– Что ты там за сказку такую сочинила?
– Это очень милая история о школе зверей в тропиках, где учатся не только слон, но и тигр, и змея, и зебра, и мартышка. А преподает в школе птица-секретарь.
– Если мама узнает, что мы будем жить со слоном, она этого не выдержит, – рассмеялся Митя. – Ты бы о птичках или рыбках сказку сочинила, что ли… А то ребенок потеряет веру в Деда Мороза и заодно и в авторитет родителей.
На следующий день Алена поведала Леше свою собственную сказку о грустной рыбке, которая ищет друзей в огромном океане, но ей попадаются злые акулы, неповоротливые киты и белухи, насмешливые дельфины. И наконец грустная рыбка находит себе друга…
Весь вечер ребенок сосредоточенно рисовал.
– Ну что, слон отменяется? – тихо спросил Митя.
Алена неуверенно кивнула:
– Надеюсь…
Когда рисунок был закончен и пришла пора укладывать малыша спать, он протянул свой рисунок родителям со словами:
– Вот, хочу дельфина, пусть Дед Мороз подарит мне его. Дельфины шустрые, веселые, все время хохочут и скачут по волнам.
– Ты что там сочинила, – прошипел Митя, пока Алеша чистил зубы.
– Сказку о маленькой грустной рыбке, – пожала плечами Алена и пошла укладывать сына.
Маргарита Сергеевна вспомнила, что давно не проводила ревизию семейного быта своего Мити, и заявилась в комнату в тот самый мирный час, когда Алена работала у компьютера, а Алеша рисовал очередное письмо Деду Морозу.
– Николай Анатольевич считает, что в каждом доме должно учитываться правильное дневное освещение, особенно зимой, – авторитетно заявила Королева Марго, присаживаясь на диван. – В этой комнате темно, что вредно для ребенка. Вот что он рисует в этом мраке?
– Маргарита Сергеевна, – взмолилась Алена, – о каком мраке вы говорите? На улице еще светло, мы сегодня рано из детского сада вернулись.
– Неважно, – гнула свое свекровь. – Вон, посмотри, что он там нарисовал. А все потому, что света недостаточно.
«Ничего не изменилось», – с тоской подумала Алена, даже Николай Анатольевич не смог повлиять на эту женщину.
– Так что ты рисуешь, детка? – осведомилась Королева Марго. И Алеша показал творение рук своих. – Что это, абстракция? – изумилась она.
– Нет, бабушка. – При этих словах Маргарита Сергеевна неизменно ежилась, бабушкой она себя признавать никак не хотела. – Я рисую письмо Деду Морозу, прошу прислать мне подарок.
– И что это, – голос бабушки потеплел, – железная дорога?
– Да нет! – покачал головой внучок. – Это кукла, живая.
– Что-что? – голос Маргариты Сергеевны поднялся на октаву. – Какая кукла? – И она гневно посмотрела на Алену. – Я так и знала, что вы не способны внушить ребенку правильные ориентиры.
– О каких ориентирах вы говорите? – повысила в свою очередь голос Алена.
– Сами знаете. – Королева Марго выпрямила спину и сверкнула глазом в сторону невестки.
Неизвестно, чем бы закончился этот диалог, если бы не трубный глас мобильного телефона Маргариты Сергеевны. Все еще с гневным выражением лица она ответила на звонок, но постепенно черты ее смягчались, голос приобрел бархатистые нотки.
– Это Николай Анатольевич, – сообщила она Алене и стала поспешно собираться, – я и забыла, что мы сегодня в консерваторию собрались.
– Очень хорошо, – отозвалась Алена, – я рада, что Николай Анатольевич старается занять весь ваш досуг.
На эту колкость свекровь не ответила, она аккуратно наносила помаду нового оттенка на губы, а это требовало тщательности и твердой руки. Забросив золотистый цилиндр помады в сумку, Маргарита Сергеевна еще раз оценила свое отражение в зеркале и милостиво, словно королева вассалам, сообщила:
– На новогодние праздники мы устраиваем традиционный карнавал.
– Что? – не поверила своим ушам Алена.
