На каждой станции телеграфист сообщает в Хуарес, что во исполнение указаний состав с углем возвращается обратно и машинист испрашивает разрешение продолжать без промедления двигаться в указанном направлении.
Хуарес! Вилья и многие его бойцы хорошо помнят этот городок, лежащий на берегу реки Рио Браво, отделяющий Мексику от ее северного соседа. Ведь они уже освобождали его в 1911 году. Тогда вслед за взятием Хуареса пала диктатура Диаса. И теперь, если валиентес — храбрецы Северной дивизии — не посрамятся, Хуарес вновь будет принадлежать революции. Вилья верит, что это послужит началом конца диктатуры Уэрты.
Хуарес — важный торговый центр. В нем много магазинов и лавок, в которых продаются самые разнообразные товары, даже оружие. В городе много увеселительных заведений — притонов и игорных домов, где проводят свой досуг бизнесмены с северного берега Рио Браво. В Хуаресе Северная дивизия сможет обуться, одеться и вооружиться. Были бы деньги, а уж гринго продадут любое оружие даже своему самому заклятому врагу. Бизнес есть бизнес — таков уж закон, действующий на земле северного соседа. Вилья хорошо знает это. Ведь он жил два месяца в Эль-Пасо и даже выучил несколько слов по-английски.
В Хуаресе свил себе гнездо предатель Паскуаль Ороско, пошедший в услужение к Уэрте. Давно уже плачет по Ороско и его пистолерос виселица. Теперь-то они получат по заслугам.
Самалаюка — последняя станция перед Хуаресом. Пока телеграфист шлет от имени машиниста угольного состава очередной рапорт командующему гарнизоном в Хуаресе, Вилья отдает своим командирам последние распоряжения.
…Всего два часа длился бой за Хуарес. Офицеры гарнизона спохватились только тогда, когда все стратегические пункты в городе уже были заняты Северной дивизией. Ороско, однако, скрылся.
Стрельбой трудно удивить кого-либо в Хуаресе. Поэтому, пока бойцы Вильи брали укрепленные пункты врага, в игорных домах как ни в чем не бывало продолжали играть в рулетку и в карты гринго и их мексиканские друзья. Полковник Медина обошел все притоны и собрал богатый урожай — 300 тысяч песо, которые пополнили всегда пустовавшую казну Северной дивизии.
На следующий день Вилья назначил революционные власти города. Наконец Карлитос Хауреги стал Директором лотереи! Все эти месяцы он не расставался со своим бывшим узником.
Вилья приказал в городе не стрелять.
— Бегущему врагу — золотой мост, — сказал он на совещании командиров. — Мы на границе. Гринго внимательно следят за нами. Их газеты пишут, что мы грабители и убийцы. Покажем же им, что мы больше уважаем жизнь человека, чем наши враги.
И Вилья приказал объявить населению: всем тем, кто имеет основание опасаться репрессий, дается трехдневный срок для перехода границы, разумеется без капиталов и какого-либо имущества; им даруется жизнь, но награбленное ими богатство принадлежит народу.
20 ноября в Хуаресе состоялся парад победителей в честь годовщины революции, начавшейся два года назад. На улицы высыпал весь трудовой люд. Парад принимал командующий Северной дивизией генерал Франсиско Вилья.
В этот день сотни новых добровольцев записались в Северную дивизию.
До поздней ночи веселились жители Хуареса, а когда уставший, но счастливый город погрузился в сон, с вокзала отошел состав. Это возвращались к Чиуауа Панчо Вилья, его командиры и бойцы. Впереди их ждали новые жаркие схватки, новые бои и новые победы.
НАКОНЕЦ В ЧИУАУА
23 ноября 1913 года Северная дивизия под командованием Панчо Вильи дала при Тьерра-Бланка бой армии Уэрты, пытавшейся преградить путь в Чиуауа. Два дня длилось сражение, в котором участвовало свыше 10 тысяч солдат с той и другой стороны. Войска Уэрты, потеряв свыше тысячи солдат убитыми, ранеными и пленными, поспешно отступили, оставив три железнодорожных состава и 10 орудий.
В этом бою отличился Родольфо Фьерро. На лошади погнался он за одним из поездов отступавшего противника. Обстреливаемый, Фьерро догнал поезд, на полном ходу прыгнул на подножку вагона, добрался до тормозов и остановил поезд.
