Способный был ученик-то!
Другой конец бамбуковой палки, хоть и чуть осторожничая (с оглядкой, поневоле, на меня), но всё же гулко несколько раз кряду опускался на не по годам рассудительную голову.
Да, и сэнсей – ничего себе! Небесталанный.
– Если бы я сегодня не болел, Максим, я б тебе!..
Это были «спортсмены». Те, кого отдают лет в пять заниматься – серьёзно! – бальными танцами и из которых день за днём растят профессионалов, что будут выступать впоследствии на всевозможных турнирах и завоёвывать, к законной гордости родителей и данс-педагогов, кубки разного достоинства.
Мне уже это никогда не грозило… Да и ладно – я ничего не пропустил: главная мне награда была ещё только на пути в студию…
– …Сальса у нас сегодня. Ну, основные шаги – помним!..
Они-то помнили, а мы-то с Любой – откуда?
– Давайте пройдём сейчас крест, счёт – помним: восемь. Колени – мягкие!
Основные шаги дались, впрочем, без какого-то труда. Шаг левой назад – обратно, правой вперёд – обратно: левой вбок, по диагонали, обратно: правой – вправо, точно так же: крест! Лёгкий достаточно.
– И когда шагаете в сторону, то, сгибаясь корпусом, выглядываете из-за плеча своих партнёрш. Как из засады!
Начали! Особенно усердствовал Андрюша Центровой, сгибаясь натурально – пополам. Любил, верно, по жизни «засады» чинить.
Вообще это, конечно, рождало у меня живую ассоциацию: кубинские повстанцы отчаянно и дерзко появляются из зарослей сахарного тростника: «Patria о muerte!»
А у меня было почти: партнёрша или смерть! Пока что я ещё поспевал за Любой, и алеману с поворотом и захлёстом ноги, в общем, освоил. Но, когда пошли ещё дальше – в дебри сальсы тростниковые, я сдался…
Нет, на сей раз я не бросил Любу, не убежал постыдно. Я просто отступил к стойке, обвив её стальную колонну, как ствол пальмы, – хорошо хоть ногу на ногу не заложил. Так и стоял. С таким пытливо-вдумчивым выражением лица, что Артём, взглянув на меня, не смог сдержаться от доброго смеха.
Ну, хоть маэстро болезного чуточку развеял.
А Люба опять танцевала одна. Ей было всё нипочём – танец она схватывала на лету. Вот с партнёром её непутёвым вечно – засада!
С Мечникова позвонили в среду вечером: «Я лестницу привёз – с чердачного окна её до конька должно хватить. Сам я только во второй половине дня смогу подъехать… Да – сестра дома будет с самого утра».
Ну, что же – четверг, так четверг: до танцев надо успеть!
Сырое утро лежало серым пористым снегом по краям дороги. На остановке у рынка, откуда до школы, где учился мой сын и преподавали жена с Любовью, было рукой подать, в полупустой автобус залез кудлатый забулдыга. Не явный ещё бомж, но вполне уже пропащий бродяга. Прозевала его вторжение на ходу спящая около шофёра кондукторша – зимний авитаминоз. Маргиналу повезло вдвойне: мигом он углядел знакомого и с ходу на того набросился:
– Ты куда?
– Да к Санычу, на дачу, – отвечал люмпен лет тридцати, – Подделать там кое-что надо. Поехали со мной – поможешь!
– А обедом покормишь? – заволновался бродяга.
– Так, оплачиваем проезд! – неприязненно вклинилась между ними подошедшая, наконец, кондукторша.
Кудлатый стащил с давно немытых волос грязную вязаную шапку с застрявшим в ней пуховым пером и суетно перекрестился:
– Господи, Христе!
– Так, выходим! Саша, останови, Саша!
– Заплати, а то меня сейчас высадят! – воззвал гонимый к знакомцу.
– Выходим, выходим!
– Заплати ты, ну! – изгибался уже с подножки бродяга.
– Давай, давай, – глядя в противоположное окно, едва заметно махнул рукой его знакомый.
Дальше поехали. Твоя, Гаврила, следующая. Не ровен час, и ты скоро так ездить будешь: дойдёшь, с танцами-то своими!..
А на заиндевелую черепичную крышу надо было карабкаться по лестнице, на честном слове установленной у чердачного окошечка. Привязать её было абсолютно не к чему, и в любой момент алюминиевая грозила соскользнуть с ненадёжного черепичного уступа.