– Карнавал. Новый год в этом доме раньше всегда отмечался весело и с размахом. Гости в костюмах, разыгрывают различные сценки, читают стихи, поют, – с ностальгией в голосе стала вспоминать Маргарита Сергеевна. – Так повелось со времен моего деда. И я не вижу причин менять традиции.
Поцеловав внука на прощанье, она величественно отбыла.
В бессилии Алена упала на диван.
– Мама, а почему бабушка так рассердилась? – Алеша подошел с зажатыми в руке карандашами.
– Она не сердилась, просто громко говорила, – лен успокоила Алена сына. – А что ты действительно рисовал?
– Ну мама! – воскликнул сын. – Я рисовал живую куклу.
– И что это за кукла? – поинтересовалась Алена.
– А помнишь, ты мне сказку читала, только не свою, а другую. И там была кукла. Только сначала она была куклой, а потом стала девочкой. И звали ее… Соок, Сок… нет, как-то по-другому…
– Ах, Суок! – рассмеялась Алена. – Так ты о сказке «Три толстяка» говоришь?
– Ну да, – обрадовался малыш, что его поняли, – вот я и хочу такую куклу.
Вечером Алена пересказала Мите разговор со свекровью, то, что сын потребовал в этот раз у Деда Мороза куклу Суок, только живую.
– Вряд ли такое было бы возможно, – невозмутимо ответил Митя, – циркачка Суок предпочла дворец и принца…
– Ага, – подхватила Алена, – а у нас здесь жизнь как на дрейфующей льдине.
– А и правда, Новый год ведь уже на носу! – Митя ласково поцеловал жену в кончик носа.
– Есть еще одна новость: твоя мама решила устроить карнавал. Что же это такое?!
Митя с горящими глазами поведал супруге о том, как в детстве он ждал новогоднего карнавала уже с сентября, как мечтал, чтобы ему достался костюм полярного летчика, а его отдавали все время кому-то другому, как пели, играли на гитаре и веселились и взрослые, и дети.
– Помню, мама очень любила петь песню, которую сочинили друзья деда и распевали во время всех застолий: «Так наливай сосед соседке, соседка любит от души! Вино, вино, вино, вино, оно для радости дано», – пропел Митя и радостно рассмеялся. Алена с трудом представила себе суровую Королеву Марго, распевающую веселые песни под гитару.
– И что, гости знают, что полагается прийти в карнавальных костюмах?
И в ответ услышала нечто еще более удивительное: гости получают наряд прямо в доме, вытаскивая билетик, на котором указан персонаж и маска. Сами костюмы хранятся где-то в кладовке, и их больше двадцати. Некоторые совсем обветшали – видимо, моль объелась оленьим мехом и мутировала, так как Митя лично видел, как из двери одной из кладовок вылетала моль размером с бабочку-капустницу. Алена отказывалась верить услышанному. Но Митя уплыл в воспоминания.
– Там ведь есть такие редкие вещи – настоящие костюмы полярников еще со времен моего деда. Есть костюмы прямо из МХАТа – бабушка дружила с «отцами» театра, и они ей очень помогли собрать приличную костюмерную.
– Так почему же я впервые слышу о таком грандиозном событии? – почти прошептала подавленная представленными ей эпическими картинами Алена.
– А ты помнишь, что Алешка почти каждый Новый год болел? Вот мама и берегла его здоровье, – в голосе Мити прозвучала нежная нотка.
С головной болью Алена отправилась укладывать Алешу. Вечером сынишка совсем раскапризничался: что бы Алена ни начинала читать или рассказывать, неизменно все оканчивалось криком «Не хочу!». А потом, как это часто бывает с детскими «не хочу», Алеша не хотел больше зиму, Новый год, Деда Мороза, детский сад, карандаши, грузовиков и роботов, людей на улице и так далее.
– Так что же ты хочешь, несносное дитя! – в изнеможении воскликнула Аленка.
Ей самой ужасно хотелось лечь в свою постель и как можно скорее уснуть.
– Не скажу, – раздалось из-под подушки, куда спрятал голову малыш.
