Димон отказался ехать, сказав свое универсальное: «Не могу – надо за хозяйством следить!» Тогда Леха, помню, удачно сострил и сказал что-то вроде: «Говорят, если слишком тщательно следить за хозяйством, то может появиться сыпь, и вообще нужно иметь силу воли, и как только захотелось последить за хозяйством, говорить решительное Нет!» Димон не поехал, хотя согласился нас подвести до ворот заповедника на отцовском ГАЗ-53, с тем чтобы сразу вернуться… и, наверное, следить?
Те десять километров от забора, отделяющего заповедник от населенного пункта и вообще всего существенно менее заповедного, дались нам неожиданно легко. Вот только Дима всю дорогу ныл насчет неудобной сумки с бутылками, сначала мостил ее и так, и сяк, а после до самого конца не оставлял попыток всучить ее кому-нибудь из нас. Но мы только лишний раз хохотали и не поддавались на уговоры, продолжая нести только свои рюкзаки.
Ранним вечером добрались до места, обозримая часть берега озера стояла пустой, только издалека, точнее определить не было возможности, доносились редкие звуки голосов. Обыкновенно отдыхающие останавливались с той стороны озера, с которой к нему выводила тропа. Места для кемпинга здесь уже были оформлены, правда с разной степенью комфорта. Мы выбрали то, на котором имелся стол и скамейки из распиленных вдоль бревен, а вот рогатые палки для поддержки тагана пришлось выворотить из костровища кемпинга по соседству. В общем устроились, разбили лагерь, запалили костер и настрогали в котелок овощей, добавили воды, заправили парой банок тушенки, а как посолили – получили подозрительно вкусное и съедобное рагу. Только уселись есть, Дима чего-то забормотал и вытащил из своей «неудобной» сумки бутылку водки «Лимонной». Нарезал сало и предложил выпить за нашу вылазку и коммерческий успех. Не скажу за всех нас, но я в свои шестнадцать лет не был большим любителем крепких напитков, хотя конечно выпил со всеми вместе. Леха тогда весь переморщился и сказал что-то около: «В этой водке лимонного: только название и лимон на этикетке!»
Не успели мы допить эту бутылку, как сильно и почти моментально стемнело, и вместе с тем вся природа вокруг стала громче и отчетливее слышна. Пока я вслушивался в треск леса и плавный шум накатывающих на берег волн, сидя на краю скамейки, Леха и Саня так же молча и задумчиво шевелили костер, рассевшись по низеньким пенькам. Вдруг Дима встал из-за стола и, потянувшись, неожиданно произнес:
– А где тут бабы-то?
Более быстрого и идеального «убийства» того легкого и почти мистического настроения я уже не припомню, но хохотали мы тогда все четверо и почти до слез.
Самое интересное, стоило только отсмеяться и откупорить еще одну бутылку, на этот раз «Кедровой» водки (хотя такой же кедровой, какой лимонной была предыдущая), откуда-то слева в круг света от костра вступила молодая девушка. Одетая в узкие джинсы, зеленую ветровку и платок, завязанный на затылке. На ее плечах висел высокий рюкзак, а в руке она держала длинную палку с загнутым краем. Она стояла молча и осматривала нас, когда Саня негромко сказал:
– И сказал Дима: «да будет баба!», и стала баба… – Санина мать ходила в церковь и от того ли в его речи время от времени проскакивали подобные выражения.
– Добрый вечер! – сказала девушка и, улыбнувшись, подошла ближе к костру.
– Добрый! – подтвердил я, и все остальные вслед за мной.
– Что-то я припозднилась. Темно уже, ни дров не собрать, ни палатку не поставить.
– Ты что, одна? – удивленно спросил Саня.
– Нет. Еще двое следом идут.
– Ты присаживайся! – предложил я, а Дима указал на скамейку, отступая к костру.
Девушка сняла рюкзак и, подперев его палкой так, что он остался стоять не падая, прошла к столу и, протянув мне руку, представилась Катей. Я с непривычки рассеянно пожал девушке руку и назвал свое имя. После Катя, ловко обойдя остальных, сделала то же самое и уселась на скамейку лицом к костру. Вздохнула, склонившись вперед, и стала рассказывать о запоздавшей машине и крохоборах перевозчиках, стараясь объяснить (возможно, больше самой себе) почему она не успела на озеро засветло.