Путь на Чиуауа был открыт. Гарнизон в панике бежал к американской границе. 8 декабря 1913 года Вилья во главе своих войск вошел в столицу штата, приветствуемый населением. Теперь под его властью находилась территория, равная Пиренейскому полуострову. На ней командующий Северной дивизией собирался установить революционный порядок.
Однако Вилья не учитывал возможной реакции со стороны «первого вождя», который со смешанным чувством радости и тревоги наблюдал за успехами своего могучего союзника. Карранса видел в лице Вильи представителя слепой, обуянной примитивными страстями крестьянской массы, господство которой, по его мнению, могло вызвать только хаос в республике.
Революция в понимании Каррансы, буржуазного деятеля, могла победить лишь при условии, если эта стихийная сила будет своевременно обуздана и поставлена под контроль. А это означало в первую очередь подчинение ему тех, кто вел за собой эту силу, то есть революционных вождей крестьянства, в первую очередь Вильи и Сапаты.
Сапата в отличие от Вильи никогда не признавал власти «первого вождя». Недаром писал о нем Джон Рид: «Он радикал, логично мыслящий и идеально последовательный». Джон Рид считал Сапату «самым замечательным человеком» мексиканской революции. Знал силу Сапаты и Карранса. «Первый вождь» отдавал себе отчет в том, что Сапату он сможет обуздать, только применив оружие.
Если бы Карранса удовлетворил основное требование крестьян, дал им землю, освободил их от векового гнета помещиков, то ему нечего было бы опасаться Вильи и Сапаты. Но Карранса и его единомышленники считали раздел земли делом далекого будущего. Они боялись восстановить против себя помещиков и поэтому утверждали, что земельный вопрос можно будет решить только после свержения Уэрты.
Как же обуздать степного центавра, как называли они Вилыо? Это больше всего беспокоило Каррансу, и в этом вскоре убедился Вилья.
Не успела Северная дивизия освободить Хуарес и Чиуауа, как Карранса, ничем не способствовавший одержанным победам, назначил местные власти, причем их представляли люди, которым Вилья меньше всего доверял.
Об истинном отношении Каррансы к Вилье ему выболтал лисенсиат Эскудеро, которого «первый вождь» прислал в Хуарес для переговоров с командующим Северной дивизией.
Вилья пригласил Эскудеро к столу. За обедом Вилья, как обычно, не пил. Эскудеро же быстро напился, охмелел и разболтался.
— Ты храбрый, Вилья, но твоя храбрость — это храбрость дикаря, а не цивилизованного человека. Ты считаешь себя великим полководцем, а читать карту не умеешь. В общем ты троглодит, ты должен во всем слушаться дона Венуса, иначе тебе крышка.
Вилья молча слушал лисенсиата, который все больше и больше распалялся.
— Знай, Вилья, что подлинная храбрость заключается не в умении стрелять по людям, а в умении людей бросаться под пули.
Тут Панчо не выдержал и выхватил пистолет.
— Ах ты, несчастный одеколонщик, кого ты учишь храбрости, сукин сын?
— Тебя, грязного пеона! — продолжал бушевать пьяный лисенсиат. — Если тебя не научить уму-разуму, то ты окажешься вторым Ороско.
Вне себя от ярости Вилья готов был застрелить на месте посланца Каррансы, но присутствовавшие стали ему доказывать, что стрелять в пьяного не подобает отважному человеку. Большого усилия стоило Вилье взять себя в руки. Он приказал выгнать все еще шумевшего лисенсиата и на следующий день сообщил по телеграфу Каррансе о поведении его представителя. И хотя Карранса принес свои извинения и отстранил лисенсиата от должности, этот эпизод позволил Вилье понять, как относится к нему окружение «первого вождя», да и он сам.
Вилья становился еще более недоверчивым к «шоколадникам» и «одеколонщикам», как презрительно называл он окопавшихся в тылу лисенсиатов и других людей из окружения Каррансы. Теперь враги Каррансы — его друзья.
Чудом спасся от расправы генерал Фелипе Анхелес, которого Уэрта арестовал вместе с Мадеро и Пино Суаресом. Высланный во Францию, Анхелес вскоре возвратился в Америку, пересек мексиканскую границу и явился в ставку Каррансы. «Первый вождь» назначил его временно исполняющим должность военного министра. Но к Анхелесу враждебно относится Обрегон, любимец Каррансы. Об этом узнал Вилья. Он попросил Каррансу направить Анхелеса в Северную дивизию командующим артиллерии. Карранса согласился, и Анхелес стал одним из ближайших соратников и советников Вильи. Знания Анхелеса, бывшего директора военной академии и опытного артиллериста, очень пригодились Северной дивизии.