– Ну ладно, – сдалась Алена, – давай договоримся как взрослые, хочешь?
Молчание было знаком согласия.
– Я тебе почитаю стихи Барто, потом ты засыпаешь, а завтра расскажешь, что ты хочешь.
Не успела уставшая Аленка прочитать и пары страниц, как Алеша сонно засопел.
Но Алена не сразу отправилась в спальню. Слова Мити не выходили у нее из головы.
Но утро принесло ей сразу три приятных сюрприза. Во-первых, за завтраком Алеша сообщил ей о том, что он все же написал письмо Деду Морозу и положил его в морозилку холодильника.
– То есть твое решение окончательное? – осведомилась Алена у сына, подивившись смекалке ребенка. А действительно, куда отправлять письмо Деду Морозу, как не в самое холодное место?
– Ну как же я могу его поменять, – удивился малыш, – если Дед Мороз, наверное, уже читает мое письмо?
Когда Митя пообещал «закинуть» сына в детский сад, Алена открыла морозилку и увидела на пузе мороженной курицы сложенный вдвое листок. Развернув, она вгляделась в круги и поперечные линии и поняла – Алеша все же попросил у Деда Мороза железную дорогу.
Вторым сюрпризом явилось сообщение свекрови, что готовиться к новогоднему карнавалу надо основательно и умеючи. При этих словах Алене захотелось забраться в морозилку и притаиться там до первого января.
Но Маргарита Сергеевна не дала ей насладиться картинами мирного отдыха в отрешении от мира.
– Подготовкой к карнавалу займется Лидочка, – продолжила свекровь, – моя старая приятельница. Она уже лет двадцать делает это, надеюсь, что и этот год не будет исключением. Она придет сегодня вечером и разберется с кладовками и костюмами. Да и вообще, с генеральной уборкой к Новому году. Вас я этим, Леночка, затруднять не буду – у вас работа, да и книжку писать надо…
В эту минуту Алена была готова расцеловать Маргариту Сергеевну. Третьим сюрпризом этого дня был звонок Мити с работы.
– Сегодня привезут елку, – радостно прокричал он в трубку, – я постараюсь быть к шести!
– Елку? – удивилась Алена. – У нас же есть большая искусственная ель. Мы ее каждый год наряжаем…
– Это был безопасный вариант, пока Лешка рос, – рассмеялся Митя. – А теперь по старой традиции дядя Леня, мамин приятель, привезет из питомника настоящую лесную красавицу, ровную и высокую. Вот Алешка-то обрадуется…
Алена положила трубку и улыбнулась. Чудеса! Оказывается, в этом доме и правда любят праздники. Что ж, видимо, дом полярника не всегда такой холодный, как айсберг в океане, подумала она. И Маргарита Сергеевна не всегда такая ледяная, как арктическая рыба даллия. Возможно, этот Новый год принесет еще немало сюрпризов. И это хорошо.
15 декабря. День разрешения сомнений
Арбатская сказка
Оно поразило меня с первого взгляда. По сути, оно было единственным, что я запомнил там. В тот день мой друг и однокашник Антон прилетел из Нижнего Новгорода в Москву по вызову руководства, и ему требовался какой-то стильный подарок к юбилею генерального директора фирмы. Мы продирались сквозь московскую метель и громко обсуждали, что же можно вручить человеку, у которого все есть.
Если свернуть в арку с шумного бульвара, а потом пройти несколько кварталов, то можно вынырнуть в переулок, который ведет к Арбату. Самое место для антикварного салона.
Этот салон и подвернулся нам очень кстати. Бронзовые львы у входа когда-то разинули пасти да так и застыли на века. Сегодня они смотрелись немного смешно в белых шапочках из снега. И мы, шумно топая ногами, обмахивая снег с воротников, вошли в салон.