– Ну хочешь, ставь палатку здесь! – предложил Дима, указывая на просторный чистый пятачок, чуть левее наших палаток.
– Да, можно?! – радостно и удивленно воскликнула она и почему-то посмотрела на меня.
– Ставь! – сказал я. – Помочь?
В этот момент на свет вышли еще две девушки, немного помоложе Кати, но такие же улыбчивые, хотя и слегка замученного вида. Эти представились Софьей и Лерой. Лично я как обладатель слабой памяти на имена, запомнил их так: беленькая – Софья, черненькая – Лера.
Нашей помощи в установке палатки не потребовалось, ведь у девчонок она была самой современной, и стоило ее достать из чехла, как она практически сама поднялась на складных полукруглых дугах. Таким образом, оставалось только зафиксировать ее на земле восемью колышками. Наши двускатные брезентовые палатки на фоне этой кульминации современной туристской мечты выглядели слегка отстало. А стоило девушкам окончить установку своего красно-синего шатра, в довесок перед ним появилась еще и маленькая прямоугольная прихожая, и мы решили выпить отдельно за нее.
Девчонки оказались веселыми и открытыми и болтали обо всем, чего не спроси. Кроме прочего рассказали, что они студентки-экологи из Красноярска. Буквально только что окончили первый курс и предприняли первую самостоятельную вылазку на природу за пределами своего родного края. Говорили, как им нравится местная природа и как сильно она отличается от той, к которой они привыкли. Разговор все больше уходил в ту плоскость, в которой нужно пить чай, а не водку, и смотреть на звезды, а не друг на друга. Против этого незамедлительно восстал Дима, тут же предложив выпить за встречу и знакомство. Девчонки, к моему удивлению согласились, только взяли паузу, чтобы умыться и, вернувшись с озера к костру, тут же осушили кружки.
Катя повесила котелок с водой на таган, а Лера с Софьей взялись шуршать пакетами и раскладывать лапшу быстрого приготовления по своим тарелкам. Спустя полчаса все сидели сытые, и забродивший в крови алкоголь теперь позволял говорить на темы более неформальные и обязательные, чем природа, погода и жизненный курс. И тут неожиданно взвился (нет, не Дима), Саня, и он понес что-то невнятное с намеком на агрессию, а после, собравшись, вдруг выдал:
– Экологи – это то же самое, что вегетарианцы и феминистки?
Катя тонко улыбнулась и посмотрела на меня. Я только развел руками и кажется нелепо и стыдливо улыбнулся. Тогда она сказала, размеренно произнося каждое слово:
– Нет, Саша. Экологи изучают природные взаимосвязи, вегетарианцы не едят мясных продуктов, а феминистки – за равные гражданские права для женщин и против сексизма.
– Вот я и говорю, вся эта …братия одного поля-ягоды… – поднявшись и отступая куда-то в темноту леса начал было Саня, но вновь перешел на невнятную болтовню.
– Что это он? – спросила Лера.
– Нервы, наверное, сдали, вот и нажрался, – ответил Леха.
– А я заметил, что ты мужиков не долюбливаешь! – вдруг подал голос Дима.
– Этот-то, когда успел? – удивленно поднимаясь с места, сказал Леха, глядя вниз.
И правда, Дима абсолютно незаметно для нас и главное очень быстро сменил состояние и теперь был просто безобразно пьян. Сполз с короткого пенька в неестественную позу и, болтая головой на ослабевшей шее, пялился в костер опустевшими глазами.
Девчонки тихо рассмеялись, а мы с Лехой подняли Диму с земли и без сопротивления запихнули его в палатку. Тут из леса вырулил Саня. Вскинув указательный палец вверх, он начал высказывать что-то, но споткнулся о колышек палатки и растянулся на низких можжевеловых кустах, так не произнеся ни одного внятного слова. Его уложили в ту же палатку, что и Диму.
– Они всегда такие? – спросила Катя, натужно улыбаясь.
– Честно говоря, сегодня вечер открытий… – начал Леха.
– Лично я Саню вижу таким впервые, – добавил я.