Война продолжалась. Оставив Чиуауа, враг укрепился в городе Охинаге, неподалеку от американской границы.
И вот снова мчатся железнодорожные составы по степи, а рядом с ними летят на конях всадники. Армия Вильи идет на Охинагу.
Начало января 1914 года. В степи заморозки. Солдаты кутаются в сарапе, но вид у них бодрый. Они уверены в победе, ведь их ведет в бой сам Панчо Вилья, гроза помещиков и прочих паразитов.
Утром 11 января 1914 года Вилья обращается к своим бойцам.
— Командиры и солдаты! Мы пришли сюда, чтобы выполнить наш долг. Я здесь для того, чтобы взять Охинагу, и жду от вас, что вы будете послушны моим приказам. Как только наступит ночь, начнется штурм города всеми бригадами Северной Дивизии. Тот, кто отступит или струсит, будет расстрелян на месте. Вы знаете, мучачитос, что в бою выживают смелые и гибнут трусы.
В ответ раздалось громовое: «Вива Вилья!» Так бойцы Северной дивизии приветствовали своего командующего. С этими словами на устах шли они в бой, одерживали победы, умирали. Этот боевой клич вызывал панику и смятение в стане врагов.
Через час Охинага была взята.
Офицеры гарнизона, как только начался бой, перешли вброд Рио Браво и укрылись в США. Рядовые солдаты поспешили сдаться или разбежались.
На следующий день командующий американским гарнизоном по другую сторону границы полковник Джон Першинг выразил желание встретиться с «уважаемым» генералом Вильей, с тем, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Вилья согласился. Встреча произошла на границе.
К условленному пункту, где его уже ждал в окружении своих адъютантов американский полковник, Вилья прискакал в сопровождении своих командиров. Небритый, увешанный патронными лентами, Вилья представлял собой разительный контраст со щеголеватым американским полковником.
Секунду оба смотрели друг на друга, затем, не сходя с лошадей, поздоровались.
— Полковник Першинг, — сказал американский переводчик, — приветствует прославленного полководца Вилью и поздравляет его с блестящей победой.
— Передайте полковнику, что я благодарю его за поздравление, а также за то, что он пригрел Ороско и других предателей и избавил меня тем самым от смертоубийства.
Переводчик передал Першингу слова Вильи. Американский полковник оскалился и быстро заговорил по-английски.
— Полковник просит передать вам, — тараторил переводчик, — что он изучает вашу тактику и стратегию и считает вас мексиканским Наполеоном.
— Я слыхал про такого французского генерала. Но мексиканцам нечего учиться у французов. Они их били во времена президента Хуареса.
— Полковник просит передать, что он может оказать медицинскую помощь раненым, если вы, генерал, в таковой нуждаетесь.
— О своих раненых мы привыкли заботиться сами.
Вилья махнул рукой американским офицерам, дернул поводья и поскакал по степи обратно, к Охинаге. За ним последовали его командиры.
Американские офицеры еще долго стояли на границе, следя за облаком пыли, которое постепенно удалялось, пока не растаяло на горизонте.
ОСВОБОЖДЕНИЕ ТОРРЕОНА
В марте 1914 года Северная дивизия вновь погрузилась в вагоны и двинулась на юг, по направлению к Торреону, где на этот раз Уэрта сосредоточил свои главные силы. Ими командовал опытный генерал Веласко.
Северную дивизию сопровождал в этом походе молодой американский корреспондент Джон Рид, который сочувственно относился к борьбе мексиканского народа за свою свободу. Вилья любил и уважал этого вихрастого парня с ясными голубыми глазами не только за его сердечность, но и за смелость, выносливость и скромность. Джон Рид неоднократно участвовал в походах, принимал участие в сражениях.
На подступах к Торреону Рид навестил Вилью в его штабном вагоне.
«Это был, — писал в одной из своих корреспонденции с фронта Рид, — небольшой красный вагон с ситцевыми занавесками на окнах… Он разделен перегородкой на две половины — кухню и спальню генерала. Эта комнатушка была сердцем армии. Здесь происходили все военные совещания, и пятнадцать генералов, принимавших в них участие, с трудом умещались в ней. На этих совещаниях обсуждались важнейшие вопросы кампании, генералы решали, что надо делать, а затем Вилья отдавал приказы, какие считал нужными. Стены вагона были выкрашены в грязно-серую краску, к ним приколоты фотографии прекрасных дам в театральных позах, большой портрет Каррансы, фотография Фьерро и портрет самого Вильи. В стены были вделаны две широкие откидные полки, на одной спали Вилья и генерал Анхелес, на Другой — личный врач Вильи и его секретарь…»
Однажды утром Джон Рид явился в этот вагон.