Ну чего ты трусишься? «Здесь вам не равнина, здесь климат иной!» Вот, не пел бы ты таких песен – можно было бы спасовать: какой дурак туда сейчас полезет? Но: «Надеемся только на крепость рук… И молимся, чтобы страховка не подвела!»
Полез!..
Да ещё крыша такая островерхая! Чтоб снег не лежал.
Лестница, скрежетнув под небольшой тяжестью моего тела, приникла к черепице.
Мне б до конька только добраться: там-то я захваченную верёвочку к трубе подвяжу.
А упаду, если что, я прямо под забор – хорошо не на него.
Вообще-то, Гавриле не привыкать – летал он однажды с крыши: в том самом дачном городке, где стоял теперь мангал «Каталонский». Но там такая же островерхая крыша переходила сразу в покатый автомобильный навес – как трамплин, получалось. Хозяева, поневоле пронаблюдавшие полёт, так и поняли: «Во – молоток с мастерком прилетели!.. Вот, ведро с раствором – следом: сейчас и Лёха должен появиться!»
Но – то летом дело было. И сам на разогреве был!..
Затаив дыхание, добрался до конька. Долез до трубы. Но, конечно, нужный канал был самым дальним – теперь надо было ложиться на ветхую, разваливающуюся кирпичную кладку трубы и тянуться внутрь него. Пока что, не видя – на ощупь.
Интересно, труба на известковом растворе положена? Не буду я к ней вязаться – за этим занятием скорее сорвусь!
А чего, Гаврила, ты, собственно, струхнул? За обед, у кого придётся, работать жаждешь? Может, и не стоило до этого славного дня доживать? Тем более, студию-то софито-искрящуюся памятуя! В которой ты партнёрше – лишь обуза… Свалишься – разобьёшься. Отважно! Там, где Она когда-то жила. Для хороших людей – тягу выправляя. В тот самый день, когда дух не от высоты – от любви своей сумасшедшей захватывает – по-настоящему! И святых своих домашних перестанешь мучить…
Я залез рукой в отверстие нужного дымохода. Он был замурован. Хорошо, что наспех – халтурщики тоже, видно, на острие крыши мандражировали.
Да нет – Семёну-то я, как раз таки, и нужен. А, и с такой высоты – разве убьёшься?
Изогнувшись и потянувшись до предела, одной рукой я сорвал первый черепичный ломоть. Другой рукой пришлось придерживать свободно нависшие теперь оставшиеся кирпичи и черепицу: ничего не должно провалиться в дымоход! А ведь ещё надо было, притянув к себе, аккуратно уложить под ноги, на ступень лестницы, сорванный кусок.
Воздух держал меня – Небо. Оно только и ведало, как это удалось в десять минут разобрать и спустить вниз обломки черепицы и кирпичи, зачем-то преграждавшие путь кухонной вытяжке. Не уронив внутрь ни полкирпича: «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится»! В дымоход, надо было правильно понимать, тоже…
Злосчастная прелая труба в квартире высыхала на глазах.
А и дел-то, оказывается, было – четыре кирпича убрать!
На обратном пути ноги сами завернули к хорошо знакомой кафешке на рынке: сто лет я уже здесь не был, а сто граммов никто не заметит!
Получилось, правда, двести пятьдесят.
– …Так: сегодня у нас стандарт, – клонясь порой в циркульном полушаге в сторону, Артём гнул сомкнутые ладони рук. – Сегодня – венский вальс.
Оживление тронуло всех: загорелись глаза, послышались радостные вздохи. Паша чего-то проблеял в предвкушении!.. Я один оставался чужим на этом празднике жизни – заведомо.
С венским вальсом совсем уж неважно у меня дело обстояло. Одно лишь помнил занятие, да пару раз ещё сталкивался на субботних практиках. Оступался даже в одиночку. А сегодня – в этой группе, с Любой, «подшофе»!..
Да ладно – трус не играет в хоккей! Не убегать же опять – ещё до начала!
– Помните: начинаем движение лицом в центр зала, но поворачиваемся по линии танца! Первый шаг – в линию зала. Два шага – спиной в центр зала, и на втором, здесь, шаге доворачиваемся… Диагональ всегда в линии танца! Ну, давайте попробуем пока без музыки.
– Да, давайте сразу – под музыку! – хорохорился Паша громче всех.