– А-а-а… – протяжно выдала Софья, – …но вообще-то обычно мужчин мы долюбливаем, – и громко засмеялась, а вслед за ней и ее подруги.
Я невольно улыбнулся, а Леха только поднял брови и предложил выпить. Подбросили веток в костер и вынули из Диминой «неудобной» сумки еще одну бутылку, на этот раз безо всяких намеков на пользу в названии, а конкретно «Столичной».
Спустя примерно час то странных, то смешных разговоров, время от времени начали проскальзывать недвусмысленные намеки. И вообще, девкам наверняка было интересно подразнить малоопытных пацанов на сексуальную тему? Вскоре уже несколько напряженную атмосферу разрядила невнятная болтовня из палатки вместе с протяжным храпом.
– Давай, Катя… бери его, тише-тише…
Софья с Лерой почти синхронно уставились на Катю, а она вытянула шею, поправила свалившейся на глаза локон и сказала:
– Как приятно, когда знаешь, что кому-то снишься, – и вдруг расхохоталась, зажимая ладонью рот.
Так под иногда повторяющийся сладострастный шепоток Димы и зверский храп Сани просидели допоздна, а как только догорел костер, все разбрелись на ночлег.
Вся следующая неделя была пропитана какой-то чуть приглушенной эйфорией. Каждый день палило солнце, а от того что это было время после дождя, на берегу кроме нас пока никого не было, разве что лесник проезжал на лошади. Дни напролет купались и шатались по окрестным лесам, и хоть для ягоды сезон еще не наступил, хватало одного сладковатого таежного запаха, чтобы во рту остался медовый привкус. Озеро быстро прогрелось только на поверхности, так что если во время плавания температура была в самый раз, то приняв вертикальное положение в воде, ноги по щиколотку тут же обжигало холодом. Девчонки свою палатку так и не переставили и всю неделю провели с нами. День на третий Дима ни с того ни с сего вдруг стал устойчив к алкоголю, и никто ничего не понял, пока он после обеда не отправился на прогулку в лес вдвоем с Лерой. Катя на это сказала так: «Наверное, нашли способ борьбы с комплексами? И что это за способ такой?» Потом они с Саней выясняли, что это за способ, а вот я, как и Леха с Софьей (хотя этим я свечек не держал) все прохлопали и остались в этом смысле и на этот раз не просвещены.
В начале следующей недели наш отдых подходил к концу. Прощаться с девчонками не хотелось, и пусть сил было еще хоть отбавляй, но продукты уже закончились. К тому же имел место уговор с родителями именно на этот период времени. В общем, обменялись контактами, пообещали друг другу звонить-писать и, «оставив дам на берегу» (они запланировали месяц отдыха), отправились в обратную дорогу.
Не торопясь и налегке, во второй половине дня добравшись до ворот заповедника, мы только теперь задались вопросом, кто же нас повезет обратно? Ведь мы не удосужились об этом хоть с кем-нибудь договориться заблаговременно.
Пошли искать телефон. Дима предложил позвонить отцу, чтобы он забрал нас, но это не пригодилось. Пока брели до местного магазинчика нас подобрал Макс – какой-то очередной Санин родственник. Формулировка, определяющая степень его привязки к их общему генеалогическому древу, вообще не поддавалась внятному определению (как выражался сам Саня, когда речь шла о ком-нибудь таком: «Это брат сестры левой бабушки»).
Макс занимался перевозкой туристов и теперь возвращался с доставки очередной группы. В его распоряжении имелся практически новый УАЗ-452 или «буханка», так что ехали с комфортом. Саня, понятно, уселся вперед и какое-то время говорил с Максом исключительно об их общих родственниках. Кто женился, кто здоров, а кто не очень, упоминали родившихся детей, чью-то бесконечную стройку, ремонт, и огород. Но когда речь зашла о плачевном состоянии здоровья какой-то очередной тети Поли, Саня глубоко вздохнул и рявкнул:
– Да я еще в садик ходил, когда говорили, что она одной ногой в могиле! Такие не умирают!
Макс рассмеялся и притормозил перед мостом, вдруг часто закивал и спросил:
– А ты ведь такого Димку Зимина знаешь? Вы дружили вроде бы…
– Ну! Мы и сейчас дружим. Димон нас до заповедника и подвозил неделю назад.