— Что вам нужно, амиго? — спросил Рида Вилья, сидевший на краю полки в одном белье. Тут же стояли несколько солдат.
— Мне нужна лошадь, генерал!
— Черт возьми, нашему другу потребовалась лошадь! — саркастически улыбнулся Вилья, и все окружающие расхохотались. — Вы, корреспонденты, того гляди потребуете себе автомобиль! Послушайте, сеньор корреспондент, известно ли вам, что около тысячи солдат в моей армии не имеют коней? Возьмите поезд. Зачем вам еще лошадь!
— Затем, чтобы поехать с авангардом.
— Нет, — улыбнулся он. — Слишком много пуль летит навстречу авангарду…
Разговаривая, Вилья быстро одевался и время от времени потягивал кофе прямо из грязного жестяного кофейника. Кто-то подал ему саблю с золотым эфесом.
— Нет! — сказал командующий презрительно. — Мы идем в бой, а не на парад. Подайте мне мою винтовку!
Минуту он стоял у двери своего вагона, задумчиво глядя на длинные ряды всадников, вооруженных самым различным образом, но непременно с перекрещивавшимися патронными лентами на груди. Затем он быстро отдал несколько распоряжений и вскочил на своего огромного жеребца.
— Пошли! — крикнул Вилья.
Заиграли трубы, и отряды один за другим поворачивали к югу и скрывались в облаках пыли.
Наконец из виду исчезла вся Северная дивизия…
Во время остановки у станции Бермехильо на вокзале зазвонил телефон. Вилью попросили взять трубку.
— Кто у телефона?
— Франсиско Вилья, ваш покорный слуга.
— А я генерал Веласко. Рад с вами познакомиться, генерал Вилья. Вы уже захватили Бермехильо?
— Как видите, генерал.
— В таком случае, ждите нас.
— С удовольствием, вам будет оказана достойная встреча.
— Не забудьте приготовить нам ужин.
— Даже с салфеткой и какао на десерт.
— А много ли вас?
— Всего два полка артиллерии и 10 тысяч мучачитос, которым не терпится с вами позабавиться.
Веласко, разумеется, и не думал выходить из Торреона. Он надеялся, что наступление Северной дивизии захлебнется, встретив мощное сопротивление еще на подступах к городу.
Сакраменто, Санта Клара, Мапими, Лердо, Гомес Паласиос — каждый из этих сильно укрепленных населенных пунктов Северная дивизия брала с бою. Солдаты сражались с ожесточением, враг проявлял не меньшее упорство. Вилья и его командиры, как обычно, первыми бросались в бой, но пули, казалось, их не брали.
26 марта 1914 года Вилья передавал Каррансе по прямому проводу: «Сеньор, три дня и три ночи сражались наши войска, наконец они взяли Лердо и Гомес Паласиос. Враг отступает, неся большие потери. У нас 600 раненых, точное число убитых мне пока неизвестно. О них, согласно моему долгу, я сообщу позднее, и мы оба будем горевать по поводу гибели стольких преданных революции бойцов. В прошедших боях хорошо показала себя артиллерия, которой командует генерал Анхелес. Отличились бригады «Морелос» и «Вилья». Генерал Урбина был вместе со мною всю ночь в гуще сражения. Я поздравляю вас, сеньор, с этой победой народного дела, а также поздравляют генерал Анхелес и генерал Урбина, которые находятся здесь, рядом со мной».
В конце марта Веласко послал английского консула в Торреоне к Вилье с предложением заключить перемирие на 48 часов для того, чтобы собрать раненых с поля брани и захоронить убитых.
Вилья попросил консула передать генералу Веласко, что на его участке нет ни раненых, нуждающихся в помощи, ни убитых, которых следует захоронить. Его раненых быстро подбирают санитары. Если боец легко ранен, его перевязывают и он возвращается на передовую, если тяжело — его направляют в тыл. Что касается убитых, то их останки давно покоятся в земле. Не для этих целей предлагает генерал Веласко перемирие, а для того, чтобы выиграть время и дождаться подкреплений. Нет, на перемирие, приносящее пользу врагу, Вилья не пойдет.