Артём милостиво согласился – то ж не спортсмены! В конце концов, кто платит, тот ведь и музыку заказывает.
Зазвучала прекрасная мелодия венского вальса. Пары пустились в своё движение.
– Смотрим только вперёд, через плечо партнёра!
Нет, я никак не успевал! Я не мог перестроиться с медленного вальса, с его волнами спусков и подъёмов. Здесь же не было места промедленью – мы стремительно неслись в гладкой узкости канала.
…А в канале, с его «тяжёлой» стоячей водой, удержать судно на курсе не так-то легко!
– Вперёд двигаемся широко, а назад чуть поменьше – чтоб партнёр мог нас обойти!
Как Люба в медленном вальсе недовольствовала: «Ты меня обходишь!» Пожинай теперь – в венском вальсе всё норовлю «в тебя» шагнуть!
В итоге, мы ушли с дороги других: я сел на пуфик, Люба готовно стояла на прямой ноге, другой вперёд шагнув, скрестив руки на груди. Глаза её горели, улыбка играла на щеках, порой она принималась аплодировать танцующим. Тогда я мужественно подкидывался и смело вёл свою партнёршу в танец. Пока не запутывался опять…
Впрочем, не одни мы «сползли на обочину»: лишь седовласый ветеран со своей возрастной партнёршей, Паша с неизменной танцевальной спутницей, да Андрюша со Звездой оставались на овальной орбите танца. Последние, однако, тоже сбивались, не поспевали, останавливались и, «прохалявив» порядочно тактов, пристраивались в число чемпионов вновь.
– Так, хорошо! – уже даже и не глядел в сторону отступников Артём. – Давайте пройдём по времени – как на турнирах! Сколько сможем.
Зазвучала знакомая мелодия. Да это же из прекрасной экранизации «Мастер и Маргарита»: «Вальс Штрауса! Си-би-моль: «Весенняя гроза»!
Сегодня Гаврила не сдаётся!
Я опять увлёк партнёршу в вальс, я честно старался, поспешал! Но не было сегодня на свете силы, могущей мне помочь… На полтора круга меня только и хватило.
– Учи!.. Шаги! – широко улыбнулась, скрывая явную досаду, Люба, и больше времени терять не стала, полностью переключив своё внимание на танцующих.
А ветераны действительно вальсировали замечательно. Так до конца мелодии и докружились!
– Ну, вот – минута, тридцать одна. Отличный результат!
«Сеанс окончен! Маэстро! Урежьте марш!!»
А в пятницу, наконец, «подкатила» настоящая работа.
– …Ну, давай, в половине четвёртого жди нас у Королевских ворот – у въезда на новостройки. Мы с Джоном подъедем… Да – целая квартира под отделку. Двухкомнатная.
И когда мы втроём катили на Славином микроавтобусе закупать стройматериалы, розовеющий закат уже дышал приближением весны…
Это была двенадцатиэтажная новостройка, уместившаяся, вместе с длинным «муравейником», на клочке абсолютной, заболоченной пустоши у ручья.
Молодцы – начали хоть строить! Строили теперь в каждом уголке и закутке, «отжимая» у горожан порой и милые скверы, и любимые поляны. Высотки росли, как грибы после дождя. Но цены на жильё в них были всё так же неподъёмны простому человеку.
Вид с девятого этажа, где и располагалась доверенная нам под отделку двухкомнатная квартира, открывался великолепный. За месяц надо было сделать её под ключ.
– Хозяйка на восьмом месяце. Хотят ребёнка уже в новую квартиру привезти, – поведал мне Джон, – Тебе отдаём под отделку самую большую комнату – зал. Только материалы придётся в ней складировать – тут уж, извини!
– Слушай! Шпаклёвка-то – это ерунда: в два счёта я справлюсь. А с ламинатом – поможете?
– Поможем! – весело кивнул Слава.
– Да за полдня ты его соберёшь! – заверил Джон. – Ну, а с обоями уж я подключусь… Да – у тебя ещё тут потолок двухуровневый – короб надо будет собирать.
Я не возражал – чем больше работы, тем лучше!
Зал остался за мной. Детскую взял Володя – щуплый паренёк с умным, прозорливым взглядом, ходивший в «Кловере» в тюбетейке с узорами. Прихожая досталась его «лепшему» другу и земляку Сане – оба они были переселенцами из Казахстана. На кухню отрядили неунывающего Адиля, в ванную загнали непробиваемого Серёгу – «чёрного строителя».