– Похоронили вчера, – выдохнул Макс.
У меня тогда даже воздух комком в глотке встал, и я закашлялся. Машина тем временем прошла мост и, миновав красные столбы вечно поднятого шлагбаума, поползла в горку.
– Ты шутишь что ли? – сипло сказал Саня.
– Какие шутки, на новом кладбище вчера закопали. Говорят, сгорел в машине… из деревни какой-то ехал! – ответил Макс.
Оставшиеся двадцать пять километров ехали молча. Только когда вылезли на перекрестке, где обычно собирались прежде чем что-то затевать, Дима сказал:
– Надо придумать что говорить… если спросят!
– Если? – по-любому спросят! – рявкнул Леха.
– Будем говорить, как есть! Нас отвез – сам не поехал! – предложил я.
– Димона жалко! – сухо выдохнул Саня. – Чё он с нами не поехал?!
Договорились созвониться позже и разошлись по домам. Не знаю кто и что себе думал тогда, а у меня все крутилась мысль о судьбе. О том, что дальше носа своего ничего мне не видно, и с кого спрашивать за то, что происходит с нами не по нашей воле? и кто этот «кто»?
Отец встретил меня вопросом: «Хорошо ли отдохнул?». А когда его чересчур обходительный и внимательный посыл стал приторно нарочитым, я сказал о том, что уже слышал про Димона. Потом мы долго говорили о смерти. Отец все приводил примеры из собственного опыта столкновения с ней, и все больше твердил о том, что ее познать нельзя, можно лишь принять ее факт. Притом что познания эти рано или поздно станут доступны каждому, философ – что с него возьмешь. Не будь он философом, смог бы сбросить ношу своих заслуг так легко? Смог бы пойти на вакансию сторожа с тем что привык к ответственности за несколько сотен человек? Смог бы не запить как все прочие, когда любимая женщина исчезает из его жизни как сон? Да, тогда сквозь пробитую брешь в моем юношеском плоском мировоззрении я хорошо увидел, что мой отец очень сильный человек.
– Знаешь Ваня, а вчера вечером заходила Соня (мама Димона) и спрашивала не видел ли я Димку, и, может, он с вашим Ваней куда-то ушел, и что не может его найти… Тяжело ей сейчас, а мы ведь с ней рядом стояли буквально часов за шесть до этого… на кладбище, – говорил отец. – Вы бы сходили к ней как-нибудь, да и на могилу тоже, а Вань?
Я, помню, только кивал и все думал, почему я ничего не чувствую. Больше размышляю о Леопольде и Роме, чем о смерти или о чем там еще положено размышлять в таких случаях?
На следующий день собрались вчетвером и поехали на кладбище. В гастрономе купили граненый стакан и четыре одноразовых, я прихватил бутылку «Кагора» (вернее, отец вручил, с тем что все равно будем что-то символически выпивать, так уж лучше «Кагор»). Кладбище было совсем новым – сотни две могил, и на двадцати крайних холмы еще травой не поросли. Новый сосновый крест из прочей геометрии разметки выделялся сразу. Ну что, налили вина, и Димону поставили, правда, хлеб забыли. Слов по случаю не нашлось и поговорили вроде как-то обычно, но натужно и глупо. И вроде и слезу пустить не грех, да внутри повода нет – не верится. Помню, я все на ромашки смотрел, ими весь холмик усыпан был. Ушли тогда быстро и полчаса не побыли, Саня только пару сигарет под венок сунул, вроде как «Димону на потом», так и уехали.
После обеда приходил следователь, как позже отметил отец: «Молодой еще, сам пришел!» – расспрашивал о том, каким Димон был человеком? Где я находился два дня назад, и может ли кто-нибудь это подтвердить? Врать и не пришлось, я ведь и правда знал не больше, чем все остальные, и в это время, наверное, купался в озере. А на мой вопрос, как он считает, что там произошло? Ответил будто рассматривает версию о том, что гражданин Зимин Дмитрий не справился с управлением. Протаранил придорожное дерево потерял сознание, а в следствие столкновения произошел обрыв проводки, спровоцировавший короткое замыкание, повлекшее за собой возгорание. И от себя добавил: «Кто попадал в серьезные ДТП, знает, что такое сплошь и рядом, к тому же машина старая!»