Я не люблю, когда ко мне с порога кидаются услужливые продавцы, заглушая своими уговорами ход моих мыслей. А здесь нас встретил лишь одинокий грузный человек, который удобно расположился за столом под антикварной зеленой лампой. Он оторвал взгляд от газеты, кивнул нам и снова углубился в чтение. Мне почудилось, что он внимательно изучает новости из «Ведомостей» начала века…
Итак, мы были предоставлены сами себе и молча прошли по салону. Мы немного согрелись и обсохли и вполне могли насладиться зрелищем, которое открылось нашим глазам. Здесь было немало диковин. На стойках блистали рыцарские латы и кичился золотыми шнурами гусарский доломан, за стеклами витрин располагались древние, позеленевшие чернильницы и китайские вазы. Там же спали на бархатных подушечках монеты, массивные старые перстни и серьги… В этом магазине, подобном диккенсовской лавке древностей, пахло старой бумагой и кожей, свечным воском, пыльным бархатом и слегка каким-то дорогим мужским парфюмом.
Антон застрял у стенда с японскими катанами, я же к ним был безразличен и, сделав круг, свернул в узкую нишу. И… пропал.
Зеркало было огромным, выше человеческого роста, оно будто открывало проход в новый зал. И в этом проходе стоял молодой мужчина лет тридцати и пристально смотрел на меня. Сначала я отшатнулся в полумраке – столь неожиданно это оказалось. Потом усмехнулся – ведь я увидел лишь себя. И тут же в нише зажглась подсветка, и ко мне подошел читатель «Ведомостей». Я молча всматривался в зеркало. Мое лицо казалось несколько иным, чуть непривычным. Бледный лоб, полыхающие пятна на щеках (последствия «горячих поцелуев» метели) и – ярче всего – глаза, огромные и темные. За мной все размывалось, будто в легком тумане. Старая амальгама иногда дает такой призрачный эффект.
– Не правда ли, грандиозно? – спросил меня мужчина и подал мне визитку. На ней значилось: «Домбрачевский Николай Ипполитович, антикварный салон и ломбард „Старая столица“».
– Да… – рассеянно кивнул я.
– Перед вами редчайший экземпляр музейного уровня. Оцените размер и сохранность. Обратите внимание на тонкую резьбу, это ранний русский ампир, – с восхищением добавил Николай Ипполитович, – красное дерево тогда вошло в большую моду. Само зеркало не заменялось, это очень старое стекло начала девятнадцатого века. Возможно, оно видело Пушкина и высший свет Москвы…
Он продолжал говорить что-то, а я все смотрел и не мог отвести глаз. Это зеркало манило и тревожило меня. Я чувствовал себя героем Уэллса, который наконец-то нашел свою Зеленую дверцу. Это была Тайна, приглашающая меня прикоснуться.
Из оцепенения меня вывел Антон:
– Игорь, я нашел серебряный портсигар, это то, что мне нужно. Босс как раз любитель таких штук…
Владелец магазина оживленно заговорил о достоинствах портсигара, и я даже пошел с ними к нужной витрине, повертел в руках серебряную вещицу и одобрительно покивал другу.
Пока портсигар упаковывали в тонкую бумагу ручной работы, я решился задать вопрос:
– Скажите, это зеркало, наверное, стоит довольно дорого?
– Видите ли, зеркало пока не продается, – развел руками Николай Ипполитович, – у меня ведь не только салон, но и ломбард. Этот экземпляр находится в залоге, и его срок истекает только к Новому году. Если зеркало не выкупят, мы поставим его на продажу. Полагаю, оно будет стоить никак не меньше шестисот тысяч рублей. Вы заинтересованы? У вас есть время, чтобы решить, берете вы его или нет.
Я вышел на улицу, будто хмельной. Метель стихла, и старый арбатский переулок был теперь похож на зачарованный лес из сказки «Спящая красавица».
– Колоритное местечко, колоритное, – весело сказал Антон.
– Да, и зеркало очень странное, – невпопад ответил я.
Расставшись с другом, я решил заглянуть на работу к Свете, моей жене. Всю эту неделю моего краткого предновогоднего отпуска, который мне непременно нужно было отгулять, мы с ней встречались после ее рабочего дня, точно парочка влюбленных студентов, в центре и бродили или отправлялись в кафе. Светланка занималась переводами с английского в огромном детском издательстве.