На третий день работы, когда мы уже вовсю малевали, мазали, жужжали, Джон привёз делово набранный на компьютере прейскурант, от которого все малость сникли: любой квадратный, или погонный метр шпаклёвки, покраски ли, выравнивания стен стоил ровно пятьдесят рублей. Во столько же были оценены укладка ламината, оклеивание обоев и всё прочее, кроме, разве, грунтовки: та стоила вполовину меньше.
Мне, на самом большом объёме, по окончании работы причиталось шестнадцать с половиной тысяч рублей. Парням, соответственно, меньше. Лишь «чёрный строитель» «выгребал» на своём ванном кафеле девятнадцать тысяч.
– Ну, ты её отшпилил? – по-братски откровенно интересовался Адиль.
– Не, Адиль, – честно сознавался я, – всё как-то никак… Не пришлось. Пока.
Зачем убивать в друге надежду?
– А я вчера в кухне шпаклевал, так вон, в том окне на шестом этаже – в доме напротив, девчонка такая – ничего себе! – в халатике у плиты чего-то готовит. Немного погодя чудак появляется, прямо у плиты – халат на фиг, и в комнату её!.. Вот я полночи кухню и шпаклевал!
У меня же шпаклёвка, к стыдобе моей, шла медленно и коряво: словно и не брал я никогда в руки шпателя! Словно и не шпаклевал – на не последних в городе особняках – двухуровневые потолки и развёрнутые откосы без единой царапинки и неровности. А сейчас царапал я бедные стены, натурально – как курица лапой.
Хоть сиди до полночи – сцену кухонно-эротическую в окне напротив карауль! Дожидайся сил прилива…
– Да нет сейчас таких цен! – горячился, сидя на мешке со шпаклёвкой и попивая остывающий чаёк, Саня. – Ты посмотри, везде по городу, на каждом столбе и подъезде объявления расклеены: шпаклёвка – от 90 рублей за метр.
– От девяносто – от! – кивнул, поддерживая друга, Володя. – Значит, девяносто – самая хламовая цена.
– Да, мутят чего-то, ясное дело, – покачал головой Адиль. – Джон – он вообще мутный! И Слава тоже таким стал… До того, как он начал с Джоном работать, он, клянусь, таким не был!
– Ну, – надо было вставить своё слово и мне, – свои деньги здесь они тоже должны получить. Другой вопрос – как много?
«Чёрный строитель» в чаепитии и обсуждении отсутствующих боссов участия не принимал. Занавесившись в дверном проёме клеёнкой, он без устали пилил турбинкой керамическую плитку, лепил её на стены, отрывал и выбрасывал её сам или по приезду Славы. Вихры его стояли от пыли жёсткими проволоками, лицо серело, как у шахтёра.
– А ты, Лёха, чего думаешь – так со Славой и работать? – откровенно (наши отношения «учитель – ученик» позволяли) спросил меня как-то во время своего перекура он.
– Ну, да – пока…
Вихрастый ученик выпустил струю густого дыма изо рта.
– А я сейчас вот, с этой ванны – отдам Славе долг, да и всё: уйду, наверное, от него, на фиг!
– А сколько ты ему должен? – поинтересовался я.
– Шестнадцать.
Три тысячи рублей, за вычетом долга, получалось, Серёга должен был тут заработать. Неширокий был у моего ученика коридор, чтоб от Славы ушмыгнуть.
– А куда пойдёшь?
– A-а, куда-нибудь – найду! Со Славой больше нечего ловить. Они только обещают!
– Короче! – итожил между тем Саша. – Надо будет у хозяина, по-тихому, вызнать, сколько он им заплатить должен.
Саша – он на юриста учился. Заочно. В «Кловере» ещё курсовой работой шуршал. Ему, конечно, видней было, как правды дознаться!
– Да, двести пятьдесят тысяч, – на следующий же день простодушно поведали нам приехавшие хозяева. – Всё вот, что от покупки этой квартиры осталось.
– Ну, да – сейчас квартиру купить – такая дороговизна!
– Так вы что думаете: мы сами? Какой! Сложились все – что было: наши деньги, моих – её родителей деньги, – только так и смогли наскрести! А сами бы!.. – Хозяин махнул рукой.